Дон Кихот

Дон Кихот

«Я горячо люблю вас, – упавшим голосом сказал Дон Кихот. – Это самый трудный рыцарский подвиг – увидеть человеческие лица под масками… но я увижу, увижу! Я поднимусь выше».[103]

Современники хохотали от этих слов до упаду. Почему же столь смешон Рыцарь Печального Образа? Потому что положительный, идеальный герой может быть только смешным, иначе он окажется лживым и приторно слащавым, в него просто никто и никогда в этом мире не поверит.

Величие и значение Дон Кихота заключается именно в том, что этот полусумасшедший, преисполненный благородных чувств и наивных устремлений старик оказался, пожалуй, единственным абсолютно положительным и при этом до отчаяния реальным героем во всей мировой литературе. Оттого мы так любим его и так сочувствуем глупым с житейской точки зрения похождениям и бедам, выпавшим как на долю самого рыцаря, так в еще большей мере на долю тех, кого вздумал он облагодетельствовать.

Бесспорно, говорить о Дон Кихоте в отрыве от его верного и добродушного оруженосца Санчо Пансы, самого воплощения здравого смысла и народной смекалки, просто невозможно, хотя, скажу откровенно, мне очень не нравится распространенное в литературе сопоставление Дон Кихота – возвышенного идеала с Санчо Пансой – приземленным, но устремленным к лучшему народом. Мы откажемся от него сразу. А теперь об авторе «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского».

Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) родился в испанском городе Алькала-де-Энарес. Он стал четвертым ребенком в семье идальго, по бедности вынужденного трудиться брадобреем-костоправом, что считалось зазорным для дворянина. Мать мальчика, если верить ряду исследователей, была из семьи крещеных евреев.

По роду деятельности отца Сервантесам пришлось много путешествовать, так что к совершеннолетию Мигель объездил уже почти всю страну. В юношестве он увлекся писательством. В Мадриде Мигель учился у Хуана Лопеса де Ойоса, который в 1569 г. опубликовал в изданном им сборнике первое стихотворение одаренного ученика.

Пришло время делать карьеру. Первоначально Сервантес выбрал путь придворного. По рекомендации де Ойоса он устроился на службу камерарием (ключником. – Ред.) к чрезвычайному послу папы Пия V, монсеньору Джулио Аквавива-и-Арагону, приехавшему в 1568 г. в Мадрид. Вместе с послом в начале 1569 г. Сервантес перебрался в Рим.

Во второй половине 1570 г. он оставил Аквавиву и поступил в испанскую армию, расквартированную в Италии. В это время здесь как раз разворачивалась война антитурецких сил, возглавлявшихся Испанией, против Османской империи.

В знаменитой битве при Лепанто Сервантес оказался в центре сражения и проявил чудеса храбрости. Он был ранен в грудь и в левую руку, которая с тех пор навсегда осталась парализованной.

Отлежавшись в госпитале и не имея средств к существованию, молодой человек был вынужден вернуться на службу, где отличился в боях за Корфу. Героизм воина был замечен самим доном Хуаном Австрийским.[104] Полководец выдал Сервантесу рекомендательные письма ко двору, которые должны были обеспечить ему почетный прием на родине и чин капитана.

По пути в Испанию осенью 1575 г. галера, на которой плыли Мигель и Родриго Сервантесы, была захвачена пиратами. Пленников отвезли в Алжир и продали в рабство. Найденные у Сервантеса рекомендательные письма от дона Хуана сыграли скверную роль в его дальнейшей судьбе. Невольника сочли за знатную особу и для выкупа заломили невероятно огромную сумму в 500 золотых эскудо. Раба купил сам турецкий наместник в Алжире Гасан-паша. В плену Сервантес «своим бесстрашием и волей заслужил уважение врагов, и ему более или менее сходило то, что он четырежды пытался организовать побег пленных».[105] Только в 1580 г. молениями нищей семьи беднягу выкупили тринитарии.

По возвращении на родину Сервантес ожидал награды от короля. Но дон Хуан к тому времени уже умер, а Филиппу II не было дела до любимца сводного брата.

Пришлось Сервантесу как милости выпрашивать разрешение на возвращение в армию. Его направили в Португалию. Три последующих года прошли в военных походах. В это время тридцатисемилетний солдат вступил в связь с актрисой Аной Франкой де Рохас, которая в 1584 г. родила от Сервантеса дочь Исабель де Сааверда.

