II. Шекспировское торжество въ Петербургѣ[12] .

II. Шекспировское торжество въ Петербург?[12].

Et tu quoque!

Et tu quoque! И ты, Брутъ! И мы туда же! Намъ нельзя было отстать отъ просв?щенной Европы! Безъ насъ вода не освятится.

Въ самомъ д?л?, отчего и не отпраздновать трехсотл?тнiй со дня рожденiя юбилей Шекспира? Надо было только распорядиться такъ, чтобы торжество это не происходило въ пустой зал?. Неудавшееся торжество хуже, ч?мъ еслибъ его совс?мъ не было. Безъ сомн?нiя, украшенiемъ и настоящимъ д?ломъ этого торжества было чтенiе сценъ изъ ненапечатаннаго еще перевода трагедiи о "Корол? Джон?" покойнаго А. В. Дружинина. Но одна ласточка весны не д?лаетъ, говоря на иностранно-рускомъ язык?.

Но зат?мъ?

Зат?мъ излагались мн?нiя нашихъ знаменитостей, литературныхъ и учоныхъ, о всемiрномъ значенiи "всепрощающаго" сердцев?дца вообще и о значенiи его въ Россiи въ особенности. Чего же еще больше?

Если къ этому прибавимъ т? нравоученiя, которыя одинъ современный поэтъ вывелъ изъ трагедiй Шекспира, – то кажется, дальн?йшiя требованiя должны показаться противуестественными.

Да, позабылъ, еще музыка была. Торжество, словомъ, на славу.

Одного ему недоставало, малаго – самостоятельности. Намъ кажется, точно оно составлено по г. Гервинусу. То же холодное почтенiе, то же отсутствiе задушевности, т? же нравоученiя.

Вотъ почему, несмотря на нашъ глубочайшiй патрiотизмъ, мы дали г. Гервинусу первое м?сто въ нашей стать?. Къ г. Гервинусу мы отнеслись критически, сл?дуя мудрому правилу Кузьмы Пруткова: "смотри въ корень", – о нашихъ же соотечественникахъ намъ остается только пов?ствовать. Разбирать ихъ нечего, потомучто своего, русскаго, они не сказали ничего; въ качеств? цивилизованныхъ европейцевъ, состоящихъ подъ наитiемъ н?мецкой мысли, они перевели н?мецкiя мысли на quasi-русскiй языкъ, и вотъ вамъ петербургское слово о Шекспир?! Никакого одушевленiя!

Полно такъ ли важенъ Шекспиръ для русской земли, какъ объ этомъ пов?ствовалъ, съ академическою важностью, г. Галаховъ?

Полно точно-ли Шекспиръ "намъ близокъ и родствененъ" и "мы можемъ съ чувствомъ справедливой гордости смотр?ть на того Шекспира, который является у французовъ, подвергаясь превратнымъ толкованiямъ и унизительнымъ сравненiямъ?"

Полно точно-ли "наше участiе въ праздник? не есть игра легкомысленнаго тщеславiя и пустой подражательности, а ясное представленiе д?ла, живо сознаваемаго каждымъ образованнымъ русскимъ?"

Если судить по стать? г. Галахова, то н?тъ. Почтенный историкъ русской литературы не сказалъ ничего, чтобы хотя н?сколько оправдывало его гордыя надежды. Его р?чь "Шекспиръ въ Россiи"[13] в?рн?е можно назвать «формулярнымъ спискомъ о служебной д?ятельности Шекспира въ Россiи». Жизни, жизни н?тъ въ р?чи почтеннаго академика, той жизни, которая ключомъ кип?ла въ великомъ-русскомъ челов?к?, «отъ кого можно было отставить академiю, но не его отъ академiи».

Что новаго пов?далъ намъ знатокъ отечественной литературы? То, что Сумароковъ вставилъ монологъ Ричарда III въ уста своего Дмитрiя Самозванца? Или то, что кто-то другой написалъ "безъ сохраненiя обыкновенныхъ правилъ" дв? пiесы въ 1786 г. "Историческое представленiе изъ жизни Рюрика" и "Начальное управленiе Олега"? Это Шекспиръ въ Россiи.

Или важно въ р?чи ученаго академика то м?сто, гд? онъ пов?ствуетъ, что Полевой перевелъ Гамлета, а Мочаловъ былъ генiальный актеръ? Что Б?линскiй писалъ о Шекспир?? Или что Тургеневъ написалъ "Гамлета Щигровскаго у?зда", и изображая его, "не выпускалъ изъ мысли образъ" настоящаго, заправскаго Гамлета?

Или можно-ли такъ разсуждать по поводу упомянутой пов?сти г. Тургенева: "д?йствующее лицо помянутаго разсказа смотритъ на себя съ презр?нiемъ: но разв? и Гамлетъ Шекспира не называетъ себя презр?ннымъ, ничтожнымъ созданiемъ?" Мало-ли кто ругаетъ себя всяческими словами, – ужь будто онъ и Гамлетъ сейчасъ. Или дал?е: "онъ (Гамлетъ) постоянно казнитъ себя за нер?шительность и сомн?нiя: то же д?лаютъ съ собою и герои слабоволiя, выведенные Тургеневымъ." Гамлетъ – герой слабоволiя! какъ это ново и оригинально! Кто не повторялъ этого избитаго выраженiя?

Или достаточно сказать, что "Шекспировъ генiй былъ родственъ духу нашего Пушкина, и потому легко ему сочувственъ?"

Какъ это старо! Какъ это давно окамен?ло въ нашей литератур?! Та жизнь, которая скрывалась подъ этими словами, давно выдохлась: и бездушный трупъ этой жизни всякiй сп?шитъ (хотя маленькiй кусочекъ этого трупа) закупорить въ свою баночку со спиртомъ!

Быть можетъ, намъ скажутъ, что объемъ статьи воспрепятствовалъ г. Галахову, что иначе статья вышла бы утомительно-длинна. Она и безъ того утомительно-длинна!

Вотъ вамъ живое явленiе – переводъ Полеваго и игра Мочалова. В?дь это совершилось на глазахъ г. Галахова; в?дь это былъ Шекспиръ, живьемъ проникающiй въ русскую жизнь. И объ этомъ ни слова.

Велика заслуга Полеваго, по знакомству насъ съ Шекспиромъ, также какъ велика заслуга Мочалова, – в?дь они заставили любить Шекспира, они заставили биться рускiя сердца отъ великаго слова поэта! И свид?тель этого, самымъ сухимъ образомъ, въ самыхъ избитыхъ выраженiяхъ пов?ствуетъ о томъ, "какъ театръ наводнялся слезами,

И вопли раздирали слухъ собранья!

Поди прочь, несносная жизнь! что намъ, людямъ ученымъ, за д?ло до тебя! Мы изучаемъ; мы кропотливо, какъ Плюшкинъ, всякую дрянь, собираемъ всякiе факты; – живое дыханiе претитъ намъ, какъ Ризположенскому шампанское!

Лучше мы сообщимъ руской публик?, что Вронченко прекрасно перевелъ "Гамлета," а г...

Конец ознакомительного фрагмента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.