ИСКАТЕЛИ ИСТИНЫ

ИСКАТЕЛИ ИСТИНЫ

Существует ли австрийская литература? Этот парадоксальный вопрос время от времени возникает в зарубежных дискуссиях о специфике языка и культуры Австрии. Казалось бы, ответ должен быть безусловно утвердительным. Однако реакционные теоретики пангерманизма пытаются доказать, что, поскольку австрийская литература создавалась на немецком языке и заметно тяготела к немецким традициям, ее следует рассматривать как одну из составных частей общегерманской культуры. Но логично возразить, что существуют же отдельные самостоятельные литературы, созданные на одном языке, как, например, английская и американская.

Австрийскому народу после разгрома фашизма предстояло выбрать свой путь общественного развития. Благодаря победе демократических сил политическим курсом Австрийской республики стало последовательное отстаивание нейтралитета в международных отношениях.

Австрия стала первой жертвой фашистской оккупации. Так называемый аншлюс — «присоединение» лишило Австрию самостоятельности. Даже название страны перестало Существовать. Это несло гибель национальной гуманистической культуре, ее самостоятельности и самобытности. Поэтому перед австрийскими писателями после разгрома гитлеровцев встала задача национального возрождения, восстановления суверенитета австрийской культуры. Международное признание австрийских писателей поднимало авторитет страны.

Испытав на собственной истории, сколь опасен фашизм, какие унижения несет он нации и личности, австрийские писатели антифашистскую тему решают на реальных фактах недавнего прошлого, предупреждают своих современников о том, что бациллы фашизма затаились в живописных ландшафтах этой внешне такой благополучной страны.

Об опасности неофашизма на Западе много говорят по радио и телевидению, спорят в прессе. Нередко появляются сообщения об обнаруженных тайных складах оружия. К сожалению, вылазки неофашистов нередки. Некоторые произведения австрийских писателей, получившие признание у читателей, построены на документальном материале, вскрывают факты существования подпольных фашистских организаций. К таким произведениям относится и повесть Хельмута Ценкера «Касбах» (1974).

Карл Касбах, бывший унтер–офицер гитлеровского вермахта, воевал на Восточном фронте. Фашизм для него не отошел в прошлое, после войны он вступил в неонацистскую организацию «Инициатива». Сподвижники Касбаха постоянно организуют террористические акции. Профессиональные убийцы и провокаторы, они стремятся вселить в мирных жителей Вены страх. Они устраивают налеты и погромы, убивают ни в чем не повинных людей. Цель террористов — создать политический хаос в стране, чтобы потом силой оружия установить фашистский «железный порядок».

Одним из зачинателей антифашистской темы в австрийской литературе стал Ганс Леберт. В романе «Волчья шкура» (1962) он скрупулезно проанализировал психологию поколения, испытавшего ужасы фашизма. Действие романа происходит в начале пятидесятых годов, события разворачиваются в захолустной деревеньке. Здесь живут крестьяне и мастеровые, рабочие лесопилки, егеря, жандармы, лавочники, учителя и двое чужаков — списанный с флота матрос и деревенский фотограф. Кажется поначалу, что поселок, получивший характерное название Тишь, и впрямь оправдывает его. Затерянный где?то в бездорожной глуши среди густых лесов, он погружен в сонное спокойствие, которое лишь изредка нарушает традиционная торговля скотом и время от времени вспыхивающая страсть к охоте. Центральный эпизод романа — облава на волка. Но кровавая потеха превратилась в погоню за бежавшим тюремным узником, с которым самочинно расправляются лихие охотники.

Г. Леберт на протяжении всего повествования проявляет себя незаурядным мастером пейзажа — деревня вовсе лишена идиллического обличья: дома продувает промозглый ветер, льет непрекращающийся дождь, который сменяет снежная слякоть. Все это вызывает ощущение неизбывной тоски, чудится, что смрад и гниль пропитали все вокруг. С первых же страниц создается атмосфера тревоги, люди живут в ожидании беды. И в самом деле деревню обволакивает несчастье, один за другим внезапно гибнут ее жители. Тайна их смерти непостижима, причины убийств немотивированы. Кто?то устроил охоту на людей, а полиция пытается взвалить вину на посторонних — пришельцев. Но отчаянному храбрецу и правдоискателю–матросу удается докопаться до истины. Окалывается, один из фашистских преступников, учинивший весной сорок пятого года жуткую расправу над безоружными иностранными рабочими, боясь возмездия, казнит бывших соучастников своего преступления.

Писатель Г. Леберт создал роман–предостережение. Он показал, что нацистский культ силы глубоко проник в массовую психологию, а затаившиеся агрессивность и жестокость представляют серьезную опасность.