Осенью 1584 г. Сервантес женился на девятнадцатилетней Каталине де Паласиос Салазар-и-Возмедиано, за которой получил небольшое приданое, что позволяло молодой семье потихоньку встать на ноги. Однако через год умер отец Мигеля, и на его плечи легли заботы о матери и двух сестрах. Окончательно уйдя в отставку, Сервантес попытался зарабатывать на жизнь литературой.

Вышедший в 1585 г. его пасторальный роман «Галатея» успеха не имел.

Не повезло Сервантесу и в попытке вступить в соперничество с Лопе де Вегой, поклонником творчества которого он был. Сервантес создал и добился постановки на сцене около 30 пьес, однако зритель принял их без особого интереса, так что драматургия не стала для автора источником доходов.

Однако семье надо было на что-то жить. И тогда Сервантесу удалось устроиться на интендантскую службу – комиссаром по срочным хозяйственным заготовкам для «Непобедимой Армады». Дважды он реквизировал пшеницу, принадлежавшую духовенству, и хотя комиссар выполнял приказ короля, ему пришлось вступить в противостояние с церковным управлением в городке Эсихе, в результате чего его чуть не отлучили от церкви и не отдали под суд инквизиции.

Сервантес не отличался аккуратностью, неоднократно терял важные финансовые документы, что периодически приводило его к столкновениям с органами государственного контроля. В итоге в 1592 г. писатель впервые, хотя и на короткий срок, попал в тюрьму.

В 1594 г. его назначили сборщиком налоговых недоимок в королевстве Гранады. На этой должности Сервантес дважды был ложно обвинен в сокрытии денег (самовольно прощал беднякам долги) и отсидел в Севильской королевской тюрьме в 1597 и 1602 гг. В последнем заключении писатель и задумал пародийный роман о рыцаре-недотепе.

По версии некоторых исследователей,[106] скучая в тюремных застенках, Сервантес предался воспоминаниям о недавно погибшем брате Родриго, об их совместном пребывании в алжирском рабстве, а заодно припомнил и услышанные там истории про легендарного суфийского учителя Сиди Кишара, во многом идентичного Ходже Насреддину.

Из этих воспоминаний и сложилась идея пародийного произведения на тему модных тогда рыцарских романов. Главным героем пародии должен был стать испанский Кишар, получивший имя Дон Кихот от испанского слова «киход» – производного от арабского слова «кишар» и имеющего тот же смысл – «угрожающая гримаса». В рассказ о Дон Кихоте частично вошли истории, случившиеся с Сиди Кишаром. Так, премудрый суфий принял за грозных гигантов водяные мельницы, а Дон Кихот – ветряные.

В 1604 г. Сервантес навсегда оставил службу, а жена его навсегда оставила Сервантеса. Писатель поселился с сестрами, дочерью и племянницей (дочерью Андреа) в Вальядолиде, бывшем тогда столицей Испании. Там, в маленькой квартирке (где проживали пять человек и которая днями становилась пошивочной мастерской) и была окончательно доработана первая часть бессмертного романа.

«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» был опубликован в январе 1605 г. Успех превзошел все ожидания издателя, но сам Сервантес так никогда и не узнал о своем торжестве. Читатели буквально сметали роман с прилавков – издание за изданием, Дон Кихот при жизни своего создателя стал нарицательным персонажем, но Сервантесу об этом не сказали! Правда, ему заплатили хороший гонорар и закупили права на дальнейшие переиздания, так что время нужды для писателя закончилось навсегда.

Вскоре за дело взялись враги Сервантеса. В 1614 г. вышла книга некоего Алонсо Фернандеса де Авельянеды[107] «Второй том хитроумного идальго Дон Кихота Ламанческого». Это была пародия на роман Сервантеса.

Считается, что вторая часть «Дон Кихота» стала ответом на пасквиль де Авельянеды и написана всего за год, поскольку была опубликована в 1615 г. Такое утверждение вызывает большие сомнения, слишком огромной и длительной духовной работы писателя потребовал этот труд. Ведь тот Дон Кихот, которого мы сегодня знаем, это прежде всего герой второго тома романа.

И здесь, наверное, целесообразно поговорить о мистической стороне писательского труда, о том редчайшем явлении, когда в процессе работы над книгой ее герой овладевает автором и сам диктует и развитие сюжета, и свой ни на кого не похожий образ.

