Комната с трупами и трупы без комнаты
Комната с трупами и трупы без комнаты
Этот раздел посвящен убийцам и людоедам, крадущим девушек или заманивающим их в свой дом. Наиболее значительны образы врагов из сказок братьев Гримм «Диковинная птица» (АТ 311) и «Жених-разбойник» (АТ 953). Похититель девушек из первой сказки назван волшебником, но колдовством он не занимается. Возможно, его окрестили так, чтобы отличить от французского злодея — Синей Бороды, немецкая сказка о котором была изъята братьями из сборника 1812 г.
Переодетый нищим волшебник похищает одну за другой трех сестер, запихнув их в корзину. В лесном доме он вручает им ключ от запретной комнаты и яйцо. Увидев кровь и куски человеческих тел, две старшие сестры в ужасе роняют яйцо в таз, и оно покрывается несмываемыми пятнами. Нарушивших запрет девиц обезглавливают и расчленяют. Младшую сестру осеняет гениальная по простоте идея — она не берет с собой яйцо. Обнаружив в комнате части тел сестер, она складывает их вместе, и трупы оживают. Это единственное чудо в сказке.
Диковинная птица. Иллюстрация Ф. Грот-Иоганна (1900). Девушка внимательно изучает ключ от запретной комнаты, хотя в кровавый таз суждено упасть не ему, а яйцу в другой руке
Волшебник доволен послушанием героини и хочет на ней жениться. Счастливая невеста посылает жениха к своим родителям с корзиной, полной золота. На дне корзины она прячет сестер. Утомившись от тяжести, волшебник несколько раз по дороге пытается заглянуть в корзину, но сидящие там девушки имитируют крик своей сестры, чей смысл лучше всего передает русская фраза: «Высоко сижу — далеко гляжу!» Тем временем младшая сестра созывает на пир друзей волшебника, выставляет в чердачном окне череп, украшенный цветами (он должен изображать невесту), и совершает ряд действий, для иноязычных сказок этого типа не характерных. Вывалявшись в меде и перьях, она представляется гостям и вернувшемуся жениху «диковинной птицей». Вскоре приходят ее родные, поднятые по тревоге сестрами, и сжигают дом волшебника вместе с хозяином и его гостями.
Отметим ряд совпадений с исследованными нами типами. Волшебник умыкает сестер в точности так же, как ведьма мальчика. Едва героиня обретает ум, враг его теряет. Глупость жениха пытались объяснить тем, что он открывает невесте свое имя, но у братьев об этом ничего не сказано. Осуществляется подмена — череп взамен невесты, — позволяющая героине скрыться (замаскироваться). Мотив сжигания врага, несомненно, случайный. В других версиях похищения нет, а девушки сами попадают к врагу. Обычно они идут в лес к своему отцу-дровосеку по крошкам или горошинам — мы уже читали об этом в сказке «Лесной дом», — а враг направляет их путь к своему логову. В версии из Ганновера в роли злодеев выступают три гнома, а умная девушка наряжается птицей. Вероятно, отсюда «птичий» мотив угодил в гриммовскую сказку. Наряд диковинной птицы, традиционный для свадебных торжеств и карнавалов, изредка встречается в русском фольклоре.
В сказке Генриха Преля (1822–1895) четырех (!) старших сестер убивает серый карлик. Младшая, найдя трупы, не оживляет их, а расставляет так, будто они подметают пол, убираются по дому, варят еду на кухне, разводят огонь в очаге. Осуществив столь необычную подмену, она убегает. Вернувшийся карлик неторопливо переходит из комнаты в комнату, дивясь расторопности своей невесты. Лишь не обнаружив трупы на положенных местах, он начинает о чем-то догадываться, бросается вдогонку, но успевает только метнуть нож в дверь дома беглянки. Ее отец утешается тем, что хотя бы одна дочь уцелела [343].
