А. И. Богдановичъ "Воскресеніе", романъ Л. Толстого.
А. И. Богдановичъ
"Воскресеніе", романъ Л. Толстого.
"Воскресеніе" Л. Толстого, конечно, уже знакомо читателямъ и намъ не приходится излагать его содержаніе. Въ этомъ великомъ произведеніи, равнаго которому не появлялось за посл?днее десятил?тіе ни у насъ, ни въ иностранной литератур?, больше ч?мъ достаточно матеріала для самыхъ разнообразныхъ выводовъ и заключеній. И какъ ни дерзко говорить о немъ въ б?глой журнальной зам?тк?, нельзя удержаться, чтобы не высказать хоть отчасти того, что такъ волнуетъ при чтеніи этого произведенія.
Прежде всего невольное изумленіе охватываетъ читателя при вид? этой неувядающей силы творчества, какую проявилъ великій писатель, семидесятил?тіе котораго еще такъ недавно было отпраздновано литературой и въ Россіи, и за границей. Не смотря на очевидную порчу, которой несомн?нно подвергся романъ въ различныхъ м?стахъ,– и вся концепція его, и отд?льныя удивительной красоты м?ста вполн? напоминаютъ того Толстого, какимъ мы его знаемъ въ "Войн? и Мір?" или "Анн? Карениной". Та же широта захвата жизни, легкость и естественная простота, съ какими геніальный авторъ переноситъ насъ изъ тюрьмы въ залу суда, изъ суда въ великосв?тское общество, изъ деревни въ столицу, изъ пріемной министра въ камеру сибирскаго этапа. При этомъ не чувствуется не мал?йшей д?ланности, какъ будто сама жизнь развертывается предъ нами во всемъ своемъ разнообразіи.
И какъ развертывается! Вы испытываете одновременно и потрясеніе отъ видимаго ужаса и несправедливости челов?ческихъ отношеній, и умиленіе и радость за неугасимую жажду правды, которая все время чувствуется въ каждомъ момент? этихъ отношеній. Даже въ сценахъ самаго дикаго разгула насилія и неправды слышится неумолчный голосъ недремлющей сов?сти, къ которому чутко прислушивается авторъ и съ потрясающей силой передаетъ читателю. Благодаря этому чувству умиленія при вид? торжества сов?сти надъ видимымъ господствомъ лжи, дикости, произвола, тягостныхъ и ненужныхъ жестокостей, ч?мъ такъ опутана жизнь челов?чества,– выносишь ощущеніе бодрящей св?жести и радостнаго настроенія. Это общее впечатл?ніе можно бы сравнить съ т?мъ, какое производятъ старинныя легенды о мученичеств? праведниковъ. Какъ въ этихъ легендахъ, такъ и зд?сь, вся власть грубой силы и лжи кажется ч?мъ-то не настоящимъ, безъ корней, ч?мъ-то такимъ, что не прочно, не им?етъ внутренняго развитія, а лишь временно и преходяще, что отпадетъ, какъ шелуха, когда наступить "полнота временъ".
Какъ въ прежнихъ романахъ Толстого, читатель сразу вводится въ центръ д?йствія и интереса пов?ствованія, которое развертывается съ поразительной быстротой, захватывая и увлекая, и ч?мъ дал?е, т?мъ больше усиливается эта стремительность д?йствія. Оба центральныхъ лица романа обрисованы на первыхъ же страницахъ во всей сложности ихъ душевной драмы, наряду съ которой зат?мъ также быстро начинается другая, бол?е высокая общественная драма, борьба воскресающаго челов?ка съ общественной не правдой. Вторая драма непосредственно вытекаетъ изъ первой, являясь первымъ необходимымъ актомъ воскресенія души, до того мертвой, погрязшей въ ложной условности и грязи жизни. И дал?е об? драмы идутъ параллельно, дополняя и осв?щая одна другую. Съ искусствомъ, доступнымъ только великому художнику, Толстой не отвлекается ни на одну минуту въ сторону, не теряетъ ни одной лишней строчки. Каждый штрихъ – это новая черта въ характер? главныхъ лицъ, въ ихъ душевной и общественной борьб?, новое явленіе, необходимое для усиленія правды общей картины нашей общественной жизни. Сжатость описанія доведена до виртуозности, что придаетъ всему роману особую силу, кр?пость и выразительность. Такая простота изложенія, почти л?тописная, доступна только или великимъ художникамъ, какъ Пушкинъ, напр., или т?мъ простымъ и сильнымъ душамъ, для которыхъ всегда важенъ лишь самый предметъ разсказа, а все остальное кажется слишкомъ ненужнымъ и лишнимъ, чтобы стоило о немъ распространяться и останавливаться на немъ. Но эта простота не им?етъ въ себ? ничего торопливаго или сп?шнаго; напротивъ, въ ней есть что-то важное и строгое, что удивительно отв?чаетъ важности содержанія.
А содержаніе это д?йствительно такъ важно, что въ сравненіи съ нимъ все представляется и ничтожнымъ, и преходящимъ, какъ мимолетныя настроенія будничнаго дня. Воскресеніе Нехлюдова – это вопросъ о возможности воскресенія для каждаго, кто погрязъ въ тин? нечистой животныхъ страстей и мелкихъ будничныхъ интересовъ и потерялъ свободу души. Воскресаетъ въ роман? не Катюша Маслова, которую погубилъ Нехлюдовъ, а онъ самъ. Катюша чиста, ея душа не тронута и св?жа, она только усыплена ужасами жизни, которую съ легкой руки Нехлюдова ей пришлось вести. Катюша не воскресаетъ, а просыпается, какъ только услышала благую в?сть, что есть челов?къ, который видитъ къ ней не просто предметъ для удовольствія, а челов?ка такого же, какъ онъ самъ. Ей не съ ч?мъ бороться. Посл? перваго момента оживленія старой острой боли, которая ей напомнила все ужасное, когда-то пережитое благодаря Нехлюдову, Катюша покорно отдается новому настроенію, которое и есть ея настоящее подлинное настроеніе, всец?ло отв?чающее ея складу души...
Конец ознакомительного фрагмента.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.