Дневник

Дневник

2005 год

Июля 5 число

Комарово, 1-я Дачная улица, дом 30

На часах 00:01

На весах 101,7

Дисциплина: иного пути нет. Иначе я снова превращусь в бедную Танечку и стану плакать, петь и глотать скверный алкоголь. Мне сорок шесть лет, а я, награждённая природой сверх меры, соизволила изрядно расшатать здоровье и психику. Всё время с весны 2003 года по лето 2005 года можно считать стрессовым: но я выбираюсь, я карабкаюсь. Уже тысячи людей прочли мою книгу и, как я и мечтала, содрогнулись вместе со мной – вместо меня. Я люблю это своё больное дитя, я всегда знала, что это должна быть первая по воплощению, злая, вредная, горячая и прекрасная книга. Она будет жить – но мне надо идти дальше.

Я решила писать дневник каждый день, если получится – сразу после полуночи. Моё богатство – время, не знаю, сколько, но чувствую – оно у меня есть. Хранители увели меня сюда, в старенький оранжевый домик, в загробную комаровскую жизнь – хотят спрятать, зарыть среди старых вещей, в чистеньком пространстве с райским садиком, который каждый день пестует хозяюшка, Галина Михайловна, бывший палеоботаник. Это верно – меня надо прятать до поры. Я ужасно беззащитна была долгое время, из-за упрямого чувства, обнажавшего душу. Теперь на повестке дня полное владение собой и своими «средствами». Я не пью, не ем сахара и картошки, строго отношусь к продуктам питания: важно, из чего будем строить новое тело. А мне, по моим делам, нужно новое тело, без этой всей венерианской роскоши – лёгкое, необременительное, здоровое, чистое, звонкое. Революция произошла, и в государстве «Я» воцарился разум. Наконец. Сколько же он натерпелся за все годы странствий моих, с гневом и тоской глядя, как я рвусь за пределы в поисках Другого.

Я не отвергаю прошлого, и совесть моя покойна – я любила, и никто не был из-за меня несчастен. Старалась. В любой печали, в загуле (да какие там у меня «загулы»! смех один) помнила семью, работала, писала. Но сколько сил потрачено на дохлые человеческие проекты! Вот мы и вернулись к себе. Так теперь и будем жить.

Тело пока с трудом отдаёт нажитые килограммы, не понимает новой жизни, чего-то боится, упрямится, тормозит липолиз (расщепление жира). Боится, что это женская истерика, что я опять мучаю его зачем-то. Надо убедить организм, что запущена совсем иная программа – положительная, творческая, что не будет страданий. Китайские мудрецы, если верить Секацкому, советовали – «надо подгонять своё отстающее». Тело у меня всегда было в отстающих.

Я написала статейку про Сашу для журнала «Собака. ру» – «Присутствие духа». Конечно, это идеализация, или, точнее, «монтаж аттракционов». Однажды Серёжа, читая какой-то мой пламенный текст про современника, сказал: «Ты всё выдумываешь, но так обаятельно, что нет сил сопротивляться». Я ответила: «А с вами, мальчики, ничего не придумаешь, так от скуки сдохнуть можно». Но в тексте про Секацкого нет нарочитого выдумывания – он верен, только приукрашен, как бывает с пейзажем в академической живописи. Сашу я знаю с 1994 года, он и тогда был захватывающе интересен как мыслитель, и сейчас. Это чего-то стоит в эпоху обесценки мыслительной деятельности вообще! Саша – ближний, хотя и не близкий человек. Меня поддержал: как прочитал роман, позвонил и поздравил (этого никто не сделал из «фундаменталистов» – я им всем дала текст ещё на дискете), выступил на обсуждении в Домжуре, написал статью. Есть в нём некоторое великодушие. Во всяком случае, он не завистлив.

Удивительны процессы, происходящие с нами, с нашими душами, – и они вроде бы невидимы. Человек не замечает, как он грубеет, темнеет, опускается, портится. Или замечает и строит сложные замки самообмана, чтобы закрыть правду о себе? Да, честность самоотчёта, которую проповедует Секацкий, встретишь редко. И не в полноте своей.