Комментируя «Диковинную птицу», В. Гримм ссылался на идею запретной двери, но она, конечно же, не уникальна. В сборнике «Тысяча и одна ночь» (ночи 14–16) царевич проводит один год во дворце сорока невольниц, но, открыв запретную дверь, наказывается изгнанием и потерей глаза. Похожий сюжет есть в арабской версии «Семи мудрых мастеров», попавшей в Европу в 1184 г., и в «Великой хронике» бенедиктинца Матвея Парижского (1200–1259). У самих братьев запретная комната встречается в сказке «Верный Иоганн» (АТ 516) — там висит портрет красавицы, в которую влюбляется принц, — и в сказке «Дитя Марии» (АТ 710), где девочка, находящаяся в услужении у Богоматери, открывает дверь и видит Святую Троицу, за что изгоняется на землю, претерпевает ряд мучений и раскаивается перед лицом смерти на костре. Эта, безусловно, поздняя вариация на тему запретной двери вдохновлена немецкой легендой о святой Одиллии [344].
Нас интересует не только сама комната, но и ее содержимое — расчлененные трупы и кровавая плаха.
Диковинная птица. Иллюстрация Ф. Грот-Иоганна (1900). Убийца сгибается под тяжестью двух девичьих тел. Трудно распознать в нем жениха, спешащего с подарками к родителям невесты
В ранних итальянских сказках крови нет. У Базиле принцесса прислуживает людоедке (от людоедства там одно название), которая прячет в комнате трех своих дочерей в золотых платьях. Дочери мирно дремлют на тронах, как вдруг к ним вламывается принцесса. Катастрофических последствий ее проступок не имеет. В другом месте Базиле рассказывает сентиментальную повесть о маленькой девочке, проклятой феей и умершей от гребня, воткнувшегося в волосы. Мать скрывает тело дочери в хрустальном гробу за запертой дверью. На смертном одре она запрещает своему брату входить в комнату с гробом, но туда проникает его ревнивая жена. Именно этой мерзавке удается вытащить гребень, и она эксплуатирует ожившую девочку как рабыню, пока ту случайно не узнает дядя (в Южной Америке он понюхал бы ее ночную вазу).
Окровавленные трупы неожиданно всплывают в сказке Перро. Здесь нет ни похищения, ни обмана — рыцарь Синяя Борода, обладатель безупречных манер, завоевывает сердце младшей дочери из знатного семейства. Если бы Борода выкрал ее вместе с сестрами, сказку отнесли бы к типу 311, а так она получила номер АТ 312. Борода не колдун и не людоед. Убитые женщины на залитом кровью полу тайной комнаты — не более чем прихоть капризного мужа. Он их зарезал, вероятно, по той же причине, что и Симон де Кентервиль в повести О. Уайльда: они совершенно не умели готовить. Правда, ключик, который героиня роняет на пол, назван волшебным, но лишь для того, чтобы она не смогла отмыть кровавое пятнышко (яйцо у братьев Гримм тоже волшебное). Борода милостиво позволяет супруге помолиться перед смертью. Она посылает старшую сестру на башню следить за дорогой, по которой в последний момент приезжают братья девушек, закалывающие преступного зятя.
Тема страдающих жен, лишенных кулинарных талантов, и мужей-садистов весьма популярна (см., например, рассказ «Тысячи и одной ночи» о принцессе и развратном бедуине), но для нас она не слишком важна. А вот откуда у Перро взялась комната с трупами?
Синяя Борода — герой бретонского фольклора. Первым по времени его прототипом считается легендарный король Комор (Кономор) Проклятый, правивший в Бретани в VI в. История Комора, короля Бретани (графа Корнуолла), и его супруги Трифинии, дочери Героха, графа Ванна, рассказана во французских хрониках XV–XVII вв.
В самой красноречивой ее версии злой дух предрекает Комору смерть от руки его собственного сына. Поэтому Комор умерщвляет своих жен, узнав об их беременности. Комнаты в легенде нет. Молящуюся в часовне Трифинию предупреждают об опасности призраки убиенных женщин. Она убегает из замка мужа, рожает в пути мальчика и прячет его в дупле дерева. Комор настигает супругу и отрубает ей голову, но перед смертью она успевает послать весточку отцу. Можно ли усмотреть в отрубленной голове мотив расчленения? Нельзя. Мертвая голова — самостоятельный мотив бретонского фольклора. Вот и здесь труп Трифинии, поднятый на ноги святым Гильдасом, берет одной рукой младенца, а другой — свою голову и двигается к замку Комора. Под стенами замка Гильдас призывает хозяина принять обратно жену, «какой ее сделала твоя жестокость», и ребенка, «которого дали тебе Небеса». Комор упрямится. Он напуган пророчеством о сыне, а тут еще безголовая жена, от которой вкусного обеда уж точно не дождешься! Тогда святой забирает мальчика у матери и ставит его на землю. Осознав свою миссию, повзрослевший младенец хватает горсть земли и кидает ее в сторону замка со словами: «Да свершит Святая Троица правосудие!» Замок рушится, и только после этого Гильдас возвращает голову Трифинии на законное место [345].
