АНГЛИЙСКАЯ НОЧЬ © Перевод А. Петрова

АНГЛИЙСКАЯ НОЧЬ

© Перевод А. Петрова

Тот август я проводил в Вилькье и как-то раз бессонной ночью, прогуливаясь по набережной, случайно разговорился с лоцманом из корпорации Кийбёф, который, перекинув свой дождевик через плечо, ждал английское нефтеналивное судно из Руана.

* * *

— Всякий раз, поднимаясь на борт английского корабля, — сказал мне моряк, — я вспоминаю своего деда, корсара, — он здорово напакостил англичанишкам. И Антанта тут бессильна, потому что ненависть к британцам у меня в крови, ничего не поделаешь…

Вы, конечно, слышали о корсаре по имени Жан-Луи Мясник? Он выиграл то самое знаменитое морское сражение, которое зовется «Английской ночью». Все старые моряки его помнят.

— Кроме меня, — ответил я. — Может, вы о нем расскажете, раз уж корабля еще нет?

* * *

— Слушайте внимательно, — сказал лоцман, выбивая трубку о парапет, — история того стоит.

24 декабря 1812 года корсарское судно «Красавица из Сен-Мало» в поисках приключений бороздило волны близ Антильских островов.

Суровые были времена.

Франция все еще пыталась отвоевать у Англии свои заморские владения. Наши фрегаты и корветы появлялись то тут, то там, но флага не поднимали — боялись англичан: у тех были мощные трехпалубные корабли, не чета французским. Зато наши корсары были храбрее и ловчее, они нападали на противника внезапно и часто одерживали победу, хотя, казалось бы, уступали ему в численности и силе.

Жан-Луи Мясник, капитан «Красавицы из Сен-Мало», утопил три британских военных судна и захватил десяток торговых кораблей, поэтому англичане боялись его больше, чем огня. Однако сам капитан равнодушно относился к своим многочисленным подвигам. «Немного размялись», — говаривал он и гордился лишь теми боями, которые окрестил «тремя перестрелками».

На самом деле это были самые настоящие морские сражения, в которых он одолел английские фрегаты, по размеру в десять раз превосходившие «Красавицу из Сен-Мало».

* * *

Было время, когда Жан-Луи Мясник слыл одним из самых богатых судовладельцев Сен-Мало. Но все его корабли, один за другим, были захвачены англичанами. В Трафальгарском сражении[5] они убили жениха его дочери, которую, кстати, все называли не иначе как красавицей из Сен-Мало — она была несказанно хороша собой. Горе свело в могилу сперва ее, а вскоре и ее отчаявшуюся мать.

Капитан с ожесточением воспринял гибель семьи и крах своего дела, он стиснул зубы, но не проронил ни одной жалобы.

— Я все решил, — сказал он друзьям несколько дней спустя, — англичане потопили мои корабли, погубили мою жену и дочь, забрали все, что приносило мне счастье. А Господь наш с Богородицей им это позволили! Так что теперь я не пощажу ни одного британца, уничтожу каждого, кто попадется мне живым, и пусть Иисус Христос и Святая Дева тоже позволят мне это сделать!

* * *

Прошло несколько дней, капитан привел в порядок дела, продал все, чем владел, купил бриг, который в память о дочери назвал «Красавица из Сен-Мало», вооружил его на славу и пустился в плавание.

С этих пор Жан-Луи Мясник стал, как никогда прежде, оправдывать своё имя. Он сдержал слово, и англичане действительно сильно пострадали по его вине.

Капитану Мяснику было около пятидесяти лет, держался он, как правило, кротко и любезно, знал грамоту, писал стихи, с удовольствием читал некоторые вслух, и особенно часто цитировал знаменитую строчку Лемьера[6]:

Трезубец твой, Нептун, — великий скипетр мира.

Он печально повторял эти слова, думая о Франции, которая, как он утверждал, потеряла скипетр, отступившись от трезубца.

В остальном же его высказывания о политике обычно бывали не слишком точными. Он в равной степени уважал белый, королевский, флаг и трехцветный, республиканский. И если ему случалось плавать под белым, то во время сражений на бизань-мачте он порой поднимал и тот и другой.

«Они оба французские. Признавать из них лишь один — все равно что гордиться Францией наполовину».

Стоило капитану Мяснику завидеть англичан, как он становился безжалостным. Поэтому на море он был известен как бич всех британцев.

О его кровожадности ходили легенды, впрочем, весьма далекие от истины, потому что благородство его характера совсем не сочеталось с жестокостью; ну а безжалостность на войне — это уж дело случая, иногда можно быть безжалостным, не теряя достоинства.

* * *

Итак, дело было накануне Рождества 1812 года. В тот день ветер не стихал до самого заката. Лишь пена разбивающихся о берег волн оттеняла ясное небо. Мало-помалу стемнело. Наступила теплая, звездная ночь. Однако суровые моряки «Красавицы из Сен-Мало» скучали по холодным рождественским ночам родного Запада, по своим семьям, по своему далекому дому. Они пели старые французские песни, рождественские и морские; капитан Мясник задумчиво слушал их, стоя на палубе и держа в одной руке подзорную трубу, а в другой — открытую, но все еще не початую табакерку.

Кто-то прокричал:

— С наветренного борта фрегат!..

* * *

Капитан захлопнул табакерку, торопливо сунул ее в карман и, подняв подзорную трубу, стал внимательно вглядываться в горизонт. Потом вдруг расхохотался. К французам приближался большой военный корабль. В сумраке ночи, освещенной лишь звездами, зоркие глаза моряков легко могли различить английский флаг, развевающийся на бизань-мачте.

