Остров Литература в эпоху паралитературного бума

Остров

Литература в эпоху паралитературного бума

1

Пригожая разведенка с двумя детьми откуда-то, кажется, из Реутова, купила тур на Крит, где и познакомилась с симпатичным норвежцем. Дальнейшее понятно: стремительный флирт, любовь-морковь, обручальные кольца и свадебка в маленьком северном селении, за сотни километров от ближайшего крупного города. Здравствуй, новая жизнь, — с трехэтажным уютным домом, вежливым равнодушием соседей и скукой, скукой, скукой… С которой надо ведь как-то справляться. Например, читать детям сказки про Аленушку. И писать собственные стихи — пусть немудрящие, наивные, ну вы знаете: слезы — морозы, Русь — помолюсь, ботинки — полуботинки. Отправляя их в интернет, где каждый, слава богу, имеет шанс на сочувственный отклик. Так оно и вышло: завязались первые связи с такими же, как наша, поэтессами из Тамбова и Оттавы, пошли первые приглашения — допустим, на фестиваль в Праге или конкурс в Рязани. Откуда, так уж принято, никто не уезжает без поощрения и дипломов, хотя бы третьей степени. Дальнейшее опять же понятно: книжка стихов в скромной, чтобы мужнины евро зря не тратить, обложке, членство в одном из писательских союзов, тут же выдавшем нашей героине золотую не то Есенинскую, не то Пушкинскую медаль. Тут уж и соседи-норвежцы в разум вошли, поняли наконец, что рядом с ними живет не простушка с поварешкой, а русская писательница, которая, чем черт не шутит, со временем может и Нобелевскую премию получить. Улыбаются теперь приветливо и охотно посещают то Пушкинский праздник, то Тютчевский утренник, которые стали, похоже, культурной приметой этого забытого богом городка. И мужу хорошо — он, говорят, даже повышение по службе получил благодаря литературным успехам своей супруги.

Стихи у нее, правда, так и остались плохонькими, но какая в самом деле разница, если именно с ними счастье вошло в одну отдельно взятую русско-норвежскую семью.

Вот я и спрашиваю: кому это мешает?

Кому мешает, что немолодой бизнесмен, уже у нас в России, затеялся, отойдя от дел, писать романы? А издав их все в роскошных переплетах и насладившись восторгами наемных рецензентов, открыл еще и журнал, который приглашенные в помощь толковые местные литераторы превратили в лучший из тех, что выходят в старинном городе N?

Кому вообще мешает, что в параллель к привычной (назовем ее «статусной» или «профессиональной») литературе на наших глазах сформировалась новая, самодеятельная литературная реальность, уже втянувшая в свою орбиту тысячи, десятки тысяч людей с завидной социальной энергией, но умеренными, скажем мягко, творческими способностями?

Раньше их звали графоманами и они уныло толпились в предбанниках журнальных редакций, безответно засыпали издателей своими творениями, жаловались на невнимание Президенту России и в Страсбургский суд, зато теперь…

Теперь у них все свое, совсем как у взрослых.

Свои печатные и, пуще того, сетевые ресурсы, уверенно соперничающие по числу посещений с традиционным Журнальным залом «Русского журнала».

Свое книгоиздание, которое, надо думать, особенно пойдет в гору с распространением технологии «Печать по требованию» («Print on Demand»), когда к первоначальному смешному тиражу в десять, скажем, экземпляров мгновенно допечатывается любое соответствующее спросу количество книжек.

Свои литературные звания и премии, хотя и не обеспеченные, как правило, изрядными деньгами, зато звучащие очень пышно: Королева русской поэзии, Принцесса русского крими, Золотое перо Руси или, еще лучше, Золотой Пис Брюсселя.

Свои писательские союзы, обычно космополитические или общенациональные: Международная ассоциация писателей и публицистов с дислокацией сначала в Риге, а затем в Лондоне, Международная федерация русских писателей, прописанная в Мюнхене, Международная федерация русскоязычных писателей со штаб-квартирой в Будапеште, Международный союз писателей «Новый современник», действующий в — или из — Рязани, Российский межрегиональный союз писателей, зарегистрированный в Петербурге, и питерская же Академия русской словесности и изящных искусств имени Г. Р. Державина.

Есть, словом, где напечататься, чем увенчаться, куда вступить. И есть куда поехать.

Потому что центром конденсации литературной жизни стали теперь не писательские ассоциации и журнальные редакции, как раньше, и даже не премии, как совсем недавно, а фестивали.

О, фестивали, фестивали!

Они, будем справедливы, и у «статусных», «профессиональных» писателей сейчас в большом почете. То ярмарка книжной культуры в Красноярске, то Биеннале поэтов в Москве, то творческая конференция в Тель-Авиве, а то и просто фестивали в Перми и Одессе, Милане и Роттердаме, Варшаве и Сиднее. Можно жить, не распаковывая дорожный чемоданчик. И каждый год меняя зарубежные паспорта, чтобы было куда ставить все новые и новые визы.

