Действие пятое. Deus ex machina

У Еврипида вакханки под предводительством матери Пенфея Агавы радостно возвращаются в Фивы. Агава приглашает всех полюбоваться трупом своего сына, думая, что это убитый ею лев. Выходит старый Кадм, ужасается и заставляет Агаву узреть и понять страшную истину. Затем следует их скорбный плач. И наконец Еврипид использует свой излюбленный эффектный прием Deus ex machina (Бог из машины). Суть этого приема, вполне традиционного для греческой трагедии, заключается в том, что, когда конфликт между сторонами на сцене неразрешим, с неба (на самом деле из специальной машины) появляется бог и расставляет все по своим местам. В “Вакханках” с небес во всем своем божественном величии спускается Дионис. Он объявляет вину Пенфея, его наказание и открывает героям их будущее.

Голдинг берет у Еврипида в первую очередь сам прием Deus ex machina. Загнанный охотниками, Ральф кубарем выкатывается из леса прямо под ноги морскому офицеру. Взрослые оказались рядом, а вместе с ними – правила поведения, разум и все атрибуты цивилизации: кровавой развязки не будет. Морской офицер появляется так же, как бог из машины у Еврипида, как высшее существо, как спасение и в тот самый момент, когда кажется, что конфликт остановить невозможно. Далее следует отрезвление и плач детей. Голдинг меняет местами последовательность событий. У Еврипида сначала герои трезвеют и плачут, а уж потом появляется бог и все объясняет. Есть здесь и более серьезное несовпадение. У Голдинга “бог из машины” пародиен и запредельно глуп, что невозможно для греческой трагедии. Процитируем этот эпизод еще раз, теперь уже вместе с оригиналом:

“«I should have thought that a pack of British boys – you’re all British aren’t you? – would have been able to put up a better show than that – I mean».

«It was like that at first, – said Ralph, – before things».

He stopped.

«We were together then».

The officer nodded helpfully.

«I know. Jolly good show. Like the Coral Island»”.

“– Казалось бы, – офицер прикидывал предстоящие хлопоты, розыски, – казалось бы, английские мальчики – вы ведь все англичане, не так ли? – могли выглядеть и попристойней.

– Так сначала и было, – сказал Ральф, – пока…

Он запнулся.

– Мы тогда были все вместе.

Офицер понимающе закивал:

– Ну да. И все тогда чудесно выглядело. Просто «Коралловый остров»”.

Бог из машины ничего не понял. Он возвращает нас к иллюзиям первых страниц романа. Офицер обвиняет детей в том, что они не смогли соответствовать оптимистической робинзонадной модели Баллантайна, и вдобавок несет националистический бред, вполне в духе автора “Кораллового острова”. Взглянем на текст оригинала. Дважды офицер повторяет слово “show”. Оно здесь является ключевым. На самом деле офицер говорит вот что: “Не тот вы мне, детки, спектакль показали, ох, не тот!”

Ну что тут скажешь. В ответ можно только замолчать, а потом вспомнить все и разрыдаться. Перевод Е. Суриц очень точно передает эту сцену, поэтому обойдемся без оригинала: “Ральф стоял и смотрел на него как немой. На миг привиделось – снова берег опутан теми странными чарами первого дня. Но остров сгорел, как труха. Саймон умер, а Джек… Из глаз у Ральфа брызнули слезы, его трясло от рыданий <…>. Голос поднялся под черным дымом, застлавшим гибнувший остров. Заразившись от него, другие дети тоже зашлись от плача. И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша”.

Трагедия (show), разоблачившая литературные утопии старых романистов, завершилась, и законное стремление человеческого рассудка управлять природой потерпело фиаско. “Life is scientific…” Повторяйте эту формулу по многу раз как заклинание, и в какой-то момент миром начнут управлять странные силы, а вместе с ними – колдуны и маги.