Глава 75

Глава 75

Шекспир уезжает в Стрэтфорд

То был, несомненно, знаменательный день в жизни Шекспира, когда он оставил свой дом в Лондоне и сел на коня, чтобы вернуться в Стрэтфорд-на-Эвоне и там надолго поселиться. Вспоминался ему, вероятно, другой день, 28 лет назад, когда он в 1585 г. предпринял свою первую поездку из Стрэтфорда в Лондон с целью попытать счастья в большом городе. Тогда жизнь скрывалась еще за туманом неизвестности, ожиданий и надежд. Как сильно билось его сердце во время этого путешествия! Это свое настроение описал он в пьесе «ГенрихУ» (III, 7) словами наследника французского престола: «Когда я еду верхом, я несусь по воздуху, как сокол; мой конь летит над землею, которая словно поет под его прикосновением; каждый удар копыта звучит музыкальней дудки Гермеса».

Теперь жизнь лежала позади. Действительность превзошла его былые желания и мечты. Он достиг славы, возвысился над тем сословием, из которого вышел, сделался очень богатым человеком, — но при всем том он не чувствовал себя счастливым. Хотя Шекспир прожил в многолюдном городе более четверти века, он не привязался к нему, он покинул его без сожаления. Не было в нем ни одного человека, ни мужчины, ни женщины, настолько ему близкого, чтобы предпочесть из-за него шум толпы — деревенской тишине, общество одиночеству, жизнь в Лондоне — уединенной жизни в кругу родных, в тесном общении с природой.

Шекспир достаточно поработал на своем веку. Его рабочий день пришел к концу. Теперь он мог смыть со своего имени то пятно, которое наложила на него его артистическая карьера. За последние 9 лет он ни разу не появлялся на сцене; свои роли он передал другим… Теперь даже мысль взяться за перо не улыбалась ему. Для кого творить? Для кого ставить свои пьесы? Новое поколение, посещавшее театр, было ему совершенно чуждо. И в Лондоне никто не обратил никакого внимания на то, что он покинул город. Жители столицы не сделали попытки удержать его. В честь его отъезда не было устроено никаких торжеств.

Вспомнил он свой первый приезд в Лондон. Тогда он, по примеру бедных путешественников, продал свою лошадь в Смитфилде. Теперь он был настолько богат, что мог бы содержать не одну лошадь, но верховая езда не оживляла его так, как тогда, когда ему был 21 год. Тогда ветер играл его кудрями, развевавшимися из-под шляпы. Теперь он постарел и на голове осталось немного волос.

Путешествие из Лондона в Стрэдфорд продолжалось три дня. По пути он останавливался в тех гостиницах, где он привык ночевать во время своих ежегодных поездок. Здесь его принимали всегда радушно, как знакомого гостя. Его ждала постель, покрытая белоснежной простыней; пешеходы платили за нее лишний пенни, а он пользовался ею безвозмездно. Особенно хороший прием встретил он, вероятно, у хозяйки оксфордской гостиницы, красивой миссис Давенант: ведь с ней они были давнишние знакомые. В чертах лица ее семилетнего Вильяма и ее гостя было заметно, может быть, случайное, но во всяком случае поразительное сходство.

Шекспир поехал дальше и вдруг перед «очами его души», как выражается Гамлет, вырос город Стрэдфорд, так хорошо ему знакомый в качестве временного местопребывания и столь новый для него как постоянное местожительство.

После перерыва в 28 лет Шекспиру снова приходилось начать совместную жизнь с женой. Миссис Шекспир было теперь 57 лет, ему — 49. Разница в летах сказывалась теперь с гораздо большей силой, чем тогда, когда они только что обвенчались. В то время оба были молоды; он немного моложе 20 лет, она несколько старше, и они казались одних лет. После такой долголетней разлуки не могло быть и речи о какой-нибудь духовной связи между ними. Их брачный союз превратился в простую формальность.

