Июнь 2004

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Июнь

2004

КУПЛЕННЫЕ КНИГИ:

• Тони Хогланд «Ослиное евангелие»

• Честер Браун «Ты мне никогда не нравилась»

• Лайонел Шрайвер «Нам надо поговорить о Кевине»

ПРОЧИТАННЫЕ КНИГИ:

• Адриан Николь Леблан «Обычная семья»

• Тони Хогланд «О моем понимании нарциссизма»

• Дзвид Эдмондс, Джон Айдиноу «Бобби Фишер выходит на тропу войны»

Не так давно редакция «Беливера» – девяносто девять молодых и пугающе безмятежных людей – пригласила ведущих постоянных колонок на мероприятие, которое, судя по всему, должно было оказаться буйным праздником, если не оргией. Пора признаться, я не держал в руках ни одного выпуска журнала, поскольку все время тратил на споры с Комитетом (по-моему, на правах автора я могу претендовать на бесплатный экземпляр, но они настаивают на десятилетней подписке – по-вашему, это справедливо?), и потому даже догадываться не мог, что кроме моей в журнале есть только одна постоянная рубрика и ее ведет женщина из Хорватии, которая не приехала. Я подозреваю, ее вовремя предупредили, приняв во внимание ее пол (редакция считает мужчин виновными в смерти Вирджинии Вулф). Хотя большой роли это не должно было сыграть, ведь с сотней-то людей можно хорошо провести время, правда?

Неправда. У редакции журнала свое понимание выражения «хорошо провести время». Они купили билеты на литературный вечер – чтения всех номинантов Национальной книжной премии критиков, – где всем пришлось просидеть два с половиной часа. Впрочем, я не совсем точен: никто там не сидел. Гости оказались столь страстными поклонниками печатного слова, что не могли даже присесть, все стояли. Они рыдали, обнимались, иногда даже танцевали под стихотворения и рассказы особо бойких номинантов-биографов. У нас в Англии даже на танцах нечасто танцуют, не говоря уж о литературных чтениях, и я оттого даже не знал, куда деваться. Не к чему объяснять, что выпивка, наркотики, еда и секс в программу праздника не входили. Да и кому это нужно, если можно наслаждаться литературой?

Однако на этом вечере я все же открыл для себя две книги: «О моем понимании нарциссизма» Тони Хогланда, оставшегося без премии в области поэзии, и «Обычную семью» Адриан Николь Леблан, оставшейся без премии в области документальной прозы. Книги победителей я не читал и потому не стану комментировать необъяснимые решения судей, но это, наверное, шедевры, ведь стихи Хогланда и заметки Леблан о жизни в Бронксе исключительно хороши.

Средний класс – особенно молодая его часть – тратит кучу времени и сил, пытаясь узнать, как живут остальные люди. Есть выход попроще – «Обычная семья», где рассказано все, что вы должны знать, и, прочитав ее, вы, возможно, поймете: пушка и наркотики – не самое лучшее начало взрослой жизни. Да знаю я, в любой книге реальность на самом деле сводится к обобщениям, но Леблан пишет как человек, который очень хорошо разбирается в предмете.

Главные персонажи «Обычной семьи» – две женщины, Коко и Джессика. Леблан – которой потребовалось десять лет на подготовку и написание этой книги – начинает свой рассказ с тех времен, когда девушки были еще подростками, а заканчивается он спустя лет двадцать. Несмотря на внешнюю простоту, описывать жизнь людей год за годом может быть не так-то просто. Если бы Леблан написала художественное произведение, вы бы справедливо обвинили ее в излишнем рвении к введению второстепенных персонажей, но Бронкс на пару с Коко и Джессикой не оставляет автору особого выбора, ведь отчасти «Случайная семья» и о переизбытке самых разных персонажей в Бронксе. У Джессики и Коко так много детей от разных отцов, а у детей еще и куча сводных братьев и сестер, и поэтому временами не запутаться в именах невозможно. Когда героини разменяли четвертый десяток, они уже к тому времени родили Мерседес, Никки, Наутику, Перла, Ламонта, Серену, Бриттани, Стефани, Майкла и Мэттью от Сезара, Торреса, Пума (или Виктора), Вилли (или Пума), Кодака, Вишмана и Фрэнки. Эта книга заполнена спермой до краев (Джессика даже умудряется зачать двойню в тюрьме – развлеклась с охранником), и в какой-то момент я задумался, не может ли мужчина забеременеть, читая эту книгу. Я, наверное, просто слишком стар.

