13

13

Предположение П. Висковатова, что Лермонтов изучал в Грузии местные легенды, как видим, совершенно правильно. Но вполне согласиться с ним трудно, ибо он утверждает, что поэт изучал их, путешествуя «по ущельям Дарьяла и долине Арагвы… с проводником, а иногда один»[558].

Лермонтов не знал грузинского языка, а из местных жителей в то время еще мало кто говорил по-русски. Если от проводника, а вернее — от какого-нибудь Максима Максимыча, случайного спутника, Лермонтов и слышал несколько легенд, то уже никак не мог через них разносторонне познакомиться с грузинской народной поэзией в феодальным княжеским бытом, так точно воспроизведенным в «Демоне». И тем более не мог он, не зная грузинского языка, вести с проводниками беседы об исторических судьбах Грузии.

Следовательно, вокруг Лермонтова были в Грузии какие-то люди, знавшие русский язык, среди которых он наблюдал быт и нравы страны и знакомился с грузинской историей и грузинской народной поэзией.

Так как в письме к Святославу Раевскому сведений об этом нет никаких, то, следовательно, вопрос, с кем встречался Лермонтов в период службы в Нижегородском полку, придется выяснять на основании косвенных данных.

Нижегородский драгунский полк квартировал в Кахетии, в урочище Караагач, неподалеку от Цинандали — родового имения князей Чавчавадзе. Старшим штаб-офицером полка, а короткое время даже и командиром его, был замечательный грузинский поэт Александр Гарсеванович Чавчавадзе.

«Среди нижегородцев… появился князь Александр Гарсеванович Чавчавадзе, а с ним и возможность сближения с грузинским обществом, — пишет историк нижегородских драгун В. Потто. — С прибытием в полк Чавчавадзе, среди этого дружелюбного грузинского общества, на незатейливых, но радушных пирах его начали появляться и наши нижегородцы… Связующим звеном между ними становился грузин, и в то же время нижегородец, тот самый князь Чавчавадзе, которого почитала вся Грузия как представителя знатного рода, как одного из своих доблестнейших воинов и, самое главное, как своего велико

го поэта, не имеющего поныне соперников в родной литературе… Естественно, что первые шаги сближения нижегородцев с грузинами и сделаны были в доме того же Чавчавадзе, в знаменитом имении его Цинондалах…»[559]

После выхода Чавчавадзе в отставку эти связи на некоторое время ослабели, но с 1836 года, с назначением командиром полка С. Д. Безобразова, поездки в Цинандали возобновились[560], и нижегородцы по-прежнему встречали там радушный прием в семье выдающегося поэта, одна из дочерей которого — Нина Александровна — была вдовой Александра Сергеевича Грибоедова.

Все, кому приходилось встречать Чавчавадзе, неизменно отмечают его громадную заслугу в создании прочной связи между русскими, ехавшими служить на Кавказ, и грузинским обществом.

«Прелестное его семейство… было в Тифлисе единственным, в котором заезжие гости с севера и с запада находили начала святого грузинскою гостеприимства в полном согласии с условиями образованного европейского общества»[561].

«Все, что приезжало из Петербурга… молодого и старого, составляло принадлежность гостиной князя». Он «жил… открыто и весело, широкою, беззаботною жизнию достаточного местного помещика и русского генерала»[562].

«Каждый день у него бывало много гостей: кто бы ни приехал из Петербурга в экспедицию — гвардейцы и другие аристократы — все приходили сюда… Флигель-адъютанты, лейбгусары, преображенцы…»[563]

«Это был открытый обрусевший дом: в нем бывал каждый, кто приезжал из России»[564].

Это только четыре из многочисленных отзывов современников о Чавчавадзе.

Называя его «живым проводником полного слияния» грузин с представителями русской культуры, современники отмечали при этом, что Александр Чавчавадзе продолжал тем самым дело своего отца — Гарсевана — полномочного министра царя Ираклия при дворе Екатерины II, подготовившего заключение «трактата» о протекторате России над Грузией.

Александр Гарсеванович Чавчавадзе родился в 1786 году в Петербурге и получил образование в одном из частных пансионов и в Пажеском корпусе. В России он провел многие годы; затем участвовал в заграничном походе 1813–1814 годов, причем к моменту занятия Парижа состоял адъютантом при главнокомандующем Барклае де Толли, был ранен под Лейпцигом и под Парижем. Начиная с 1809 года, в продолжение семи лет, Чавчавадзе служил в лейб-гусарском полку, квартировавшем в Царском Селе.

В 1818 году Чавчавадзе перешел полковником в Нижегородский драгунский полк, стоявший в его родной Кахетии. Таким образом, он был офицером тех самых полков, в которых потом служил Лермонтов.

Покинув полк, Чавчавадзе получил назначение «состоять при Ермолове», а затем, уже в звании генерал-майора, участвовал в персидской и турецкой войнах и был назначен начальником Армянской области.

Не только выдающийся поэт, но и переводчик Вольтера, Расина, Корнеля, Лафонтена, Гюго, Эзопа, персидских лириков, он знакомил грузин и с русской литературой и одним из первых начал переводить на грузинский язык стихотворения Пушкина[565]. «До сих пор поются грузинскими девушками романсы и стансы Пушкина, переложенные Александром Чавчавадзе на грузинский язык», — писал в 70-х годах русский чиновник К. Бороздин[566].

В 20–40-х годах гостиная Чавчавадзе являлась, как мы видим, центром культурного и политического объединения грузинского и русского общества, и не удивительно, что в этом доме бывали в разное время и Грибоедов, и Кюхельбекер, и Полонский, и Владимир Соллогуб, и художник Григорий Гагарин.

Желая дать старшей дочери Нине столичное воспитание, Чавчавадзе всецело поручил ее заботам прибывшей из Петербурга Прасковьи Николаевны Ахвердовой, женщины «достойной, замечательно умной и высокообразованной», в доме которой «любовь к знаниям и искусствам соединялась с радушным гостеприимством»[567].

Но об этой женщине надо рассказать подробнее, иначе не будут понятны факты, касающиеся пребывания в Тифлисе Лермонтова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.