Гуманистическая тема борьбы с фашизмом во всех его проявлениях занимает видное место и в творчестве писателей восьмидесятых годов. Это свидетельствует о том, что австрийские писатели ясно дают себе отчет в том, какую опасность представляют и сегодня зерна фашизма. Начинающий писатель Бернгард Хюттенегер опубликовал роман, который тематически и даже заголовком перекликается с «Волчьей шкурой» Ганса Леберта. Свою книгу он выразительно назвал «Кроткие волки» (1982). Сюжет романа содержит элементы политического детектива. Молодой сотрудник института социометеорологии Кайнер получил не совсем обычное задание. В одном из глухих районов Австрии ему предстояло изучать, как воздействует на взаимоотношения жителей этого края уменьшение количества осадков. Начальник поучал его перед отъездом, что физическое состояние человека, привычки, культурные запросы — словом, все зависит исключительно от особенностей климата, в котором он живет. Более того, через воздушную оболочку и влажность осуществляется связь землян с космосом, движением планет, спутников, падением метеоритов и грозовыми разрядами. Кайнеру надо исследовать ауру местного населения, но делать это надлежит осторожно, исподтишка, постепенно завоевывая доверие деревенского населения, чтобы в итоге проникнуть в их психофизическое состояние.

Так Кайнер оказался в деревне, где нет ни исторических, ни архитектурных достопримечательностей, где зимой все занесено снегом, а летом стоит иссушающая жара. Пейзаж почти тот же, что и у Г. Леберта. Деревня как деревня, но уже с первых шагов Кайнера настораживает то скрытая, то явная недоброжелательность жителей. Он здесь чужак, и у всех неизбежно возникает вопрос, зачем он сюда прибыл, что ищет, за чем следит?

Сталкиваясь с людьми на улицах, в трактире и других местах, вскоре Кайнер догадывается, что в деревне существует тайная организация, устраивающая воинственные сборища, на которых выкрикивают фашистские лозунги. Он попадает на такие собрания и, всматриваясь в лица деревенских жителей, замечает их двуличие: с одной стороны, они люди самых обычных профессий, с другой — участники тайной организации, строящей далеко идущие планы. Герою еще предстоит глубже проникнуть в оболочку повседневного деревенского быта, раскрыть эту общую тайну. Продолжая следить за сборищами деревенских нацистов, Кайнер обнаруживает в погребе трактира целый арсенал оружия. Эти люди, которых автор метко окрестил «кроткие волки», все только ждут сигнала, чтобы начать действовать против мирных сограждан своей страны.

Австрийские писатели неустанно предупреждают свой народ, что идиллическая успокоенность — только кажущаяся картина общественной жизни страны, что где?то в недрах ее дремлют силы, мечтающие о реставрации свастики. Поэтому нужно всегда помнить о прошлом и особенно важно рассказывать детям о том, что происходило в стране пол века назад.

Наши школьники хорошо знакомы с творчеством самой популярной австрийской детской писательницы Кристины Нестлингер. Ребята от души хохочут, читая ее остроумные полусказочные–полуреальные повести «Долой огуречного короля», «Лолипоп» и другие. Но есть у К. Нестлингер и «взрослая» проза, посвященная последнему году войны — первому мирному году в Вене, — повесть «Майский жук, лети!» (1974). В ней видно отчетливое стремление автора к тому, чтобы печальный опыт ее юношеских лет пригодился тем, кто вступает в мирную жизнь сегодня.

Название повести дала первая строка немецкой песенки, известной со времен тридцатилетней войны:

Майский жук, лети ко мне!

А отец мой на войне…

Эту песенку, замечает автор, и сегодня еще поют маленькие дети. Но что это значит, лучше всего понимали дети весной сорок пятого года. К. Нестлингер обращается к событиям того времени, когда ей было всего девять лет, к страшным и трагическим для жителей Вены дням сорок пятого года. Город бомбили, сюда пришли американцы и русские. Русских особенно боялись горожане, запуганные гитлеровской пропагандой. Нестлингер рассказывает о своей семье, бабушке и дедушке, матери и отце, а также дальних родственниках, которые опозорили себя сотрудничеством с нацистами. Герои, с которыми она нас знакомит, не выдуманы, а извлечены из запасников памяти. Перед читателем проходят разные люди, разные прежде всего по отношению к фюреру и всему, что связано с нацизмом. Запоминается выразительный портрет бабушки — властной, независимой старухи, которая не боится даже бомбежки.

