«Царскосельская статуя»

«Царскосельская статуя»

В 1816 году в Царском селе близ Большого пруда Екатерининского парка был открыт фонтан «Девушка с кувшином». Прекрасная статуя, созданная скульптором П. Соколовым, внесла особое очарование в этот уютный уголок парка, привлекла внимание художников и литераторов. Грациозная фигурка девушки склонилась в светлой печали над разбитым кувшином, из которого истекает звенящая струя воды.

Скульптура создана по мотивам басни Жана де Лафонтена «Молочница и кувшин с молоком», но наполнена более глубоким содержанием. В басне молочница Перетта несёт в город на продажу кувшин с молоком и, мечтая о доходах и приобретённых на них благах, подскакивает от восторга, отчего

Молоко падает; прощайте телёнок, корова, свинья и цыплята,

Хозяйка этих благ, провожая грустным взором своё богатство,

Так неосторожно разлитое, идёт извиняться к супругу,

Сильно рискуя быть им побитой.

Соколов углубил содержание басни в своей скульптуре, которая, по словам В.А. Грехнева, «уже сама по себе принадлежит к такому уровню совершенства, с которым трудно соперничать». Вместо простой французской крестьянки перед нами совершенная античная девушка в изящной позе, чей печально – задумчивый взор обращён на разбитый черепок.

1 октября 1830 года, в пору Болдинской осени, знаменитый фонтан воспел А.С. Пушкин в стихотворении «Царскосельская статуя»:

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;

Дева над вечной струёй вечно печальна сидит.

Пушкин отошёл от басни Лафонтена гораздо дальше, чем Соколов, в сторону обобщения и углубления философского содержания. Как отмечал Р.О. Якобсон, трудно опознать Перетту в вечно печальной деве пушкинских строк: «Утёс, печально сидящая дева, черепок, неиссякаемая струя воды из разбитого сосуда переняты у скульптора пушкинскими стихами, но все эти аксессуары испытали при пересадке глубокую метаморфозу в своей мотивировке и особенно в сюжетном осмыслении самих основ ваяния и парковой скульптуры». С такой оценкой согласен известный пушкиновед В.А. Грехнев, который пишет: «Свершилось чудо стихотворения. Жизненный миг преобразился, наполнился смыслом и, одухотворённый, перестал быть мгновением, сделался причастным вечности. Огромной мыслью о жизни и чуде искусства веет от последних пушкинских строк».

Творчество Лафонтена оказало колоссальное влияние на мировую литературу и искусство. Испытал это влияние и Пушкин. По свидетельству сестры поэта О.С. Павлищевой, он познакомился с баснями Лафонтена ещё до Лицея и подражал им в своих первых стихотворениях, написанных по – французски. Переработанные сюжетные заимствования из Лафонтена есть и в некоторых зрелых произведениях поэта. Например, Г.Н. Ермоленко указывает на сходство сценки переодевания мужчины в служанку в сказке Лафонтена «Спор трёх кумушек» с переодеванием парня в горничную Маврушу в поэме Пушкина «Домик в Коломне». Начало поэмы «Граф Нулин» похоже на завязку лафонтеновской «Молитвы св. Юлиана». Басни Лафонтена, по мнению многих исследователей, из всех произведений этого автора менее всего нравились Пушкину. В зрелости поэт относился к ним прохладно. В шести его более ранних стихотворениях (1815–1827 гг.), как установил Б.В. Томашевский, присутствуют реминисценции (то есть заимствования) из этих басен.

Царское Село. Фонтан «Девушка с кувшином»

В «Царскосельской статуе» есть лишь весьма неполное сюжетное сходство с басней «Молочница и кувшин с молоком», а реминисценции практически вообще отсутствуют. Пушкин не случайно включил это стихотворение в цикл «Анфологических эпиграмм», жанр которых передаёт колорит античного мироощущения. Пушкин превращает кувшин – в урну, камень – в утёс, воду фонтана – в вечную струю. Лаконичное стихотворение написано популярным в античности элегическим дистихом (гекзаметр + пентаметр) и относится к античному жанру экфрасиса – детализированного описания, как правило, скульптурной группы. По мнению С.А. Кибальника, «Царскосельская статуя» написана с ориентацией на экфрастические эпиграммы Дельвига «Надпись на статую флорентийского Меркурия» и «Купидону» (1820). Однако по сравнению с произведениями Дельвига стихотворение Пушкина обладает несравненно более сильным воздействием на читателя. Многие исследователи согласны с точкой зрения В.А. Грехнева, писавшего: «Царскосельская статуя» – произведение редкого художественного совершенства <…> об античности и о «вечной струе» бытия, о мудрой печали человеческой, склонившейся над потоком жизни, и о могучей силе искусства, способной удерживать и заковывать в вечно живые формы творчества быстротечный миг. И вся эта бездна пространства сосредоточена в четырёх строках пушкинского текста…»

