3. Неуловимая история

Книга Балановских фиксирует настоящее состояние русского генофонда по полевым, так сказать, исследованиям, но она не посягает судить о прошлом.

Между тем, авторы буквально разрываются между назревшей необходимостью и возможностью заново переписать историю народов и рас с точки зрения их генетической изменчивости — и мировоззренческим неприятием подобного вполне естественного стремления. «Гены не детерминируют историю», — утверждают они (17). Утверждение в высшей мере спорное, хотя и в той же мере политкорректное. А поскольку книга в значительной степени представляет собой попытку утвердить геногеографию в качестве именно исторической науки, то налицо противоречие[2].

Историческая наука накопила достаточно версий о происхождении русского народа. Казалось бы — вот задача для союза генетики с антропологией: перебрать и оценить эти версии с точки зрения биологической достоверности или хотя бы вероятности. Какие из них имеют право на существование, а какие нет. Была бы огромная польза и гарантированная благодарность всех лиц, заинтересованных в таком приложении геногеографии к истории.

Балановские, однако, так и не дерзнули предложить историческую расшифровку тем географическим аномалиям, которые обнаружены ими в русском генофонде. И, возможно, правильно сделали, не будучи историками. Ибо влияние истории на генетику понятно каждому: пришли, к примеру, молодые и холостые русские в Сибирь, поотнимали женщин у местных монголоидных, уральских, алтайских, тюркских народов, женщины нарожали смешанное потомство — вот вам и новый генофонд. Судить о нем на базе истории очень даже можно[3].

А вот можно ли, наоборот, на основе генетики судить о ходе истории, о том, кто, когда и с кем смешивался? Достаточно ли мы знаем хотя бы историю миграций рас и этносов, историю их дивергенций и реверсий, вообще историю этногенезов, чтобы расшифровывать ее через генетику, не попав впросак? Балановские это делать отказываются, и правильно, поскольку уже имеются примеры крупных ошибок в таком подходе.

В итоге книга о русском генофонде не получила авторской исторической проекции, она дает лишь снимок современного положения дел, верный для определенного ареала. Балановские воздержались от исторических гипотез, хотя для них имеется достаточно оснований. Но табу авторов — не наши табу, а посему речь о том ждет читателя впереди.