Сакральный детектив[54] (О книге Елены Ханги «Про всё»[55])

Один её прадед по матери был афроамериканским баптистским проповедником, другой — ортодоксальным раввином в Варшаве. Дед по отцу — имамом суннитского толка на Занзибаре. Сплетённые силовые линии трёх мировых религий, пронизывающие три континента, и обусловили, вероятно, то магнитное поле, которое сорвало её однажды с места и швырнуло через океан на поиски своих генетических и духовных корней.

Книга Елены Ханги «Про всё» концентрирует в себе это религиозного оттенка напряжение, — что может несколько обескуражить читателя, предвкушающего вальяжные мемуары признанной общественной деятельницы и скандально известной телеведущей. Вместо перечня жизненных успехов мы раскрываем журналистскую исповедь, дневник беспокойной души, полный непрестанных силлогизмов о природе человеческого отчуждения, нетерпимости и малодушия. Как будто она, Ханга, дала обет думать о моральной подкладке происходящего даже на подиуме телепередачи о нелёгком российском эросе.

Текст отчётливо делится на две неравные части. Две трети книги составляет почти детективная история исследования Еленой своих чёрно-белых истоков в Америке и Африке. Чуть ли не с первых страниц начинаешь чувствовать сакральную подоплёку этих изысканий, вызванных, казалось бы, вполне мирскими причинами (заказ на книгу об истории семьи). Ключевые моменты «экспедиции» (героиня задаёт про себя вопросы умершим родственникам, людям разных рас), как и аналогичные эпизоды с матерью автора, имеют откровенно мистическую окраску. «Я преклонила колени, чтобы положить цветы на могилу, — вспоминает мама, — и испытала какое-то особое чувство, вызванное присутствием американских родственников папы. Словно восстановилась давно оборванная связь. Ничего подобного со мной прежде не случалось». Все члены семьи автора на тех или иных этапах были преподавателями, и в книге как бы рефреном возникают схожие ситуации, когда в очередной далёкой стране персонаж неожиданно знакомится с благодарным учеником своей бабушки или отца («сцена, конечно, для сериала…»). Проблема духовного учительства, наставничества крайне важна для автора, и эта линия причудливо переплетается с историей мировых идеологий. Вот найденная героиней на индоокеанском острове родная бабушка открывает потаённый сундук, в котором десятки лет хранит книги казнённого врагами сына. Это многотомник Ленина на английском, привезённый в 1931 году из США в СССР другими бабушкой и дедушкой героини…

Семья у автора, ничего не скажешь, необычная. Матушка, Лили Голден — один из крупнейших специалистов по африканской музыке. Отец — в своё время главный претендент на президентский пост в восточноафриканской стране. Американский прадед после отмены рабства достигает упорным трудом высокого социального статуса, становится чуть ли не единственным в южных штатах чёрным землевладельцем. Бабушка с дедушкой, молодые идеалисты, эмигрируют в Советский Союз, работают по контракту под Ташкентом, дружат с Полом Робсоном, едут с ним отдыхать на Кавказ, где мрачно беседуют об учащающихся арестах (это 37-й год). Оттенок исключительности в сюжете иногда перерастает в почти сказочный. В каком-то эпизоде мелькает афроамериканец по имени Иосиф Сталин. Лёгкий привкус обоюдной фантасмагории. Кому-то из заморских гостей вдруг чудится, что он на съёмках в Голливуде: мимо промчался на верблюде узбек с саблей на боку! Два континента, два мира как взаимный миф.