Дон Кихот – идеальный герой евангельского типа. Вопреки окружающей реальности он громогласно отрицает порочность человека, в упор не желает видеть гнусность и подлость сущего и упрямо провозглашает светлость человеческой души. И происходит это в годы вопиющего разложения европейского христианского общества, на закате эпохи пап-меценатов, скомпрометировавших римскую курию во всемирном масштабе (папство по сей день не в силах очиститься от вопиющих мерзостей этих «святых» отцов) и спровоцировавших Реформацию, которая, в свою очередь, не только залила континент потоками крови, но и положила начало процветающим ныне всеобщим атеизму, индивидуализму и нигилизму.

И еще один парадокс – вот уже несколько столетий Дон Кихот считается героем эпохи Возрождения, в то время как он, будучи истинным героем раннего христианства, являет собой антипода героям Ренессанса и призван свыше противостоять их сугубо земному плотскому мировоззрению. Речь, конечно, идет прежде всего о Дон Кихоте из второго тома, что необходимо понимать. Ведь Дон Кихот первого тома – всего лишь больной, вообразивший себя странствующим рыцарем человек, живущий в мире книжных иллюзий. Дон Кихот же второго тома прозрел! Он вдруг увидел мир таким, каков он есть в действительности, но отказался принимать его за неизбежную реальность и стал искать в окружающем сокрытый под пластами духовной и нравственной грязи первозданную, перворожденную чистоту человека, каковым он был сотворен Богом.

И здесь для нас еще важнее становится личность создателя Дон Кихота, который умудрился невозможное, комическое в своей выдуманности, то бишь нереальности, превратить в осязаемое и долгожданное людьми существующее чудо – невозможный идеал воплотился в обосновавшегося в веках Дон Кихота! Почему именно этому человеку, до пятидесятипятилетнего возраста не написавшему ни одного сколько-нибудь достойного литературного произведения, было дано создать едва ли не величайший роман в истории человечества и дать жизнь главному положительному герою мировой литературы? К сожалению, формат книги не позволяет нам развить далее эту тему, оставляем ее на размышление читателю. Лишь намекнем на ответ: в 1613 г. Сервантес вступил в орден терциариев, а перед смертью принял «полное посвящение» в монахи.

Как уже говорилось выше, почти два столетия Дон Кихот воспринимался как чисто комический герой. Понимание его истинного смысла пришло только с немецкими романтиками, которые впервые увидели в нем олицетворение разлада между идеальным и реальным в жизни человека, разлада мечты и истинно сущего.

Коренной пересмотр образа Дон Кихота начал немецкий эстетик, философ и беллетрист Фридрих Бутервек (1765–1828). Он же попытался доказать, что Дон Кихот и Санчо Панса являются: а) абсолютным выражением неразрешимого противоречия идеализма и материализма, которые борются в человеческой душе; б) являются олицетворением вечных порывов человека в высь и его вечной прикованности к земному. Со времени Бутервека Дон Кихот стал постепенно преображаться из фигуры комической в фигуру трагически-величественную.

Но окончательно вознес над миром немеркнущий факел донкихотства великий Байрон, провозгласивший идальго из Ламанчи бунтарем, бессильным изменить мир и противопоставляющим его реальной силе свою романтическую веру. Отсюда и возник культ «романтика веры» Дон Кихота.

В 2002 г., на основании специального опроса 100 наиболее известных и признанных литераторов современности, Нобелевский институт в Осло объявил роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» лучшим художественным произведением за всю историю всемирной литературы. В состязании участвовали несколько пьес У. Шекспира, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Война и мир» и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого, романы Ф.И. Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы» и «Бесы», произведения Г.Г. Маркеса, У. Фолкнера, Ф. Кафки, Г. Флобера, Т. Манна, В. Вулф и других классиков мировой литературы.

Не станем обсуждать наглость и самовлюбленность господ, позволивших себе ставить вопрос о равноценности не подлежащих сравнению шедевров мировой литературы, и господ, взявшихся отвечать на такой вопрос. На глумление над мировой литературой всех времен и народов за всех писателей ответил сам Сервантес устами Дон Кихота:

«Нам, странствующим рыцарям, надлежит более радеть о славе будущего века там, в небесных эфирных пространствах, ибо это слава вечная, нежели о той суетной славе, которую возможно стяжать в земном и преходящем веке и которая, как бы долго она ни длилась, непременно окончится с дольним миром, коего конец предуказан… Наш долг в лице великанов сокрушать гордыню, зависть побеждать великодушием и добросердечием, гнев – невозмутимостью и спокойствием душевным…»[108]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.