Читайте также
СТРАШНЫЙ СУД. Достоевский
Перечитывая Достоевского, нельзя не заметить, как далеко увели российскую словесность от собственно литературы ее великие авторы. Особенно это бросается в глаза, если читать Достоевского медленно, чему сам писатель отчаянно противится. Как
III. «Ночь ползет, тая во мраке страшный лик…»
Ночь ползет, тая во мраке страшный лик.
Веки тяжкие открою я на миг.
На стене темничной пляшет предо мной
Тенью черной и гигантской часовой.
Чуть мерцает в подземельи огонек.
Тело ноет, онемевши от досок.
Низки каменные своды,
27. «Не зверь ли я? А ночь всё та ж…»
Не зверь ли я? А ночь всё та ж…
Над сердцем тихо веет.
Всё та же ночь, всё тот же страж
В молчаньи цепенеет.
Ползет алчба, грядет испуг,
В ушах самум гуляет.
То крысий зов, то крысий дух:
Кто дышит, тот
48. «Я зверь безумный, зверь священный…»
Я зверь безумный, зверь священный,
Я жду тебя в тиши полночных чар.
Закон любви, царящий во вселенной,
Мне обещал блаженства дивный дар.
Меня душили грозы вожделенья,
Ночей бессонных жадная тоска.
Назрела страсть без воли, без
«В тот страшный год протяжно выли волки…»
В тот страшный год протяжно выли волки
По всей глухой встревоженной стране.
Он шел вперед в походной треуголке,
Верхом на сером в яблоках коне.
И по кривым ухабистым дорогам,
В сырой прохладе парков и лесов,
Бил барабан нерусскую
ЗВЕРЬ РЫКАЮЩИЙ
Сарацин Паломид — рыцарь храбрый и честолюбивый, прославленный и пользующийся уважением — все время оттягивал свой переход в христианскую веру и оставался нехристем. Однажды случился бой, в котором Паломид победил и убил другого сарацина, а когда
Зверь Рыкающий
Сарацин Паломид — рыцарь храбрый и честолюбивый, прославленный и пользующийся уважением — все время оттягивал свой переход в христианскую веру и оставался нехристем. Однажды случился бой, в котором Паломид победил и убил другого сарацина, а когда
Зверь Рыкающий (Wuesting Beast)
Чудовище, упоминаемое в легенде о короле Артуре в версии Томаса Мэлори (Le Morte d’Arthur). Зверь действительно отвратительный: морда змеиная, тело — леопарда, круп — льва, а голени — оленя. Когда существо двигалось, из брюха у него вырывались такие звуки,
Глава 5. Ни зверь, ни человек…
Но бедный, бедный мой Евгений…Увы! его смятенный умПротив ужасных потрясенийНе устоял. Мятежный шумНевы и ветров раздавалсяВ его ушах. Ужасных думБезмолвно полон, он скитался.Его терзал какой-то сон.“Его терзал какой-то сон” — прямое
СТРАШНЫЙ СУД. Достоевский
Перечитывая Достоевского, нельзя не заметить, как далеко увели российскую словесность от собственно литературы ее великие авторы. Особенно это бросается в глаза, если читать Достоевского медленно, чему сам писатель отчаянно противится. Как
Страшный сад
Петропавла привели отнюдь не в НАСЕЛЕННЫЙ ПУНКТИК. Когда Белый Свет, на котором разыгрывались события последнего времени, подошел к концу, Остов Мира вдруг заявил голосом гида:– СТРАШНЫЙ САД.Петропавел не то чтобы оробел, но сильно проникся: словосочетания
«Зверь в загоне»
Сам Б. Л. Пастернак называл этот период «вторым рождением». В это время он напряженно работает над романом «Доктор Живаго», который, по замыслу автора, должен был стать выражением его взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории.В роман