Многие, очень многие жизненные ситуации я воспринимаю не так, как Коко с Джессикой. Но только вспомнив, как я боялся стать отцом, я смог полностью осознать глупость и бессмысленность общепринятых разглагольствований на тему ответственности, беспомощности младенцев и тому подобного. Я вспомнил то лето перед поступлением в университет, когда у моей девушки случилась задержка. Целых две недели на меня было страшно смотреть, я был совершенно уверен, что моя жизнь кончена, что мне придется устроиться на работу, что у меня не будет возможности повалять дурака в университете, а моя блестящая карьера закончится, даже не успев начаться. Естественно, мы предохранялись, ведь в противном случае все бы кончилось для нас весьма печально. Леблан очень убедительно и достаточно пространно объясняет, что та цена, которую заплатят дети Коко и Джессики, не сопоставима с ценой презерватива. Кстати, отцом я стал в том возрасте, в котором Джессика стала бабушкой.

Поскольку я не знал о выходе «Обычной семьи», то решил наверстать упущенное, почитав рецензии. В основном отзывы попадались восхищенные. Хотя в паре рецензий авторы искренне удивлялись, как присутствие Леблан могло не повлиять на поведение и жизнь Коко и Джессики. (Естественно, это возможно в рамках одного дня, но не целого же десятилетия. А как вы думали? Поставите писательницу в угол, и тогда международная экономика, жестокая система правосудия и наркоторговля дружно зачахнут под ее безжалостным взглядом?) «Никто и не поверит, как мало изменило мое присутствие в их жизни», – призналась в одном интервью Леблан. Хотя я думаю, она все же недооценивает свою значимость.

Однако, читая рецензию в английском «Гардиан», я наткнулся на удивительный вывод:

Только в конце книги, причем по чистой случайности, автор объясняет читателю, что перед ним история «классовой несправедливости в Америке». Огромное количество организаций, фондов, обществ, университетов, а еще издателей, редакторов и просто друзей объединились в своем рвении поддержать писательницу. Но зато никто не собирается так поддерживать бесчисленных Коко и Джессик...

Но куда тяжелее задавать себе вот какой вопрос: почему жизни бедных людей – и не просто бедных, а тех, кто живет в мире хаоса и беззакония, кого называют «представителями низших слоев населения», – оказываются столь ценным материалом для пустышек, призванных произвести фурор среди литературных деятелей и покупателей? Почему их жизни и личные беды оказываются разменной монетой?

Во-первых: «по чистой случайности»? «ПО ЧИСТОЙ СЛУЧАЙНОСТИ»? Звучит, конечно, чудесно и снисходительно, но при этом, как ни странно, настолько бессмысленно, что я бы не удивился, если бы Леблан после таких слов захотела купить пистолет. А хороший адвокат ей бы потом помог доказать, что имело место неосторожное обращение с оружием. Она десять лет корпит над книгой, а журналист серьезной газеты даже не удосуживается подумать, о чем она пишет. (О многом пишет. В том числе и о классовой несправедливости в Америке.) Во-вторых: надо полагать, фонды, организации и редакторы издательств годны лишь на то, чтобы издавать дурацкие биографии очередной сестры Вирджинии Вулф? По-моему, поддержка такой книги – это самое полезное, что они могут сделать.

