А. И. Богдановичъ "Петръ и Алексѣй", ром. г. Мережковскаго. – "Страна отцовъ" г. Гусева-Оренбургскаго

А. И. Богдановичъ

"Петръ и Алекс?й", ром. г. Мережковскаго. – "Страна отцовъ" г. Гусева-Оренбургскаго

Закончивъ свою громоздкую трилогію "Христосъ и Антихристъ", врядъ ли г. Мережковскій могъ сказать съ чувствомъ полнаго удовлетворенія: "нын? отпущаеши". Не думаемъ, чтобы авторъ остался доволенъ своимъ трудомъ, и потому такъ, что, начавъ эту большую работу при одномъ настроеніи, онъ завершилъ ее при другомъ. Ч?мъ ближе къ концу, т?мъ р?зче чувствуется эта разница. Если въ "Отверженномъ" преобладаетъ туманная и т?мъ не мен?е горячая м?стами мистическая струя, то уже въ "Воскресшихъ богахъ" ее мало-по-малу выт?сняетъ холодное изсл?дованіе ученаго, а въ "Петр? и Алекс??" мистика окончательно перешла въ холодный разсказъ, отъ котораго в?етъ "пылью в?ковъ". Именно т? м?ста этого романа, гд? авторъ желаетъ разогр?ть себя религіозными порываніями своего героя въ міръ надзд?шній, меньше всего увлекаютъ читателя. Таковы вс? сцены, гд? д?йствуютъ сектанты, а "взыскующій града" Тихонъ самая неудавшаяся фигура романа. Для созданія Тихона авторъ не им?лъ руководства въ вид? многочисленныхъ хроникъ, его приходилось творить, а для творчества необходимо самому гор?ть огнемъ и мучиться муками своего героя. Намъ уже неоднократно приходилось, говоря о художественной работ? г. Мережковскаго, отм?тить холодность его темперамента, преобладаніе въ немъ разсудочности надъ сердцемъ, изсл?дованія надъ творчествомъ. Мистическаго н?тъ ни капли въ натур? автора, онъ типичный резонеръ, и его работа напоминаетъ скор?е р?шеніе шахматной задачи, а не пропов?дь или восторженное влеченіе въ міръ неяснаго и неопред?леннаго, куда г. Мережковскій хочетъ насильственно проникнуть. Въ сущности, о чемъ бы ни пов?ствовалъ г. Мережковскій, онъ остается холоденъ, и чувствуется, что ему р?шительно н?тъ никакого д?ла до своихъ героевъ. Но они ему нужны, какъ элементы для поставленной имъ себ? задачи – доказать, что аскетическое начало христіанства и древнее оргіастическое, которое отлилось въ культъ Діониса, сливаются въ н?которой "потусторонней" точк?. Поставивъ себ? такую задачу – объединить Христа и Антихриста, г. Мережковскій беретъ три эпохи, особенно яркія по столкновенію этихъ началъ, и путемъ тщательнаго изсл?дованія источниковъ силится возсоздать это сліяніе Христа и Діониса, и какъ только доходитъ до этого пункта, терпитъ настоящій крахъ. Такъ было съ "Отверженнымъ", такъ случилось съ "Леонардо да Винчи", такъ вышло и съ Тихономъ, который и есть главный герой посл?дняго романа "Петръ и Алекс?й".

Не увлекаясь самъ, авторъ не можетъ увлечь за собой и читателя въ манящія его "бездны внизу и вверху", и вс? эти "оргіастическія", "потустороннія" порыванія отдаютъ самой обычной скукой, которую читатель проб?гаетъ какъ безплодныя пустыни, торопясь къ т?мъ главамъ, гд? разсказъ оживляется всегда интересными выписками изъ хроникъ. Въ посл?днемъ роман? это особенно зам?тно. Авторъ почти не далъ себ? труда переработать сырой историческій матеріалъ и, право, за это можно быть ему только благодарнымъ. Личности Петра, Алекс?я и другихъ главныхъ д?ятелей этой знаменитой эпохи такъ значительны, что даже простой разсказъ по хроникамъ глубоко интересенъ. Положимъ, характеры Петра и Алекс?я очерчены шаблонно, какъ мы привыкли вид?ть ихъ со временъ Костомарова, которому г. Мережковскій сл?дуетъ довольно-таки рабски, не принося почти ничего отъ себя. То же самое сл?дуетъ сказать и о другихъ характеристикахъ – императрицы Екатерины, Меньшикова, Толстого, "д?вки" Афросиньи, Докукина, Кикина и прочихъ героевъ трагедіи, разыгравшейся при русскомъ двор?.

Среди этихъ давно знакомыхъ каждому фигуръ одна въ особенности привлекаетъ къ себ? вниманіе читателя, сближая его съ современными настроеніями. Это ?еофанъ Прокоповичъ, правая рука Петра въ его борьб? съ духовенствомъ. Надъ этой фигурой авторъ, видимо, поработалъ, и д?йствительно личность ловкаго монаха, сум?вшаго закабалить русское духовенство на два в?ка, вышла, какъ живая. Съ перваго момента появленія его на страницахъ романа онъ почти заслоняетъ все остальное и невольно сосредоточиваетъ на себ? весь интересъ посл?днихъ частей романа.

"Родомъ черкасъ-малороссъ, л?тъ тридцати восьми, полнокровный, съ лоснящимся лицомъ, лоснящейся черной бородой и большими лоснящимися черными усами, онъ походилъ на огромнаго чернаго паука. Усм?хаясь шевелилъ усами, какъ жукъ. По одной этой усм?шк? видно было, что онъ любитъ скоромныя латинскія шуточки фацетіи Поджіо не мен?е, ч?мъ жирныя галушки, и острую діалектику не мен?е, ч?мъ добрую горилку. Несмотря на святительскую важность, въ каждой черточк? лица его такъ и дрожало, такъ и б?гало, какъ живчикъ, что-то слишкомъ веселое, точно пьяное: онъ былъ пьянъ собственнымъ умомъ своимъ, этотъ румянорожій Силэнъ въ архіерейской ряс?. "О, главо, главо, разума упившись, куда ся преклонишь?" говаривалъ онъ въ минуту откровенности.

"И царевичъ дивился удивленіемъ великимъ, какъ сказано въ Апокалипсис?, думая о томъ, что этотъ бродяга, б?глый уніатъ, римскаго костела присягатель, ученикъ сперва іезуитовъ, а потомъ протестантовъ и безбожныхъ философовъ, можетъ быть и самъ безбожникъ, сочиняетъ Духовный Регламентъ, отъ котораго зависятъ судьбы русской церкви".

Петръ ум?лъ выбирать людей. Онъ не ц?нилъ уб?жденности, честности, гордости, в?рности...

Конец ознакомительного фрагмента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.