Вспоминается монография Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Чтобы стать взрослым, либо стать самим собой, герой должен совершить некое трудное путешествие с не до конца определённой задачей, свершая по пути подвиги добра. Вспоминается также «Золушка» и другие классические сказки, где персонаж вдруг обретает если не утраченных богатых или именитых родных, то во всяком случае мудрых друзей-волшебников. Одно из самых волнующих мест книги — инициированная автором первая встреча чёрной и белой американских ветвей большой семьи… Впервые — по прошествии семидесяти лет — достигнуто взаимопонимание, это настоящий катарсис, то есть — очищение. А впереди героиню ждёт ещё вылазка к африканскому семейству отца, попытка понять построенный на патриархате исламский мир. Невольно напрашивается метафора некоей духовной Гондваны, мистического праматерика человечества, расколовшегося когда-то на разноцветные куски. И люди разных цветов кожи обречены на вражду и ненависть друг к другу, — но кто-то всё же должен взять на себя поиск утраченного целого! Ему достаётся труд и подвиг полюбить их, разных, сразу всех. Это под силу Лене Ханге, внучке христианских священников, раввинов и имамов, объединяющей в себе афроамериканские, еврейские, танзанийские и, по всей вероятности, индейские корни. Межрасовый, межнациональный, межконфессиональный, межполовой конфликт уравновешен и разрешён главным персонажем книги, хрупкой молодой женщиной с записью в паспорте «негритянка». Усвоившей от дедов и бабок и вскармливающей в себе, как главную ценность, способность к пониманию и приятию иного в людях, то есть — терпимость.

Вторая часть книги — последняя треть — сделана в более традиционном ключе и представляет собой подробный анализ (впрочем, живым журналистским языком) комплекса морально-психологических интриг, встававших в связи с работой автора в телепрограмме «Про это». Обнажается терапевтический и педагогический замысел и смысл, который несла в себе передача. Она и возникает в жизни автора как «лабораторное» дополнение к обучению в Нью-Йоркском университете по специальности психотерапия.

Одна из дополнительных важных функций книги — вскрытие неизвестных или замалчивавшихся фактов отечественной и чужой истории. В становлении советской экономики в 20-е — 30-е годы, оказывается, участвовали сотни, если не тысячи приглашённых на высокие ставки американских специалистов, в том числе чернокожих. В главке «Узбекская родина»: «В Янгиюле американцы стремились вывести новый сорт хлопка, который мог вызревать в относительно короткое узбекское лето». Оказывается, несмотря на некоторую общность исторических судеб чёрной и еврейской общин Америки, существует феномен чёрного антисемитизма…

В книге много неожиданного, начиная с того, что у самого автора, вопреки представлениям публики («Вы что, „фестивальный ребёнок“?..»), нет ни капли русской крови. Шокирует и раскрывающийся истинный образ живой, не экранной Лены Ханги. Мы знали её как решительного и жёсткого журналюгу, светскую львицу, и вдруг видим перед собой скромное дитя российской интеллигенции, до недавних лет едва ли не «синего чулка». «Ещё когда я работала в „Московских новостях“, у меня было прозвище „Крупская“. Я не курила (и не курю), не ходила ни на какие пьянки, и такая ходила вся затянутая-перетянутая, в строгих серых костюмчиках». Известный нам имидж, как и весь проект — произведение продюсерского гения Леонида Парфёнова (мудрого волшебника?).

Время в лице Парфёнова призвало Елену на баррикаду борьбы с отечественной косностью, ханжеством и, будем честны до конца, тупостью («в Советском Союзе секса нет»). И лишь проницательная мама критикует по телефону из-за океана: «Лена, больше улыбайся, у тебя испуганный вид!». На презентации своей книги в московском магазине «Библио-Глобус» Лена улыбалась.

Книга богато иллюстрирована чёрно-белыми снимками из семейного архива Голденов и фото Елены последних лет. Есть кадры совершенно потрясающие. Лена в объятиях вновь обретённой танзанийской бабушки, мамы отца, крохотной иссушённой старушки. «Она притянула меня к себе и начала баюкать, как ребёнка». Или — «Дедушка Оливер читает лекцию в узбекской деревне». Степенный чёрный Оливер — за кафедрой, в рассевшейся на поляне аудитории — русские и узбеки…