4

4

В 1835–1836 гг. Белинский активно сотрудничает в «Телескопе» и газете «Молва», где, замечает он, подшучивая над собою, «играл роль сторожа на нашем Парнасе, окликая всех проходящих и отдавая им, своею алебардою, честь по их званию и достоинству…». Кроме статьи «О русской повести и повестях г. Гоголя», там увидят свет еще шесть его статей, посвященных стихотворениям Е.А. Баратынского, В.Г. Бенедиктова, А.В. Кольцова, работам С.П. Шевырева, а также более 170 рецензий на вышедшие книги буквально по всем отраслям знаний, включая историю, географию, гомеопатию и т. д.

Он одобрительно отзывается о песнях Кольцова, исторической прозе Н.А. Полевого, И.И. Лажечникова, А.Ф. Вельтмана, которые служат делу создания у нас оригинальной, самобытной литературы. Не принимает творчества «сказочников» – П.П. Ершова, В.И. Даля, в том числе и Пушкина, видя в литературной сказке «подделку» под народность. Прошелся он своею «алебардою» по стихотворениям Баратынского, находя в его «светской, паркетной музе» лишь «ум… литературную ловкость, уменье, навык, щегольскую отделку и больше ничего».

Белинский отказывается понимать, как это поэт, живущий в России, может так равнодушно и холодно проходить мимо русской жизни. И находит тому только одно объяснение: Баратынский поэт не истинный…

Но особенно досталось Бенедиктову – кумиру офицерской и студенческой молодежи, в поэзии которого Белинский не обнаруживает ничего – ни мыслей, ни чувств, ни воодушевления, одна лишь вычурность, «набор фраз», натянутая «изысканность выражений», что, по мнению критика, всегда служит «верным признаком отсутствия поэзии». Убийственным звучал вывод: у Бенедиктова «нельзя отнять таланта стихотворческого, но он не поэт».

Об эффекте, произведенном критикой Белинского, хорошо сказал в своих воспоминаниях И.С. Тургенев, который, по собственному признанию, «не хуже других упивался» стихотворениями Бенедиктова. Возмущенный поначалу, как и все, статьей Белинского «Стихотворения Владимира Бенедиктова», Тургенев в конце концов соглашается с «критиканом», находит его доводы «убедительными», «неотразимыми». «Прошло несколько времени, – и я, – замечает он, – уже не читал Бенедиктова… Под этот приговор подписалось потомство, как и под многие другие, произнесенные тем же судьей…»[17].

Осенью 1836 г. «Телескоп» и «Молву» закрывают, и Белинский остается без места. Напуганные страстностью и бескомпромиссностью суждений молодого критика, который считал своим долгом «преследовать литературным судом литературные штуки всякого рода, обличать шарлатанство и бездарность», издатели журналов боятся привлекать к сотрудничеству такого «беспокойного» человека. Для Белинского наступают тяжелые времена. Он остается без журнала именно тогда, когда, по его словам, «статей в голове много шевелится, так что рад ко всему привязаться, чтоб только поговорить печатно».

Рушатся надежды, возлагаемые Белинским на «Основания русской грамматики», над которыми он работает осенью 1836 и зимой 1837 г. Это был скорее научный труд, чем учебник для гимназий, как задумал его автор. «Грамматика» Белинского не получает одобрения в качестве официального учебника, на что он очень рассчитывал. Расходы на ее издание не окупаются. Полуголодное существование и напряженная, изнурительная работа в течение этих лет сказываются на его здоровье: появляются признаки болезни легких, которая десять лет спустя сведет его в могилу… Друзья (В.П. Боткин, М.А. Бакунин, Н.В. Станкевич и другие), обеспокоенные физическим и нравственным состоянием Белинского, на свои средства отправляют его лечиться на Кавказ.

По возвращении Белинский некоторое время преподает русский язык в одном из московских институтов. В апреле 1838 г. его приглашают редактировать журнал «Московский наблюдатель», где он и работает в течение года. Получив возможность печататься, он с жадностью набрасывается на работу. Свыше ста его статей, рецензий, заметок, а также драма «Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь» увидели свет на страницах этого журнала.