Кристина Нестлингер написала антивоенную, но отнюдь не пацифистскую книгу. «Для меня совсем не одно и то же, — подчеркивает она в послесловии, — стреляющие зеленые береты и стреляющие бойцы Вьет–Конга». Она понимает оправданность боевых действий Советской Армии, вступившей в ее родной город.

Вместе с тем Нестлингер замечает, что она не принадлежит ни к какой официальной партии, а только к партии детей и бедных стариков, которые нуждаются в помощи. Она написала свою книгу, чтобы защитить людей от войны. И пожалуй, нигде столь определенно Кристина Нестлингер не сформулировала свою гражданскую позицию, как в книге «Майский жук, лети!»

Особенно впечатляет рассказ о ранних тяготах ее детства. Дом, где жила семья, оказался наполовину разрушен, и некая богатая и знатная нацистка, удирающая в Швейцарию, предлагает всему семейству пожить у нее на загородной вилле, чтобы заодно беречь имущество до возвращения владелицы.

Затем все семейство выслушивает «сталинский концерт органной музыки» в исполнении советской артиллерии. Местом прослушивания становится комфортабельный подвал, оклеенный газетами «Фолькишер Беобахтер». Кристина не преминула заметить, что действительность не совпадала с тем, что предвещала фашистская газетенка. Надо сказать, что героиню (или автора?) чувство юмора не покидает даже в самых острых ситуациях.

Первый русский солдат, которого увидела девочка, попросил мыло, чтобы умыться. Потом их будет все больше и больше, у маленькой Кристины Нестлингер появятся друзья и среди русских, и это многое изменит в ее отношении к солдатам, которые пришли, чтобы освободить детей и взрослых из цитадели фашизма.

Так в повесть Нестлингер входит неотделимо от борьбы с нацизмом тема интернационализма.. Нестлингер потом не раз будет повторять, что детство по духу своему интернационально. Так пусть же взрослые всегда будут верны своему детству.

Австрия — маленькая страна, но в XX веке она дала много художников мирового масштаба: Райнер Мария Рильке, Франц Кафка, Стефан Цвейг, Роберт Музиль. К ним несомненно можно добавить имя современной писательницы Ингеборг Бахман, завоевавшей еще при жизни огромную популярность. Вглядываясь сегодня в этапы жизненного пути Ингеборг Бахман, нельзя не заметить, как напряженно и тревожно, в непрерывном движении жила писательница. Ее отроческие годы также совпали с самым мрачным периодом австрийской истории, когда страна была предана правителями и насильственно присоединена к гитлеровскому рейху. У Бахман есть небольшая автобиографическая зарисовка «Детство и отрочество в австрийском городе». Повествование здесь умышленно лишено традиционной трогательной лирики, это суровый рассказ о благопристойной нищете родительского крова, о марширующих колоннах, о падающих с неба огненных рождественских елках, от которых надо было как можно скорее укрываться в убежище. Впечатление такое, что это написано для того, чтобы раз и навсегда отделаться от детских воспоминаний.

Поэтесса начинала с пристального изучения современной истории, и конец войны стал для нее началом нового времени. Тема расчета с фашистским прошлым особенно отчетливо выразилась в рассказе «Среди убийц и безумцев», который представляет собой почти документальный очерк. Бывшие сотоварищи по певческому союзу через десять лет после воины с хмельной откровенностью вспоминают удалые подлые «подвиги» и авантюры. Они гордятся своим военным прошлым. Сегодня на фоне тусклого унылого быта, весьма скромного продвижения по службе далекие события рисуются им геройским эпосом. Самое страшное, что даже люди скромные и порядочные морально замараны, фашистский аншлюс обрек большинство населения маленькой страны на нравственное растление. Так что же, с угодливой улыбкой выслушивать похвальбу, молча иронизировать про себя над придуманными откровениями? Незнакомец, случайно попавший в кабачок, попытался в одиночку воспрепятствовать доморощенным неонацистам, и за это безумец заплатил жизнью.

Может показаться, что антифашистская тема в творчестве Ингеборг Бахман занимает периферийное место. Однако, утверждая свободу и независимость личности, отстаивая право на творчество и просто право быть самим собой, она спорила с теми, кто видел в человеке существо, изначально стремящееся подавлять и быть подавленным. Обаяние ее таланта — в блеске и глубине мысли, в наблюдательности, в нетерпимости к малейшей фальши.

На творческую судьбу И. Бахман большое влияние оказала встреча с крупнейшим швейцарским писателем Максом Фришем. Живя в нейтральной Швейцарии, он в годы войны был мобилизован в армию охраны швейцарского суверенитета. К счастью, ему не пришлось участвовать в военных действиях: Швейцария оставалась мирным островком среди пылающей в огне войны Европы. Но события тех лет навсегда врезались в его память. В публицистической книге «Листки из вещевого мешка» он называет писателей своей страны свидетелями обвинения против фашизма и его пособников.

