Том 2[6]

Том 2[6]

<…>

Те условия, в которых складывалась национальная жизнь Московского царства, с течением времени все больше и больше уединяли его в особую систему представлений политических, религиозных, общественных, образовательных (16).

<…> Русские люди того века <…> были твердо убеждены в своем правоверии и в своем национальном превосходстве над всякими иноземцами, и восточными и западными. Их идеал было царство в библейско-византийском, а кроме того и в восточно-азиатском стиле. Европа понималась как латинство; и даже когда совершилась реформация, по мнению русских книжников на свете прибавилась только одна новая «люторская» ересь. Все это вместе считалось «поганым», басурманским, нехристью: от одного века до другого все увеличивается это отчуждение, недоверие и высокомерное презрение к западным иноземцам. Мы видим дальше, как наконец нужды самого государства заставили его обратиться к помощи иноземцев, – как в самой жизни, практической и литературной, природа, изгоняемая в дверь, влетала в окно, и как мало-помалу основались умственные и художественные связи, которые легли в основу новейшего периода нашей литературы (18). <…>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.