Второй вероятный прототип Синей Бороды — достославный Жиль де Рэ (1404–1440) — фактически оправдан нынешними историками по той же причине, что и ведьмы, ставшие жертвами инквизиции: колдовства не существует. Если бы Жиля судили (или лечили) как сексуального маньяка, то есть психически больного человека, от наших современников он снисхождения не дождался бы. Но он был осужден как колдун, вызывавший демонов, а такие обвинения мигом рождают подозрения — а что, если имел место наговор или подлог? Здесь мы не будем разбирать аргументы обеих сторон [346]. В любом случае для авторов легенд, повлиявших на сказку, Жиль — совратитель и убийца малолетних детей, чьи трупы расчленялись и использовались в колдовских обрядах. Детские черепа и кости, найденные в подземелье его замка (ныне факт находки оспаривается), могли предварять собой кровавую комнату Бороды.
Но тогда Борода должен подобно огру охотиться за детьми, а не за женщинами. Французские ученые решили, что женщины заменили детей, поскольку сказка не может описывать сексуальное насилие над детьми. Можно подумать, она описывает изнасилования женщин! И над детьми, и над женщинами в сказках издеваются, но детей убивают реже. Детские трупы тоже расчленяют. Вот только расчленения эти происходят не в запретной комнате, а условно говоря, на кухне — трупы расчленяют, чтобы съесть. Помните, как Мелетинский соединял людоедство с эротическим насилием? Ему вторит О.И. Тогоева, изучавшая образ Синей Бороды: «Мотив поедания (в том числе и детей) в сказке бывает равнозначен сексуальному акту» [347]. Отчего Проппу не пришла в голову столь блестящая мысль? Тут бы и «первобытные» мифы пригодились — в них и акты имеются, и поедания. Видать, цензура помешала…
Если же серьезно, в сказке Перро нет главного обвинения, предъявленного Жилю де Рэ, — нет колдовства. Поэтому вопрос о комнате с трупами пока остается открытым. Ни Борода, ни мнимый волшебник братьев Гримм, ни серый карлик колдунами не являются и людей не едят. Это убийцы, скрывающие свои преступления. Посмотрим, не удастся ли нам отыскать что-нибудь новенькое в других вариантах типов 311 и 312.
Во французской сказке «Дочь дровосека» намек на колдовство есть, зато трупы исчезают! Чудовище сватается к сестрам, но только младшая Мария соглашается пойти с ним (мотив из типа АТ 425 «Красавица и чудовище»). В лесном доме оно становится прекрасным юношей и умоляет Марию не отпирать дверь одной из комнат. Поддавшись на уговоры навестивших ее сестер, Мария поворачивает ключ в замке и — сюрприз! Комната пуста. Однако ключ, как и положено волшебным предметам, выскальзывает из рук на пол, и на нем выступает красное пятно. «Уж не хранит ли эта комната следы преступлений?» — беспокоится Мария, предполагая, что муж оказался мудрее Синей Бороды и закопал трупы. Муж безутешен. Он заколдован и теперь из-за нарушенного запрета вынужден скитаться в облике чудовища целых семь лет. Любопытная жена сопровождает его в странствиях.
В итальянских и словенских сказках девушек соблазняет дьявол, переодетый богатым кавалером. Во всем остальном, кроме кровавой плахи, повторяется сюжет братьев Гримм: три сестры; комната с адским пеклом (антитеза Святой Троице); цветок в волосах, который младшая сестра догадалась поставить в воду; спасение сестер из пекла и их транспортировка в сундуке; кукла на балконе. В третий сундук залезает сама героиня, прихватив драгоценности мужа. Застав всю семью в сборе, дьявол в смущении удаляется [348]. В других версиях действует огр — он не сватается, а похищает или заманивает девушек.