Это было время философских исканий Белинского, его самоутверждения в своих силах и возможностях, в способности, как он говорил, не распускаться и уметь прибирать «себя в ежовые рукавицы». В самом себе, в окружающей действительности он, по его словам, «узнал много такого, чего прежде не подозревал». Но самым главным, вынесенным из этого познания, было ясное представление о том, что у него «есть убеждения», за которые «готов отдать жизнь».

С такими мыслями Белинский в октябре 1839 г. переезжает в Петербург и на семь лет становится одним из ведущих сотрудников журнала «Отечественные записки», возглавив в нем отдел критики и библиографии. С приходом Белинского журнал превращается в самый передовой и популярный журнал в России тех лет, на страницах которого полностью раскрывается его критический и публицистический талант.

По условиям работы (контракту, как бы мы сейчас сказали) Белинский должен был ежемесячно, в каждый номер «Отечественных записок», писать большую статью и с десяток рецензий на вышедшие книги. Это требовало от критика почти энциклопедических знаний, во всяком случае, таких, чтобы можно было достаточно убедительно либо рекомендовать ту или иную книгу читателю, либо указать на ее непригодность. Объем написанного Белинским в один номер составлял обычно несколько авторских листов. И уже в апреле 1842 г. у него вырывается в одном из писем: «Хочется отдохнуть и поменьше иметь работы». Однако и то и другое было нереально. Наоборот, по мере роста популярности и авторитета «Отечественных записок» увеличиваются и претензии его редактора А.А. Краевского, вынуждавшего критика писать «горы», делать работу, «которой досталось бы на пятерых» и после которой каждый раз, по признанию Белинского, «болит рука и не держит пера».

Среди написанных в это время – статьи о «Горе от ума», «Герое нашего времени» и стихотворениях М.Ю. Лермонтова, «Похождения Чичикова, или Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Разделение поэзии на роды и виды» и др. С 1841 г. выходят знаменитые годичные обозрения Белинского, в которых он шаг за шагом прослеживает развитие в нашей литературе «дельного» направления, выделяя произведения писателей, которые в своем творчестве обращаются к современной русской действительности, стоят «на почве русской национальности». Кроме Гоголя и Лермонтова к ним критик относит В.А. Соллогуба, И.И. Панаева, П.Н. Кудрявцева, В.И. Даля, Е.П. Гребенку, Е.А. Ган. В 1843 г. Белинский пишет большую статью о Г.Р. Державине и начинает работу над циклом из одиннадцати статей «Сочинения Александра Пушкина».

Критик сознает всю трагичность своего положения: он не может не писать – это его призвание; но писать столько, сколько пишет он, равносильно самоубийству. «Мочи нет, как устал и душою и телом, – жалуется он своей невесте в сентябре 1843 г., – правая рука одеревенела и ломит». А в письмах к друзьям дает волю своему сарказму: «Я – Прометей в карикатуре: «Отечественные записки» – моя скала, Краевский – мой коршун… который терзает мою грудь, как скоро она немного подживет».

Но не это было самым страшным в его положении, а сознание того, что силы его с каждым днем слабеют, растрачиваясь по пустякам, что приходится писать не о том, к чему призван, а «об азбуках, песенниках, гадательных книжках, поздравительных стихах швейцаров клубов (право!), о книгах о клопах» и тому подобных изделиях отечественной «словесности». «Моя действительность, – писал Белинский еще в 1840 г., – велит мне читать пакостные книжонки досужей бездарности, писать об них, для пользы и удовольствия почтеннейшей расейской публики, отчеты…». Для души, «для себя, – горестно замечает он, – я ничего не могу делать, ничего не могу прочесть… я по-прежнему не могу печатно сказать все, что я думаю и как я думаю. А черт ли в истине, если ее нельзя популяризировать и обнародовать? – мертвый капитал». Только диву даешься, как в таких условиях ему все же удавалось писать статьи, которые будоражили Россию, формировали общественное мнение, направляли литературный процесс.

«Статьи Белинского, – вспоминал А.И. Герцен, – судорожно ожидались молодежью в Москве и Петербурге с 25-го числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли «Отечественные записки»; тяжелый номер рвали из рук в руки. «Есть Белинского статья?» – «Есть», – и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами… и трех – четырех верований, уважений как не бывало»[18]. Много лет спустя Л.Н. Толстой запишет в своем дневнике: «Утром читал Белинского… Статья о Пушкине – чудо. Я только теперь понял Пушкина»[19].