Конечно, не все стихотворцы и романисты живут так разгульно или, если угодно, так разъездно. Сама собою сложилась могучая кучка фестивальных завсегдатаев в сто, предположим, единиц. Но поскольку и провинция у нас сейчас встрепенулась, то другим сочинителям тоже нет-нет да и перепадает приглашение посетить (за счет организаторов) литературное мероприятие либо в Клину, либо в Сростках. Так что из «статусных» писателей почти никто не забыт, и почти каждому найдется своя роль.

Либо рядового участника, либо члена жюри и вип-гостя — на фестивалях уже как раз самодеятельных, зато ничуть не менее многочисленных. Съездив в Прагу на фестиваль «Европа», побывав на Казантипе на «Славянских встречах» и в Брюсселе на конкурсе «Эмигрантская лира», можно уже готовиться к турниру «Пушкин в Британии», горюя только о том, что без окормления остались Рим и Вена, где в это время тоже читались стихи и раздавались призы, бурлила, словом, литературная жизнь.

Старшие товарищи, они же вип-гости, собираются в дорогу охотно — придется, конечно, чужие рукописи прочесть или хотя бы пролистать, но эти трудозатраты с лихвой выкупаются возможностью, как говорит Борис Херсонский, «пообщаться друг с другом, посетить новые места, познакомиться с новыми людьми». И все это, еще раз напомню, за счет устроителей.

Кто же не поедет?

И кто же из их предполагаемых подопечных не поедет тоже? Уже, правда, за свой счет, но с гарантированным правом почитать свои стихи вслух, многократно расширить свою референтную группу, получить красивый диплом в солидной рамочке, а главное — вволю наговориться с теми живыми классиками, полуклассиками и четвертьклассиками, которые проходят в ранге членов жюри или вип-гостей. Глядишь, кто-то из них, пребывая в почти курортной неге, и расслабится, то есть сведет с издателем, напишет предисловие к подборке или хотя бы бросит фразу, которую можно будет выставить, как приманку, на задней сторонке обложки своей новой книги.

Всем, словом, хорошо — и профессиональным вип-литераторам, и тем, кого называть графоманами тоже уже как-то неловко.

Хорошо и месту (городу или стране), где такие фестивали проводятся. Во-первых, приезжие знаменитости между делом охотно концертируют, а увидеть живого Быкова или послушать живого Рейна всем на пользу. Во-вторых, мастер-классы, куда может прийти каждый, в том числе и тот, кто еще только собирается сочинить стишок про розы-морозы, так что число пишущих в том или ином городе после фестиваля увеличивается в разы. Да и местные администрации, местные благотворители после освещенных в СМИ фестивальных фейерверков не в пример теплее начинают относиться к литераторам-землякам: то свои премии для них учредят, и уже денежные, то стипендии раздадут, то затеют книжную серию, то установят памятник — допустим, Тютчеву или славному писателю регионального масштаба.

И все это, скажу я вам, очень важно.

Потому что идут в школы, читают свои и чужие стихи на предприятиях и в Домах культуры, заводят местные литературные газеты и альманахи, хлопочут о распространении литературных журналов и установке мемориальных знаков, как правило, отнюдь не маститые писатели. Им недосуг, им влом ходить с прошениями по начальственным кабинетам или собирать следы пребывания того или иного светила на отчей земле. Так что все это если и делается, то инициативой и трудами литераторов, как раз не обремененных избыточным дарованием, зато искренне болеющих за судьбу русской литературы и русского языка.

Так в российской провинции. И еще более так в зарубежных странах, которые из спесивой Москвы, из гонористого Петербурга теперь тоже воспринимаются как литературная провинция, и разница между Тамбовом, Чикаго или Львовом в этом смысле исчезающее мала.

Это они, по-русски пишущие слабенькие, но симпатичные стихи и посредственные, но душевные новеллы, открывают в заокеанской Лиме русские школы, собирают в германских синагогах совсем неплохие русские библиотеки, проводят литературные вечера и встречи при православных храмах в Аргентине, вдыхают хоть какую-то жизнь в Центры русской культуры и науки, что разбросаны, слава богу, по всему белому свету. Это они, скажем патетично, сберегают русский язык и русские традиции там, где местные власти относятся к ним либо равнодушно, либо неприязненно.

Так какое же, спрошу я уже своих товарищей по литературному цеху, право имеем мы относиться к параллельной (самодеятельной) словесности с настороженностью, а к авторам, ее образующим, с высокомерием?

Получается ведь не убыток, а прибыток родной культуре.

Или я все-таки не прав, и то, что позволено Юпитеру, не позволено быку?