43. Коллективное творчество
43. Коллективное творчество
Нью-йоркский галерейщик Рональд Фельдман, которому периодически доводилось работать с русскими художниками (Комар & Меламид, Бродский & Уткин, Перцы, Мартынчики), был чрезвычайно озадачен тем, что ему постоянно приходится иметь дело с парами. В его доброжелательно-издевательских рассуждениях на эту тему фигурировали русские слова «колхоз» и «коммуналка».
Разумеется, соавторство, т. е. постоянное сотрудничество пары или группы художников, не является отличительной «национальной» особенностью именно русского искусства. Однако в русском современном искусстве художников, работающих в соавторстве, действительно чрезвычайно много. Начать с того, что группа художников, деятельность которых во многом определила историю русского актуального искусства, называлась не как-нибудь, а именно "Коллективные действия". Другая, не менее известная группа московских художников, принадлежащих уже к следующему поколению, Мухоморы. Соц-арт был придуман Комаром & Меламидом, а Тот-арт Абалаковой & Жигаловым; были и другие знаменитые супружеские пары: Герловины, Копыстянские; Игорь Макаревич делал совместные работы с Еленой Елагиной, а Франсиско Инфанте — с Нонной Горюновой.
В начале восьмидесятых годов художники Скерсис и Захаров (сами, к слову сказать, работавшие в паре под названием "СЗ") предложили многим московским художникам проект выполнения серии совместных работ. Тогда же было дано определение СОАВТОРСТВА как метода расширения авторской территории за счет разработки чужих, межавторских областей совместными усилиями, что ведет в итоге к тотальному ее исчезновению.
В середине восьмидесятых на смену Мухоморам пришли "Чемпионы Мира"; чуть позже была создана группа "Медицинская герменевтика"; в начале девяностых появились Э. Т. И.; одним из самых заметных явлений девяностых стала группа «АЕС» (Татьяна Арзамасова, Лев Евзович, Евгений Святский); ярким событием конца этих самых девяностых — группа «Фенсо». Что касается более-менее устойчивых пар, их (помимо уже названных) так много, что размеры списка повергают меня в панику: обязательно ведь кого-то пропущу. Алексей Беляев и Кирилл Преображенский (известные, в частности, изготовлением модели самолета Бойса из валенок), Александр Виноградов и Владимир Дубосарский, Владислав Ефимов и Аристарх Чернышев, Антон Ольшванг и Ольга Чернышова, и, и, и…
Впрочем, не москвичами едиными прирастает коллективное авторство. В Петербурге групповых объединений не меньше, пожалуй даже больше, чем в Москве: «Некрореалисты», "Митьки", "Новые художники", "Новая академия", "Новые тупые", «Речники», арт-группа «Деньги», ЦТИ (Цэнтр Тижолава Изскуства), Олег Маслов и Виктор Кузнецов, Цапля и Глюкля (Ольга Егорова, Наталья Першина-Якиманская). А есть ведь еще киевляне Савадов и Сенченко, Инга и Алексей Аксеновы из Твери (авторы горячо любимого мною проекта "Тибетская Книга Мертвых Игрушек"), группа "Засада Цеткин" из Екатеринбурга, Евгений Демченко и Клим Паншин из Челябинска — разумеется, всех назвать невозможно, да и не знаю я всех. Главное, что они есть.
Теперь, очевидно, нужно бы объяснить: зачем, собственно говоря, художники отказываются от индивидуального авторства, что такого замечательного находят они в коллективном творчестве, зачем вообще нужен этот «колхоз»? Однозначного ответа, ясное дело, нет. Зато имеется множество неоднозначных. Есть идея Кати Деготь о «бессмертии» коллективного авторского организма (автор оказывается слишком занят, чтобы умирать, и слишком громоздок, чтобы быстро редуцироваться к нулю), особенно остроумная на фоне общеизвестной постструктуралистской теории о "смерти автора", и ее же (на сей раз более серьезное) заключение, что в ХХ веке искусство стало пониматься как социальный мир — потому, дескать, и авторы выстраиваются в круги, соединяются в пары и выстраиваются в фаланги. Есть наблюдение Марата Гельмана, отметившего десятилетний юбилей своей галереи не как-нибудь, а выставкой "Динамические пары", посвященной коллективному творчеству, что с художниками, работающими в соавторстве, проще иметь дело: они более внятно артикулируют свои мысли, да и концепции у таких художников, как правило, более интересны, поскольку процесс обсуждения идеи с соавтором — это своего рода "естественный отбор", при котором выживают только сильнейшие (идеи, а не соавторы, разумеется). Есть теория Виктора Мизиано, что творческое сотрудничество порой — не что иное, как естественное продолжение дружбы, а художественный проект, возникающий в результате, — не что иное, как осознанная попытка проектного обустройства дружеских отношений. Есть выводы, сделанные Славой Курицыным после нескольких бесед с художниками, работающими в паре: сами художники твердят о преимуществах диалога, однако диалог чаще всего — фикция, нас объединяет наше бесконечное одиночество, и соавтор нужен прежде всего как симуляция аудитории.
Пока я добросовестно цитировал чужие мысли, мне в голову пришла еще одна, совсем простая, но требующая небольшого лирического отступления. Роберт ван Гулик, автор ультрамодных сейчас "китайских детективов", в одном из романов выводит пару второстепенных, но запоминающихся персонажей, двух неразлучных друзей, которые везде и всегда ходят вместе, даже в тех случаях, когда, казалось бы, практичнее было бы разделиться и сделать два дела вместо одного. В конце концов выясняется, что оба они мастера боевых искусств, причем один в совершенстве владеет техникой боя в закрытом помещении, а другой — в открытом пространстве. Сразу становится понятно, почему они предпочитают держаться вместе: никогда заранее не знаешь, в каких условиях придется драться в следующий раз.
Очевидно, занятие актуальным искусством в России все еще похоже на партизанскую войну (если не на "Зимнюю войну в Тибете"). Никогда не знаешь, в каких условиях придется драться в следующий раз, поэтому лучше, чтобы спину прикрывал надежный человечек…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.