В баскской сказке «Сапожник и три дочери» некий господин (не дьявол) поочередно берет в жены трех сестер. Когда две старшие натыкаются на кучу трупов, он запирает их в подземелье и откармливает человечиной! Там же сидит в цепях молодой сын короля. Куртуазная тема мгновенно ломает сюжет. Младшая сестра успевает до прихода мужа побывать и в комнате, и в подземелье, а узрев пленного красавца, понимает, что сказку пора кончать. При встрече с мужем она нарочно (!) роняет ключ, а когда тот нагибается за ним, сносит ему голову саблей. Остается только сыграть свадьбу с принцем [349]. Благодаря этой в целом глуповатой сказке мы убеждаемся, что телами, лежащими в комнате, можно кормиться.
Норвежской сказке присущи все изложенные мотивы, кроме запретной комнаты. Тролль заманивает в свою пещеру трех сестер. Двум старшим, отказавшимся выйти за него замуж, он сворачивает шею. Младшая соглашается с его предложением, твердо сознавая, что не дождется ни чудесного превращения, ни принца в узах. Воскресив сестер с помощью колдовской мази, она отсылает их домой в сундуках, а сама убегает, соорудив соломенную куклу [350].
В британских сказках мотив похищения звучит в полную силу. Даже в английской версии «Синей Бороды», повторяющей французскую вплоть до мелочей (вместо зоркой сестры — пастушка; тела жен не лежат на полу, а висят на крюках), Борода по-разбойничьи выкрадывает героиню. В шотландской сказке великан ворует не людей, а капусту с королевского огорода, но заодно уносит трех стерегущих ее принцесс. Далее в сказку вторгаются мотивы из «Трех прях» и еще одного не рассмотренного нами типа. Великан поручает девушкам прясть шерсть, но без каких-либо запретов. Им готов оказать помощь желтоволосый карлик. Две старшие принцессы выгоняют его, и пряжа валится у них из рук. Недовольный работой муж сдирает им со спины кожу и сваливает тела в курятник. Младшая прибегает к услугам карлика. Позднее она узнает от бродячей старушки его имя — Перрифул. Великан, случайно увидев карлика, дивится его уродству и запрещает жене заниматься прядением. Она вылечивает сестер и вместе с ними перебазируется домой в корзинах. Во дворце королева и ее дочери совместными усилиями опрокидывают великану на голову кипящий котел [351]. Три разных типа настолько перемешались, что можно смело утверждать — эта сказка поздняя.
Огород с капустой, вероятно, угодил сюда из другой шотландской сказки. В ней мы впервые сталкиваемся с животным-похитителем. У бедной вдовы и трех ее дочерей таскает капусту серый конь. Дочери сидят в засаде (популярнейший русский мотив) и, завидев вора, в гневе бьют его веретеном, колют швейной иглой или вязальной спицей. Предмет прилипает к коню, а рука девушки — к предмету, и вор преспокойно удаляется вместе с пленницами. Забегая вперед, скажу, что конь очутился здесь неспроста. Сказочники помнили об этом, поэтому не стали сразу превращать коня в принца даже ценой нелепости его поступков. Топнув копытом, он отворяет холм, где находится его жилище, разговаривает с девушками, запрещает им входить в комнату, обещает жениться и, в конце концов, отрубает голову. Вообразите коня, орудующего топором!
Комната наполнена женскими трупами, и девушки пачкаются в крови. Вертящаяся под ногами кошка предлагает вылизать пятна за блюдце молока, но соглашается на это только младшая сестра. Кошка помогает ей и в дальнейшем. По ее совету героиня добывает в сокровищнице волшебный меч, но не рубит коню ни голову, ни других частей тела, а взмахивает мечом над трупами сестер, чтобы те ожили. Конь относит вдове три сундука. Не застав жену в холме, он возвращается и вышибает дверь вдовьего дома. Жена приготовилась к его визиту. Она плавно опускает (!) меч на шею коня, и тот оборачивается юношей, а кошка — его сестрой, принцессой [352]. Наверное, читатель недоумевает — откуда в этой сказке трупы? Не слишком ли жестоко для заколдованного принца? Трупы-то как раз на своих местах, а вот принц там действительно не нужен.