И последнее: если вы, дочитав «Обычную семью», посчитаете ее «пустышкой», то вам, уж простите, пора удалять способность читать и писать хирургическим путем, причем без анестезии. Коко и Джессика являются «столь ценным материалом» потому, что у людей, читающих книги – зачастую склонных к поверхностным суждениям и имеющих непосредственное отношение к социальной политике, – нет таких знакомых, они просто не знают, как или даже зачем живут такие люди, как Коко или Джессика. А пока мы все этого не поймем, ничего не изменится и даже не начнет меняться. Да, и кстати: героини книги нигде не утверждают, будто их подло использовали. Зато есть много свидетельств того, что они отнеслись к работе Леблан с пониманием. Но ведь какая нам разница, что они там говорят, правда?

Смешные эпизоды в книге есть, но в силу обстоятельств юмор выходит мрачноватым. Например, заполняя анкету, Коко на вопрос «Почему вы хотите получить государственное жилье» отвечает просто: «Потому что я бездомная». А описание рождественской вечеринки, устроенной парнем Джессики, наркоторговцем Джорджем, и вовсе умопомрачительное, если только вы способны смеяться над тем, как сильно вы недооценивали прибыльность торговли наркотиками. (Вечеринка проходила на яхте. Гостей было сто двадцать человек. Они объелись стейками и выпили шампанского «Шандон» на двенадцать штук. Эти люди устраивали лотереи, разыгрывая в них поездки на Гавайи и машины. Перед ними выступали «Джангл Бразерз», «Лус Тач» и Биг Дэдди Кейн. Вы слышите, уважаемые члены Комитета?)

Джорджа, конечно, в итоге посадили, и Коко с Джессикой вынуждены питаться рисом и бобами, а иногда и вовсе голодать. Они переезжают из одной запруженной крысами дыры в другую. К счастью, у нас в Англии бедности нет – Тони Блэр искоренил ее еще в 1997 году, как только пришел к власти. (Специально для журналиста «Гардиан» замечу: это шутка.) Но американцам точно стоит прочитать эту книгу. Под «стоит прочитать» я подразумеваю одновременно и «это хорошая книга», и «вы поступите очень плохо, если не прочитаете ее».

Я предупреждал вас, что в этом месяце будет много документалистики. Начав читать три романа, и все по рекомендации друзей или газетных редакторов, я пришел к потрясающему выводу: ни один из этих текстов не является «Дэвидом Копперфилдом» – последним прочитанным мной романом. Роман Диккенса оставил в моей душе огромную дыру. Мне показалось, самое время было почитать о настоящих людях, о которых я ничего не знал, – Коко, Джессике и Фишере. «Бобби Фишер выходит на тропу войны» – не самая изящно написанная книга из прочитанных мною, но сама история настолько захватывающая – смешная, сумасшедшая, неоднозначная, – что невольно забываешь про языковые огрехи.

Фишер играл со Спасским в Рейкьявике в 1972 году, когда мне было пятнадцать лет и я еще не опасался, что кто-то от меня забеременеет. Тем летом шахматы были у всех на слуху, о них говорили и по телевидению, и по радио. Я подумал, это обычное дело для чемпионатов мира по шахматам, просто раньше я был слишком мал и не замечал ничего. В детстве ведь такое встречается сплошь и рядом: в какой-то момент ты вдруг начинаешь интересоваться событиями, происходящими раз в несколько лет – такими как выборы или Олимпийские игры, – хотя раньше ничего интересного в них не находил; а все дело в том, что ты начинаешь обращать больше внимания на радио и телевидение. В случае с шахматами я, конечно, ошибался: о них никто никогда не говорил, да и, если честно, говорить больше не будет. Все обсуждали Фишера: Фишер отказался играть, Фишер потребовал увеличить гонорар (он чуть не обанкротил целую страну, сначала запросив больше денег, а потом не разрешив исландцам компенсировать убытки с помощью телетрансляции), Фишер отдает вторую партию, Фишер не появляется на церемонии открытия турнира... Можно снять потрясающий, захватывающий фильм о том турнире, причем фильм можно закончить первым же ходом первой игры турнира, ничего важного при этом не упустив.