Неповторимое очарование пушкинского стихотворения породило целый цикл стихотворений русских поэтов, посвящённых прекрасному романтическому фонтану Екатерининского парка. Первым в своеобразное творческое состязание с Пушкиным вступил молодой поэт Михаил Деларю, выпускник V курса Лицея. Свои стихи «Статуя Перетты в Царскосельском саду» с пометой «с немецкого» он опубликовал почти одновременно с «Царскосельской статуей», но наверняка был знаком с пушкинским стихотворением раньше. Известно, что М.Д. Деларю общался с Пушкиным в кружке у Дельвига, активно сотрудничал в «Литературной газете» и «Северных цветах», где в 1832 году было опубликовано стихотворение «Царскосельская статуя». Помета «с немецкого» была устранена в более позднем издании стихов Деларю, на основании чего С.А. Кибальник предположил, что она была мистификацией. Деларю в гораздо большей мере, чем Пушкин, отразил в своих стихах сюжет басни Лафонтена:

Что там вдали, меж кустов, над гранитным утёсом мелькает,

Там, где серебряный ключ с тихим журчаньем бежит?

Нимфа ль долины в прохладе теней позабылась дремотой?

Ветви, раскройте секрет: дайте взглянуть на неё!

Ты ль предо мною, Перетта? – Тебе изменила надежда,

И пред тобою лежит камнем пробитый сосуд.

Но молоко, пролиясь, превратилось в журчащий источник:

С ропотом льётся за край, струйки в долину несёт.

Снова здесь вижу тебя, животворный мой гений, надежда!

Так из развалины благ бьёт возрожденный твой ток.

В превращении разлитого молока в «журчащий источник» Деларю увидел аллегорию потерянной и вновь возрождённой надежды. Стихотворение Деларю несравненно слабее по глубине содержания, поэтической красоте и силе воздействия, чем пушкинская «Царскосельская статуя». Содержательное сходство между двумя стихотворениями, написанными одним и тем же размером, совсем небольшое. «Нимфа долины» Перетта, «пробитый сосуд» и «журчащий источник» в стихах Деларю гораздо бледнее пушкинской печальной «девы», «урны» и «вечной струи».

В 1889 году к пушкинскому образу обратился поэт Константин Фофанов, воспевший в поэме «Дума о Царском Селе»

…в сумраке задумчивых кустов

Печальный лик склонившейся красотки.

Она грустит над звонкою струёй,

Разбив кувшин, кувшин заветный свой.

Она грустит безмолвно много лет,

Из черепка звенит родник смиренный,

И скорбь её воспел давно поэт,

И скрылся он, наш гений вдохновенный,

Другим певцам оставив белый свет.

А из кувшина струйка влаги пенной

По – прежнему бежит не торопясь,

Храня с былым таинственную связь.

В воображении Фофанова «Девушка с кувшином» неотделима от пушкинских строк и от образа самого великого поэта, а неторопливая «струйка влаги пенной» отображает связь современности и пушкинской эпохи.

В стихах, обращённых к Л.И. Микулич, Иннокентий Анненский рисует прекрасный и таинственный образ Царскосельского парка и представляет, что близ Большого пруда, где «нежно веет резедой», сквозь «туман седой» виднеется не «Девушка с кувшином», а

…нимфа с таицкой водой,

Водой, которой не разлиться.

Там стала лебедем Фелица

И бронзой Пушкин молодой.

Не случайно образ памятника Пушкину соседствует у Анненского с образом «нимфы с таицкой водой»: таинственная неиссякаемая струя воды в этом контексте ассоциируется со вторым стихом пушкинской «Царскосельской статуи».