Старшей дочери, Сусанне, было теперь 30 лет. Она была уже шесть лет замужем за доюором Холлом, который пользовался в Стрэтфорде всеобщим уважением. Младшая дочь, 28-летняя Юдифь, была еще девушкой. Молодая чета Холл с пятилетней девочкой жили в живописно расположенном доме в Старом Стрэтфорде, окруженном лесом. Жена Шекспира и Юдифь помещались в хорошеньком доме «Ньюплейс». Но дух, царивший в этом доме, был чужд самому Шекспиру.

Благочестивое пуританское мировоззрение проникло не только в Стрэтфорд, но также в собственную семью Шекспира.

Другими словами, та сила, которая относилась к нему так враждебно в Лондоне, стараясь запятнать его профессию, та сила, против которой он восставал в продолжение всей своей долголетней сценической деятельности, порою открыто, чаще осторожными намеками, — она ворвалась теперь победоносно в его родной город и завоевала за его спиной его же собственный будущий приют.

Если лондонские театры были впоследствии, после окончательного торжества пуританства, закрыты, то этот процесс завершился в Стрэтфорде гораздо раньше. Здесь уже давно представления драматических произведений были запрещены, а именно на одном из таких представлений Шекспир впервые познакомился с теми людьми, которые потом в Лондоне стали его опорой, его товарищами по призванию.

Еще в 1602 г. магистрат издал указ, запрещавший представление в гильдейском зале всяких драм и интермедий. А это длинное, низкое здание с его восемью небольшими окнами было единственным местом в Стрэфорде, пригодным для представлений. Много воспоминаний навевало оно Шекспиру. Как раз над длинным узким залом помещалось училище, куда он ребенком отправлялся каждый день. Зал оставался обыкновенно запертым и открывался лишь в дни театральных представлений. Со священным трепетом переступал маленький Вильям его порог, и здесь впервые предстал перед его детскими очами во всем своем великолепии — театр. Но вот 11 лет тому назад мудрый магистрат постановил, что городской голова, олдермен и вообще каждый гражданин, разрешивший хотя бы одно театральное представление, обязан заплатить штраф в 10 шиллингов за нарушение упомянутого указа.

Но так как это постановление не оказало должного действия, то штраф был вскоре увеличен до значительной суммы в 20 фунтов. Обложить таким штрафом разрешение дать один спектакль в единственном приспособленном к тому зале — это верх фанатизма.

И этот фанатизм проник в дом Шекспира.

Строго пуританское благочестие, царившее в его семье, нашло себе верных адептов также в его потомстве. Жена Шекспира была в высшей степени религиозна. Как это часто бывает с людьми, которые провели молодость далеко не безупречно, она под старость стала особенно благочестива. Мужа она себе поймала, когда ему было только 18 лет. Тогда ее кровь кипела не меньше, чем у него. С дочерьми у Шекспира тоже не могло быть ничего общего. Сусанна, равно как и ее муж, отличалась благочестием. Юдифь же была наивна, как дитя.

Теперь Шекспиру приходилось расплачиваться за то, что он, покинув надолго родной дом, не мог принять никакого участия в воспитании детей.

Словом, теперь, когда великий художник возвращался к буржуазной семейной жизни, ему нечего было рассчитывать на живой обмен впечатлениями и мыслями. Сцена с ее сказочным миром осталась позади. В Стрэтфорд его манило только то обстоятельство, что он здесь займет положение джентльмена, что ему уже больше не придется писать или играть из-за куска хлеба, что он будет чувствовать под ногами собственную землю. Если же он в Стрэтфорде мог встретить так мало отрадного, то как слаба должна была быть его связь с Лондоном, как одиноко должен был он себя там чувствовать! С годами острое ощущение горечи и обиды утихло, и он равнодушно покинул столицу с ее развлечениями. Пустынные улицы Стрэтфорда очаровывали его своей тишиной, своей удаленностью от шумного света. Но особенно влекла его к себе природа. В тесном общении с ней провел он свои юношеские годы. Долго жил он потом вдали от нее. Его сердце тосковало по ней, когда он писал пьесу «Как вам угодно» и другие однородные произведения. В Стрэтфорд манили его не люди, а обширные сады, насажденные его же собственными руками. Вид на них открывался прямо из окон его дома «Ньюплейс».