Одиннадцать статей Белинского под общим названием «Сочинения Александра Пушкина» (1843–1846; первую из них и имел в виду Л. Толстой) во всех отношениях замечательны. Они образец научного – истинного – подхода к восприятию и оценке творчества писателя, начиная с выявления исторических его корней и национальных истоков и завершая анализом перспектив развития литературы.

«…Писать о Пушкине – значит писать о целой русской литературе: ибо как прежние писатели русские объясняют Пушкина, так Пушкин объясняет последовавших за ним писателей», – таким заявлением открывает Белинский свое исследование и затем постепенно, из статьи в статью, показывает, что «муза Пушкина была вскормлена и воспитана творениями предшествовавших поэтов», что она «приняла их в себя, как свое законное достояние, и возвратила их миру в новом, преображенном виде», что «Пушкину предстоял подвиг – воспитать и развить в русском обществе чувство изящного, способность понимать художество, – и он вполне совершил этот великий подвиг!..». И заключает: Пушкин «дал нам поэзию, как искусство, как художество. И потому он навсегда останется великим, образцовым мастером поэзии, учителем искусства. К особенным свойствам его поэзии принадлежит ее способность развивать в людях чувство изящного и чувство гуманности, разумея под этим словом бесконечное уважение к достоинству человека как человека…

Придет время, когда он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут образовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство…» Предвидение критика сбылось: такое время действительно пришло, чему и мы сегодня свидетели.

По инициативе Белинского в 1845 г. выходят два выпуска «Физиологии Петербурга», а в следующем – «Петербургский сборник», говоря о появлении у нас творческого содружества писателей, приступивших к активному решению задач, поставленных критиком перед отечественной литературой. И уже в статье «Русская литература в 1845 году» Белинский отметит главную заслугу новой – «натуральной», как вскоре станут ее называть, – литературной школы, которая состояла «в том, что от высших идеалов человеческой природы и жизни она обратилась к так называемой «толпе», исключительно избрала ее своим героем, изучает с глубоким вниманием и знакомит ее с нею же самою. Это значило повершить окончательно стремление нашей литературы, желавшей сделаться вполне национальною, русскою, оригинальною и самобытною; это значило сделать ее выражением и зеркалом русского общества, одушевить ее живым национальным интересом».

Особую роль в становлении такой литературы Белинский отводит «Бедным людям» Ф.М. Достоевского, помещенным в «Петербургском сборнике». Молодой автор, считает он, сумел сделать то, чего не удавалось до того ни одному из русских писателей: посмотреть на жизнь глазами «забитых существований» и передать всю трагичность их существования их же собственными словами и понятиями, одновременно показав, «как много прекрасного, благородного и святого лежит в самой ограниченной человеческой натуре».

Это было такое отражение русской жизни и такое выражение народного сознания, какое не давалось и самому Гоголю, отцу Достоевского «по творчеству». И Белинский не мог не прийти к выводу о том, что наша литература, следуя по пути, указанном Гоголем, действительно становится подлинно самобытной, народной и русской. И она достигнет выдающихся успехов, если будет идти этим путем не слепо, а творчески развивая и углубляя открытое Гоголем, как и поступил автор «Бедных людей».

Загружая Белинского сверх всякой меры, Краевский платит ему мало, а расходы критика растут. В ноябре 1843 г. он женился, в июне 1845 г. у него родилась дочь – Ольга; надо было кормить семью. Титаническая работа, душевные страдания, острая нужда и в довершение всего «кровопийца» Краевский, высосавший «остатки здоровья», сделали свое черное дело: к весне 1846 г. болезнь Белинского приобретает угрожающие размеры. «Ах братцы, – писал он Герцену 14 января 1846 г., – плохо мое здоровье – беда!.. Не могу поворотиться на стуле, чтоб не задохнуться от истощения».