Особенно часто обращаются к пленительной скульптуре Соколова поэты серебряного века. В 1916 году о ней писали Анна Ахматова и Василий Комаровский. Поэт и искусствовед Эрих Голлербах так отзывался о творчестве последнего: «Странный, утончённый стиль стихов Комаровского придаёт им очарование осенних цветов, осеннего увядания, шелестов, шорохов, веющих в глухих аллеях умирающего парка. Читая стихи Комаровского о Царском Селе, в равной мере ощущаешь прелесть воспетого им города и неподдельное своеобразие его собственной души». Действительно стихи В.А. Комаровского «Не этот павильон хандры порфироносной», где упомянута «Девушка с кувшином», весьма своеобразны. Поэт пишет о том, что ни Триумфальная арка, ни запруды, ни Раса – статуя Мира, воспетая Анненским, его «не влекут назад необоримо»:

Я буду вспоминать, по – новому скупой,

Тебя, избитую обыденной тропой,

Сочувствием вдовы, насмешкой балагура…

С рукой подпёртою сидящую понуро.

Я вечер воскрешу, и поглотят меня

Деревьев сумерки. Безумолчно звеня,

Пускай смешается с листвою многошумной

Гремучая струя и отдых мой бездумный.

Стихи Комаровского отличаются глубоко личным восприятием скульптуры и далеки от обращённого в вечность пушкинского стихотворения. Может быть, поэтому их критиковал поэт Н.В. Недоброво. Э.Ф. Голлербах в книге «Город муз» воображает прогулку по осеннему парку в вечернем полумраке таинственной пары: Анны Ахматовой и Николая Недоброво: «Перед «Девушкой с разбитым кувшином» поэт вспоминает строки Пушкина и Деларю, бранит стихотворение Комаровского. Женщина в чёрном испытывает что – то похожее на ревность, какой – то «смутный страх пред этой девушкой воспетой»…» Здесь имеется в виду известное стихотворение Анны Ахматовой «Царскосельская статуя»:

Уже кленовые листы

На пруд слетают лебединый,

И окровавлены кусты

Неспешно зреющей рябины.

И ослепительно стройна,

Поджав незябнущие ноги,

На камне северном она

Сидит и смотрит у дороги.

Я чувствовала смутный страх

Пред этой девушкой воспетой.

Играли на её плечах

Лучи скудеющего света.

И как могла я ей простить

Восторг твоей хвалы влюблённой…

Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнажённой.

В 1920 году Всеволод Рождественский упоминает «Девушку с кувшином» в сонете «Тяжёлым куполом покрыт наш душный храм». С нею сравнивается женщина, плывущая на барке по Неве и грустно смотрящая на воду,

…качая взор по ситцу влаги яркой,

Совсем как девушка, что в Царскосельском парке

Поникла на скале с отбитым черепком.

Современные поэты в своём творчестве продолжают обращаться к образу «Царскосельской статуи». В 1958 году Татьяна Гнедич сочинила красивое стихотворение:

Зелёный парк шумит, не увядая,

Минувшее не дальше, чем вчера…

Игру теней в раздумье наблюдая,

Сидит на камне вечно молодая

Лицейских муз бессмертная сестра.

Она молчит всё так же в грусти праздной,

Восторженно воспетой искони,

И вечных струй напев однообразный

Звенит, как в незапамятные дни.

И мнится мне – пред ней, пред этой тенью,

Внимая бормотанью ручейка,

Стоит Он сам в раздумье вдохновенья,

И держит боливар времён «Евгенья»

Украшенная перстнями рука.

По своему размеру (пятистопному ямбу) и содержанию эти стихи близко перекликаются с отрывком из «Думы о Царском Селе» Константина Фофанова.

Современная поэтесса Анна Шидловская назвала своё стихотворение так же, как и Пушкин, – «Царскосельская статуя»:

Осенний день. Источник. Клёны. Камень,

Усыпанный листвою алой густо,

Не тронутый суровыми веками.

Гляжу – и на душе светло и грустно.

Меня волнует строгое единство

Фантазии творца и грубой бронзы —

С кувшином девушка, скорбящая так дивно,

Чей стройный стан, как стебель свежей розы.

У ног листок пожухлый – призрак лета.

Склонилась, словно под тяжёлой ношей.

А слово Пушкина – источник света —

Не меркнет, красоту её умножив.

Две последние строки этого стихотворения довольно точно выражают чувства не только автора, но и многих поэтов конца XIX – начала XX века, обращавшихся в своих стихах к фонтану «Девушка с кувшином», на котором словно незримо начертано замечательное стихотворение Пушкина «Царскосельская статуя».

Приютино. Молочный павильон

Данный текст является ознакомительным фрагментом.