Утром заезжала Люба Аркус на новенькой корейской машине. Хорошая, надо будет накопить и купить что-то вроде этого, когда соберусь водить. Планирую осенью записаться в автошколу. Любе недавно делали операцию на челюсти, какая-то киста воспалилась. Совершенно ненужное страдание. Я несколько отдалилась от Любы не по злости или раздражению – это у меня всегда летучее, – а потому, что мне надо сосредоточиться на своём. У меня позднее развитие, позднее созревание. Эвон – литературный дебют в сорок шесть лет! Только теперь я начинаю ценить и любить время. Мне самой интересно, что из меня может выйти.

Прочла книгу Людмилы Штерн о Сергее Довлатове. Лучше других книг о нём, трезвее и аналитичнее. Там я встретила фразу: «Довлатова считали бабником, но он не мог быть бабником, потому что был алкоголиком» – и сразу прониклась доверием к автору. Но в сущности оказалось то же самое – Штерн стала сама писателем, её волновали её маленькие успехи, и возиться с другом, пусть наизамечательнейшим, было не так важно, как самоутверждаться. Да-с, но кому нужны повести Людмилы Штерн? В том-то и дело, что он был чудом, а они чудом не были. Он пытался как-то намекнуть, что надо заниматься им, а не собой – все решили, что это вот такая гордыня. О, Господи! Довлатов неоднократно предлагал Штерн выйти за него замуж, привлечённый её рациональностью, строгостью. С ней бы он не пропал (так думал он). Лучше бы она, вместо литературного самоутверждения (абсолютно никому не нужного, кроме её полумужской личности), действительно вышла за него замуж. Но разве объяснишь людям, что иной раз полезнее пригнуть своё «Я», послужить другому, пожертвовать амбициями. Никто слушать не станет. И господ настоящих нет – но и настоящие Слуги вывелись, а они ведь необходимы. Никто не признавал в Довлатове господина – подумаешь, парень как парень, такой же, как мы. Да не такой же. Вы могли быть хорошими слугами – а стали самозванцами-«господами».

Моё положение в этом смысле безнадёжно. Мне служить никто не будет. Не стоит и надеяться даже. Что ж, попробуем справиться без человеческой подмоги. Я ведь чувствую ежедневно, всем существом – другую помощь, другую любовь. Во мне ещё не разочаровались и будут давать крупные дела. Я должна быть готовой.

2005 год

Июля 6 число

Комарово

На часах 00:21

На весах 101,4

Сегодня придумала такое: справедливость хороша тогда, когда она попрана, истина – когда скрыта, а красота эффектней всего смотрится в пятнах грязи. Это о силе унижения, о великой силе унижения. Чем унижение больше, тем выше вознесётся потом униженное явление – если оно чего-то стоит, конечно. Унижение плодотворно – а вот обесценка нет. «Несчастие ещё не униженье. Русь никогда унижена не будет» – написал поэт Нестор Кукольник в пьесе «Рука Всевышнего отечество спасла». Я читала когда-то это произведение и выписала несколько милых цитат (для статьи «Мальчик без штанов: новые приоритеты»). Но Кукольник ошибся, как это принято у романтиков государственности. Надо понять и принять, что всё может случиться – да всё и случается. Если у русских есть что-то за душой, они выкарабкаются и на этот раз. Если нет – то американский протекторат – это не самое худшее, что может быть с нашей страной. Смотрю на людей и думаю: есть или нет? Есть или нет?