— Это «Юнона», — сказал капитан Мясник своему помощнику. — Она возвращается с Мартиники, которую у нас украли эти сраные милорды. Поднять английский флаг! Бить тревогу! Орудия к бою! Зажечь сигнальные огни! Нынче мы преподнесем англичанишкам троянского коня вместо рождественской елки, жаль, конечно, нарушать их традицию, но ничего не поделаешь.

* * *

И капитан Мясник отправился за пистолетами и за своей саблей для абордажа.

* * *

«Красавица из Сен-Мало» приготовилась к сражению. Фок-мачту, точно рождественскую елку, украсили разноцветными фонарями. В довершение всего капитан приказал матросам петь популярную среди англичан песенку, для которой он специально сочинил французские слова. Раньше, когда он выслеживал и захватывал британские торговые корабли, эта песенка служила ему приманкой. В эту ночь она должна была обмануть военных моряков:

Милорд, милорд, милорд,

Ты не вернешься в порт!

Нептун из Сен-Мало

Сломал твое весло!

В ответ с «Юноны» раздалось многоголосое «ура!».

— Кажется, им понравился наш рождественский подарок и они приняли нас за своих, — сказал Мясник.

— Да, — ответил помощник, — они думают, что мы тут радуемся Санта-Клаусу.

* * *

«Юнона» приближалась. На палубе уже можно было различить фигуры моряков. Они приветливо махали «Красавице из Сен-Мало».

— Переходите ко второму куплету, — приказал капитан, — и пускай поют все!

Милорд, милорд, милорд,

Ты не вернешься в порт!

Не любим — ну и что ж? —

Английских ваших рож.

— Урра! Урра! — прокричали на «Юноне» и затянули куплет той же песни на английском. Впрочем, до «Красавицы из Сен-Мало» английские слова не долетали точно так же, как до «Юноны» не долетали французские.

* * *

В эту секунду капитан Мясник приказал открыть огонь. Пушки «Красавицы из Сен-Мало» выстрелили, и залп картечи потряс палубу «Юноны». Врага это, должно быть, застало врасплох. Англичане ожидали увидеть маленькое британское судно и моряков, которые торжественно празднуют Рождество. С «Юноны» раздались вопли страха и негодования. На борту началась паника, но французские корсары этого не увидели — завеса дыма все скрыла.

— А теперь снять английский флаг и поднять французский! — закричал капитан.

— Какой? — спросили у него.

— Оба! — гордо ответил Мясник.

* * *

Английский флаг спустили, и это было жалкое зрелище, но зато высоко на фок-мачте, которая в свете фонарей действительно походила на рождественскую елку, взвились два французских флага, белый и трехцветный.

От нового залпа грот-мачта «Юноны» рухнула и покалечила, наверное, с дюжину человек. Когда корабли подошли вплотную друг к другу, «Красавица из Сен-Мало» взяла фрегат на абордаж. Вооружившись ножами, французы перебрались на «Юнону». Палуба была почти разрушена. Тут и там лежали мертвые тела моряков. Первым же пистолетным выстрелом командир Мясник убил командора, который из последних сил старался собрать свою команду, выведенную из строя неожиданной атакой. Британцы были разгромлены. Наши корсары вновь затянули английскую мелодию с французскими словами, но на этот раз к ней примешивались стоны раненых и проклятия умирающих:

Милорд, милорд, милорд,

Ты не вернешься в порт!

Француз — на абордаж!

С победой, экипаж!

* * *

Прежде чем покинуть судно, французы подожгли фитили — час спустя порох должен был воспламениться, а окровавленный, потерявший управление корабль взлететь на воздух. Канаты, соединявшие французское судно с «Юноной» были перерезаны, и «Красавица» уплыла в открытое море.

А еще через час раздался взрыв, и горящие обломки «Юноны» разлетелись в разные стороны.

* * *

Гудок возвестил о прибытии нефтеналивного судна. На воду спустили шлюпку, и уже совсем близко слышался плеск зачерпываемой веслами воды. Однако лоцман не торопился заканчивать свой рассказ.

* * *

Капитан Мясник потер руки. Затем повернулся к своему помощнику и по-дружески предложил ему щепотку своего нюхательного табака.

— Это наша четвертая переделка, месье, — ответил тот, — значит, всего мы уже потопили четыре английских военных судна: «Прозерпину», «Фебу», «Амфитриту» и сегодня ночью «Юнону».

Он секунду помолчал и добавил:

— Хотелось бы добраться до Гваделупы до наступления ночи.

* * *

Капитан внимательно посмотрел на горизонт, на спокойное море, не тревожимое ни одним дуновением, и, отдавшись своей мании цитировать, прочитал строчку из «Ифигении»[7]:

Я у богов прошу лишь ветра, чтобы плыть…

— А богинь вы, кажется, ни во что не ставите, — отпарировал его помощник, обладавший отличным чувством юмора.

* * *

Мало-помалу поднялся ветер. Фонари на фок-мачте были погашены, и в то время как «Красавица из Сен-Мало», рассекая ночь, двигалась к Гваделупе, моряки напевали:

На Рождество нам выпал туз —

Родился в Сен-Мало Исус!

И стал корсаром в тот же миг,

Чтоб захватить английский бриг!

и другие рождественские песни, а на бизань-мачте реяли два французских флага: белый и трехцветный…

* * *

Теперь мой собеседник был уже в лодке. Он подплыл к судну, сбросил плащ, прошел по трапу, и пока лоцман руанской корпорации его приветствовал, я видел, как внук Жана-Луи Мясника пожимает руку английскому капитану.