В апреле 1846 г. Белинский порывает с Краевским и оставляет «Отечественные записки». Друзья организуют ему длительную (с мая по октябрь) поездку по югу России вместе с замечательным русским актером М.С. Щепкиным, который давал там театральные представления. Они побывали в Николаеве, Херсоне, Одессе, Крыму. Критик постепенно возвращается к жизни, появляется надежда на будущее. Он мечтает решительным образом изменить навязанную ему цензурой манеру письма. «Природа, – пишет он, – осудила меня лаять собакою и выть шакалом, а обстоятельства велят мне мурлыкать кошкою, вертеть хвостом по-лисьи». Однако дамоклов меч «отеческой расправы» (так Белинский называл царскую цензуру) продолжал висеть над критиком до конца дней, делая и эту его мечту нереальной…

Перемена в жизни Белинского намечается тогда, когда Н.А. Некрасов и И.И. Панаев приглашают его сотрудничать в журнале «Современник», приобретенном ими в сентябре 1846 г. И в октябре того же года, по возвращении из поездки по югу, несколько окрепший и отдохнувший Белинский начинает принимать деятельное участие в работе журнала. Уже в первом номере за 1847 г. появляется его статья «Взгляд на русскую литературу 1846 года», где он защищает творческие принципы «натуральной школы» – школы художественного познания России. Факт появления у нас такой школы, говорит Белинский, свидетельствует о прогрессе литературы, потому что писатели, которых «причисляют к натуральной школе… воспроизводят жизнь и действительность в их истине. От этого литература получила важное значение в глазах общества».

Он откликается на второе издание «Мертвых душ» Гоголя, подтверждая свою точку зрения на это произведение, высказанную ранее: они «стоят выше всего, что было и есть в русской литературе, ибо в них глубокость живой общественной идеи неразрывно сочеталась с бесконечною художественностью образов…». И в то же время резко выскажется по поводу нового творения писателя – «Выбранных мест из переписки с друзьями», заметив, «что и человек с огромным талантом может падать так же, как и самый дюжинный человек».

Весной 1847 г. умирает его сын Владимир (родился в ноябре 1846 г.). Сообщая об этом в письме И.С. Тургеневу, Белинский добавляет: «Это меня уходило страшно. Я не живу, а умираю медленной смертью». Резко обостряется болезнь легких. И опять (в который уже раз!) друзья приходят ему на помощь, собирают средства и отправляют на лечение, но уже за границу. Белинский побывал в Германии и во Франции. Там, за границей, вдали от всевидящего ока III Отделения (политического надзора), находясь в маленьком немецком городке Зальцбрунне, Белинский 15 июля 1847 г. пишет свое знаменитое письмо Гоголю, в котором беспощадно разоблачает самодержавие и крепостнические порядки, говоря о необходимости реформ в общественной жизни страны.

По возвращении на родину Белинский пишет большую статью «Ответ «Москвитянину»», в которой, опираясь на историю русской литературы, показывает закономерность появления в ней «натуральной школы», гоголевского, критического направления. А в последней своей статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года», которую пишет, уже не вставая с постели (а вторую часть просто диктует «через силу» жене), он подытожит успехи этой школы, подчеркнув тот факт, что «в лице писателей натуральной школы русская литература пошла по пути истинному и настоящему, обратилась к самобытным источникам вдохновения и идеалов и через это сделалась и современно и русскою». И с этого пути она «уже не сойдет, потому что это прямой путь к самобытности, к освобождению от всяких чуждых и посторонних влияний». Отныне можно со всей определенностью говорить, что у нас есть литература, что она нашла «свою настоящую дорогу».

Начав свое нелегкое поприще с решения «быть органом нового общественного мнения» и вести борьбу за создание у нас истинной, подлинно художественной национальной литературы, Белинский не только определил, где проходит ее «настоящая дорога», но и сам вывел ее на эту дорогу, по которой она в дальнейшем, в чем он нисколько не сомневался, и «будет идти вперед, изменяться, но только никогда уже не оставит быть верною действительности и натуре», не изменит своему назначению быть «выражением-символом внутренней жизни народа».

В ноябре 1847 г. при переезде на новую квартиру Белинский простужается, у него вновь «открылись раны на легких». Снова обостряется его болезнь; сырая и холодная погода Петербурга только способствует этому. Он мечтает вернуться в Москву с ее более мягким и сухим климатом. Он горит желанием работать, и не просто, а «поналечь на дело», если здоровье позволит, если только позволит… Эти слова он повторяет, как заклинание, почти во всех своих последних письмах…

26 мая (7 июня) 1848 г. сердце Белинского остановилось.