Все прочие животные, кроме медведя, выглядят в сказках этого типа довольно курьезно. В Швеции это золотая кошка; в Дании — дикая свинья, забравшаяся в сад и заманившая сестер в лес (она становится человеком) [353]; в Индии — как всегда, тигр; в другой сказке братьев Гримм — зайчик («Заячья невеста»). Эти сказки, как и русская «Маша и медведь», приспособлены под детскую аудиторию и поэтому снабжены зверушками. Комнаты с трупами нигде нет, но в русской сказке «Девушка и медведь» зверь убивает двух старших сестер и высасывает из них кровь [354].
В финской сказке три сестры достаются водяному, точнее — Ветехинену, злому духу, согласно легендам, затаскивающему людей под воду с помощью заклинаний, приняв облик животного или бревна [355]. Сказочный Ветехинен заманивает девушек, грозя лишить жизни их отца-рыбака: хватает его за бороду, хочет утопить лодку, подкидывает волшебные башмаки, уносящие в воду. Мотив договора родителя с врагом (запродажи) заимствован из типа АТ 325 («Хитрая наука»). В подводном жилище Ветехинена девушки отпирают запретную дверь, за которой расположена кладовка с ванной, наполненной кровью. В крови плавает золотое кольцо, приманивающее к себе девушек. Они прикасаются к нему, и Ветехинен их обезглавливает. Младшая сестра, одолев колдовской соблазн, разыскивает в кладовке кувшины с живой и мертвой водой и воскрешает трупы. Ветехинен сбрасывает сундуки на берегу, в третий из них прячется сама героиня, оставившая взамен себя куклу и поменявшая местами кувшины. Возвратившись в пустой дом, усталый Ветехинен идет подлечиться живой водой и выливает на себя мертвую [356]. Обратите внимание на переизбыток жидкостей в этой сказке. Без ванной и кувшинов вполне можно было обойтись.
Испорченная лишними деталями венгерская сказка напоминает баскскую. Живущий в колодце великан высватывает у вдовца трех его дочерей, обещая их облагодетельствовать. В своем доме благодетель заставляет жен кушать человечье мясо, а когда они отказываются, сажает в темницу. Младшая сестра, перехитрив людоеда, обнаруживает в потайных застенках массу полезных вещей: кладовую с оружием; золото и серебро; драгоценные камни; груду человеческих костей; мастерские, в которых работают рабы великана — тысячи портных, сапожников, столяров, кузнецов и ювелиров. Но вот беда — принца там нет! Да и ключ от двери, за которой томятся сестры, как нарочно, затерялся. Поэтому сказка продолжается. Многолюдная компания мастеров с песнями выходит на поверхность, где награждает свою освободительницу платьем, браслетом, туфельками и усаживает в некий волшебный фонарь. Знаете, почему он волшебный? Кто его купит, за того она выйдет замуж. Думаю, не стоит уточнять, кто именно его купил. В замке принца события принимают неожиданный оборот, и лишь в самом конце героиня вспоминает о сестрах. На пару с мужем они врываются в колодец, убивают великана и освобождают пленниц.
Немногочисленные азиатские сказки добавляют ряд замысловатых подробностей, не имеющих касательства к главному сюжету. Например, в арабской сказке «Зерендак» людоед Абу Фрейвар назван гулем (вампир и пожиратель трупов из доисламского фольклора). Он пытается скормить трем сестрам… свои уши. Запретная комната пуста, но из ее окна видны кладбище, гуль, выкапывающий из могилы труп, и погребальная процессия! После отправки сестер домой героине вроде бы удается обмануть людоеда, но в последний момент он догадывается обо всем и вонзает в нее ядовитый коготь. Сундук с телом героини плывет по волнам, его выуживает сын султана, он вынимает коготь и т. д. Под конец Абу Фрейвар раскаивается в своих преступлениях и поражает себя кинжалом [357].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.