Письмо IV Новейшее направление нашей литературы

Письмо IV

Новейшее направление нашей литературы

В предыдущем письме я говорил о современном состоянии нашей литературы и указал на новое движение, образовавшееся движение от этой жалкой сферы так наз. образованного общества, от новых странно-бледных копий с Западных обществ, от этих героев-мужчин a la Barbier, от этих дам a la George Sand, столь богатых победами, страданиями и страстями, от этих вечных лгунов мысли, чувства и жизни. – Вся эта лихо играющая влагой улица, искусственным жаром теплицы, в которой растения вянут при своем появлении из зерна, вся эта область может быть предметом для созерцания художника, – только с точки зрения высоко-комической, только в силу обличения ее лжи, элемента ее существования. Попытки такого изображения этой сферы были, но не были вполне искренни и падали только на некоторых представителей этой сферы. Между тем мысль уже давно указывала на ложь всей этой области жизни, оторванной от жизни народной, указывала на простой народ как на хранителя русских начал, указывала на его быт как на быт самостоятельно русской, в котором лежит для нас опора, указание и надежда, из которого, как из зерна, разовьется самостоятельная жизнь для России, обогащенная опытом, укрепленная мыслию, прошедшая сквозь соблазн обезьянства, сквозь искушение отрицания. Литература наша, относясь более с чувством какой-то понятной гордости к крестьянам и вообще ко всему народному, наконец иначе обратилась к русской народности, сперва с некоторым почтением, которого как будто стыдилась, как будто совестилась, что с русским мужиком она входила в сношения серьезные; но мало-помалу сила правды подействовала на наших писателей, и в нас заговорило, м. б., робкое и радостное желание оправдать русского крестьянина (короче, писатели стали его адвокатом). Таким образом образовалось целое направл. литерат. и многие писатели стали деятельно описывать, изображать народный быт, крестьян; такое направление литер., такое направление талантов в писателях видно заметнее.

Стремление прекрасное, и за доброе желание спасибо, – но тут есть свои неудобства.

Предмет наших авторов другой – это правда; но произошла ли нужная перемена в них самих? Они изображают народность, но пробудилась ли она в самих писателях, поняли ли они русской народ? исполнились они, хотя отвлеченно, хотя б разумом, его духа? Одним словом, литераторы наши, обратившись к народу, перестали ли сами быть писателями? Вот важные вопросы; на них ответ дают произведения писателей, и ответ этот неблагоприятен.

Народное художество: Песнь, которую народ определяет как Быль, – это художество, ставши личным в нашей литературе, сейчас от народности отказалось и сделалось нами более или менее талантливым отражением чуждой мысли, чуждого чувства, приветствуя народ на расстоянии. – Дело шло таким образом долго. – И вот недавно в личном художестве явилось стремление к народности и народу. – Но столетнее верование не исчезает вдруг, и отделаться от него легко нельзя. В произведениях писателей наших мы это видим (иначе направление такое не может не принести плода). – Когда писатель-иностранец обращается к народу, которому он чужд внутренно, и хочет изобразить его, то на что прежде всего обратит он внимание? Разумеется, на наружность, на то, что поразит его зрение, слух; он старается наблюдать и подмечать; он в народе видит ухватки, их может схватить верно. – Точно так же с внешней стороны схватывается и речь народа. – Писатели наши жадно кидаются на все внешние признаки народности, на родинки, бородавки и пятнышки народного образа и народной речи и не видят, что под всеми родинками и пятнышками идет уже общая жизненная человеческая народная жизнь, что истинная народность, и быт, и слова ускользают от них за этими внешними признаками, которые в жизни ясно не заметны, а перенесенные в искусство, становятся ярче и значат более, чем на деле. – Уловить народный быт так нетрудно. Свидетельством этому, служат изобилие наших изобразителей народного быта.

Но чисто внешних признаков одних не существует, и поэтому писатель, хотя и употребляет и внимание, и талант свой на изображение этих одних внешностей, не может при них остаться. Здесь уже дело изменяется от взгляда самого автора на крестьянина, от степени его понимания. Тут наблюдение идет далее и старается подметить выражение физиономии; подмеченное передается, и портрет становится похожим наружно или во столько, во сколько наружность, принятая за основание, передает внутреннее. – Мало того, здесь дело изменяется от взгляда самого автора на крестьянина, от степени авторского понимания. Вспомните, что весь внутренний мир наш устроен подобно внешнему. Писатель, обратившийся с любовью к русскому народу, готов видеть в нем те качества и достоинства, какие в его понятиях приносят честь человеку. Тот, кто благоговеет пред рыцарством, тот открывает в крестьянине рыцарские свойства, кто в страстях видит энергию, тот готов отыскать в нем страсти. Кто видит благородство в мщении, тот придает характеру крестьянина мстительность и т. д. Нет сомнения, все такие стремления умеряются желанием быть верным, но они имеют полное влияние на произведения наших писателей.