В годы антифашистского Сопротивления и в первые послевоенные годы сформировалась поэзия современной Австрии, исключительно богатая талантами. Теодор Крамер, Эрих Фрид, Пауль Целан представляют одно из высших достижений новейшей немецкоязычной поэзии. Стихи Т. Крамера нам особенно понятны уже в силу того, что они близки к народным песням. Да и персонажи его стихотворных монологов и сцен близки русскому читателю своим демократизмом, ведь Крамер чаще всего изображает простолюдинов из городского предместья: демобилизованных солдат, батраков, фабричных рабочих. Герои его стихотворений унижены тяготами капитализма. Думается,^ не случайно своему первому сборнику поэт дал горьковское название — «На дне», а в одном из последних произведений поэт славит «пятилучье победной звезды», принесшей освобождение народам Европы.

К одному из своих стихотворений Э. Фрид взял эпиграфом слова Бертольта Брехта о том, что поэту приходится спать среди убийц. Увлеченность талантливого австрийского поэта зонгами Брехта очевидна, хотя порой он подражает ему чисто внешне. Если у Брехта в каждом произведении ощущается стройная мировоззренческая концепция, то Фрид тяготеет скорее к эпиграмме и острому афоризму. Его антивоенные стихи язвительны, они обладают большой ударной силой, но, думается, у них не всегда есть конкретный адресат. Достоинство же стихов Фрида в том, что меткие, простые, состоящие порой из нескольких строк, они побуждают к серьезным размышлениям над жизнью.

Дети в шутку

швыряют

камни

в лягушек

Лягушки гибнут

всерьез

(Перевод В. Куприянова)

Сначала время

потом муху

возможно мышь

потом как можно больше людей

потом опять время

(Перевод В. Куприянова)

Первое стихотворение названо «Без юмора», второе — «Убивать».

Пауль Целан родился на территории Западной Украины и во время фашистского нашествия чудом избежал гибели. В послевоенные годы Целан завоевал европейскую известность как поэт–лирик, но в состоянии депрессии покончил с собой. Мы знаем и о том, что Пауль Целан переводил на немецкий язык Александра Блока, Сергея Есенина, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама.

С последним у него, думается, есть особое эстетическое сродство. Конечно, поэты различны по кругу тем и проблемам. Однако пристрастие к ассоциативно–прихотливому потоку сознания присуще в одинаковой мере и Мандельштаму и Целану:

Черная жижа рассвета мы пьем тебя ночью

мы пьем тебя утром и в полдень пьем тебя вечером

пьем тебя пьем тебя пьем

в доме живет человек играет со змеями пишет

когда над его Германией опускаются сумерки

он пишет о пепле волос твоих Суламифь

а мы роем могилу роем могилу в воздухе

там будет лежать попросторней…

(Перевод Л. Гинзбурга)

Поэта нередко упрекали за сложность его стихов: ассоциации его прихотливы, образы — как кинокадры, наложенные друг на друга. Кажется вдруг, что новое слово написана поверх старого, зачеркнутого кровью, опостылевшего и обесцененного. Стихи П. Целана действительно не просты для восприятия, как непостижима для него и для тысяч его современников и соотечественников была реальность. Поэт мучительно возвращался к неразрешимому вопросу: почему фашистские заправилы бросали в газовые камеры и расстреливали ни в чем не повинных людей. Целану казалось, что многовековой фундамент гуманистической культуры дал трещину. Создавая нервные напряженные стихи, которые были его горькой исповедью, он одновременно сомневался в необходимости поэзии. Его сознание отказывалось верить в то„ что катастрофа осталась позади.

Ретроспективно всматриваясь в романы, новеллы, стихи, написанные по–немецки, нельзя не заметить, что все, что создавалось па немецком языке за последние полвека, имело одну ярко выраженную тенденцию — развенчать фашизм, дискредитировать идеологию нацизма, показать опасность его возрождения.

Такой сделала литературу история. Показательно и то, что в литературе стран немецкого языка особое место занимает тема детства, отрочества и юности. Человек, вступающий в жизнь, не должен быть с самого первого шага обманут и оболванен лживыми фашистскими лозунгами. Нацизм убивает личность сначала духовно, затем физически. Таковы горькие уроки немецкого, извлеченные писателями из собственного жизненного опыта. Но они постоянно борются за то, чтобы навсегда остаться последними детьми войны, чтобы все грядущие поколения человечества оставались юностью мирного времени.