2

2

Поэзия Гронского полна героического пафоса.

Из всего им написанного три лучшие вещи - три большие поэмы - посвящены бесстрашию, самоотвержению и личной доблести, чести - геройству в воздухе («Авиатор»), на море («Миноносец») и на суше (альпийская поэма «Белладонна»).

Тот, кто знает общий дух упадочничества, растворяющий в себе всё наиболее талантливое и своеобразное, появляющееся на русском монпарнасе, поймет, сколько нужно было иметь самому отваги и силы, чтобы писать так. Писать вопреки общему духу, который сам себя признал «хорошим тоном», а всё на него не похожее осудил именем «тона дурного». В этой скрытой борьбе мы найдем объяснение и молчанию Гронского при жизни. В литературных парижских салонах он был попросту не ко двору. Между тем его поэзия была действительно, в отличие от поэзии в эмиграции, поэзией эмиграции, отвечающей трагическому и героическому времени, переживаемому нами.

Критикой была отмечена державинская традиция поэзии Гронского. Иваск же указал, что поэты XVIII века были восприняты Гронским через поэзию М. Цветаевой. На близость его к Цветаевой указывал, помнится, и А.Л. Бем. Теперь, когда нам стало доступно всё его поэтическое наследство, близость эта становится очевидной. От Цветаевой Гронский заимствовал свои первые стилистические приемы. Но, главное, в ее влиянии он нашел опору в своем героическом пафосе, в своей смелости любить Россию и открыто заявить об этой любви, - в исповедании России.

Я сказал, что поэзия Гронского полна героического пафоса. Она также полна и пафоса религиозного. Тут Гронский мог найти учителей только среди одописцев екатерининского времени. Им, первым русским поэтам, единственно был свойствен этот свободный полет на грани между риторикой и боговидением. Но в Гронском чувствуется сын своего века. Он пишет о подвигах, о неизъяснимых наслаждениях смертного сердца в гибели. Герои, духи, стихия - движут его миром, всегда помнящим о первых днях своего бытия и своих последних апокалипсических днях. Есть у поэта целые страницы напряженного чистого молитвенного полета. И вместе с тем этот полет никогда не оставляет из виду землю. Это полет над землею - сосредоточенный, за которым с земли следят с замирающими сердцами оставшиеся внизу; это альпийский путь восхождения по краю бездны - суровый жизненный подвиг.

Меч, 1936, №?22, 31 мая, стр.5. Ср.: Л. Гомолицкий, «Несколько слов по поводу “Белладонны” Н. Гронского», Новь (Таллинн), Сб. 8, стр.192-193.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.