Тони Хогланд из тех поэтов, которых всю жизнь мечтаешь найти, но, как правило, не получается. Пишет он мягко, его стихотворения легко читать и слушать, хотя это и обманчивое впечатление, Хогланд умеет и шутить, и вызывать грусть. Кроме того, у него умные стихи, но я их прекрасно понимаю. Вы, думаю, и сами знаете, что в современной поэзии последние полвека идет война между доступностью и интеллектуальностью. Если стихотворение остается совершенно непонятным после пары прочтений, то мой ответ прост: «Херня какая-то. Ну ее к черту». Читая Хогланда, я ни разу не выругался. Кстати, издатели поэта могут меня цитировать на его обложке. Они просто должны это сделать. Разве кто-нибудь сможет устоять перед книгой, на обложке которой будет написано: «Прочитал, ни разу не выругавшись»? Все поймут, что имеется в виду. Да и название – «О моем понимании нарциссизма» – разве не великолепно?

С этой книгой я немного схитрил. Я прочитал ее еще в прошлом месяце, сразу же после того, как вернулся с литературного вечера. Но в предыдущей статье я хотел сосредоточиться только на «Дэвиде Копперфилде», а еще я боялся, что не успею прочитать достаточно в этом месяце, богатом на футбольные события. «Арсенал» проиграл в четвертьфинале Лиги чемпионов «Челси», проиграл в полуфинале кубка Лиги «Манчестер Юнайтед», зато буквально на прошлых выходных стал чемпионом Англии. (Проиграли мы в турнирах на выбывание, а это же лотерея. Вот чемпионат страны – это совсем другое дело. По крайней мере, здесь, в Хайберри, мы все так говорим.) В общем, тем воскресным вечером, когда я должен был читать книги, я на самом деле был в пабе «Бэйли», традиционном месте просмотра матчей чемпионата, и, стоя на стуле, распевал забавную песенку про Викторию Бэкхем. Если честно, я просто подумал, что если я брошу пару слов о поэзии, то смогу вам больше понравиться. Или даже самому себе. Как бы то ни было, распевать песенку в пабе оказалось не так весело, как читать современную литературу. Хотя... В пабе тоже было неплохо.

ТОНИ ХОГЛАНД «НЕВОЗМОЖНАЯ МЕЧТА»

Конгрессмена из штата Делавер

обвинили в сексуальном извращении,

и он на пресс-конференции

честно, прямо в микрофон говорит,

что не прочь бы попробовать снова

еще разок.

Его слова передали по радио,

и Карла даже рассмеялась.

Карла писала на черепашке

красным лаком для ногтей:

«Сдохни, свинья!»

Завтра она спустит черепашку с цепи,

запустит Джерри во двор.

Мы тогда жили у школы

и осенью каждый день слушали,

как репетирует оркестр школьный

на стадионе.

Фальшивые звуки трубы расплывались, растекались по ветру,

а к ним в придачу –

барабаны и причудливые тромбоны:

лохматый «Луи Луи»,

а иногда «Невозможная мечта».

Я читал книгу о наслаждении,

за которое нельзя цепляться,

нужно быть стрелой,

пронзающей цель насквозь

и летящей дальше.

Сидим за столиком,

изрезанным именами тех, кто был здесь до нас;

октябрь, свет истончился –

бледность травы орошает.

Черепашка в руке Карлы

Отчаянно бьется,

словно ее странные лапки не для того, чтобы лежать спокойно,

а школьный оркестр

на мгновение взял жутко фальшивую ноту,

словно музыку хорошо не сыграть.

И это лишь невозможная мечта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.