Сегодня писала «Она что-то знала» и «Солнцеворот»[2]. «Она» может быть замечательной штукой, если хватит дыхания на довольно сложный замысел. Конечно, нынче кто будет вдумываться в такие тонкости, как поэтика, композиция! О «Смерть это все мужчины» ни один писака не додумался сочинить чего-нибудь иного, нежели плохой пересказ сюжета. Одна дура написала (кажется, в «Тайм-ауте»), дескать, книга эта есть сырое мясо, необработанное. Вот что делать с этими людьми, находящимися в пучине невежества. Текст, продуманный до запятой, выстроенный, выверенный, нагруженный сотнями цитат и аллюзий, – сырое мясо! Тупые, самоуверенные идиоты. Не чувствуют разницу между талантом и бездарностью, сложной красивой работой и халтурой – сбит вкус, нюх, нет рецепторов. Спасибо хоть «Новой газете» – там меня поддержала Зоя Ерошок. Просто вскричала: да это все должны, обязаны прочесть! Срочно! Впрочем, могло быть и хуже – могли замолчать, затереть книгу. А так – три тиража уже продано. И «Амфора» поглядывает уже с почтением – перспективный автор. Надеюсь!

По-моему, я уже неплохо подготовилась к старости – принимаю вовремя таблетки, соблюдаю режим дня, навострилась измерять сама себе давление, спокойно распоряжаюсь одиноким состоянием. Но всё-таки до старости далековато. Я наконец получила искомую свою келью: моя комнатёнка с маленькой конторкой и двумя кроватками – совершеннейшая келья. Что ж, есть сила и красота в аскезе.

Я хотела бы за лето написать два киносценария и часть романа. Это, конечно, максимум и вряд ли сбудется, хотя… Если кажинный день сочинять, всё получится. А я уже привыкаю к регулярной работе.

Я ничего не воображаю, только иногда бывают фантомные боли. Унижение необходимо. Я не против унижения – но они обесценивают то, чем я дорожу. Уничтожают мои драгоценности. То, что жило в моей душе – величайшая ценность на свете, – я этого не предам.

Бог мой, прости меня и поддержи. Да только Ты и поддерживаешь, конечно. Разве я смогла бы без Тебя. Растоптали бы, замучили. Как просто рухнуть, обвалиться в распад, в алкоголь, в мнимую дружбу-любовь, стать жалкой, искать счастья в чужих глазах. Не хочу.

2005 год

Июля 7 число

Комарово

На часах 00:08

На весах 100,9

Итак, как сказали бы врачи, – положительная динамика. Я всё прекрасно понимаю о психозах лишнего веса, но не вижу в себе их признаков – я хочу на чём-то отточить волю, мне её не хватает, а это сподручнее делать с помощью регулярной работы и дисциплины питания. Я меняюсь. Лицо стало какое-то чёткое, точное, марсианское. Настроение всё время ровное и светлое. Писать интересно, тянет, притягивает. Фантомные боли ощущаются глухо, будто издалёка их навевает ветром. Новая жизнь возможна, если она открывается как путь, и, встав на этот путь, чувствуешь – впереди что-то есть прекрасное. Победить лень, уныние, слабость, разгильдяйство – плохо разве? Да только не истребить бы мне в этой войне чего-то хорошего, милого в себе, человечного. Опасность есть. Замкнусь в себе и перестану чувствовать людей. Или нет?

Сегодня ездила в «Амфору» за авансом. Встретила там поэта Елену Шварц и, наверное, удивила её вполне искренней радостью (она мне всегда нравилась – талантливый клубок нервов). Подарила ей кстати книгу. Я хотела бы взять её стихи для образа Розы Штейн в «Она что-то знала» – не только её, но её мне подходят более всего для Богоискательской-Богоборческой темы Розы. Если не разрешит, ничего страшного, придётся стилизовать. Если «Смерть это» ей не понравится, тогда тем более.

В макулатурных киосках всюду лежит книга Штерн про Довлатова. Вот хороший ответ ей на её литературные дерзания: читателю стало известно имя Штерн только в связи с воспоминаниями о Бродском и Довлатове. Вот что было главной ценностью жизни Штерн. Так что ж ты, деушка, обижалась на Довлатова, когда он именно об этом и пытался тебе сказать: служи мне – и послужишь чему надо. «Он не оценил мою повесть! Он сердился, что я занимаюсь своими делами, а не им! А мне было важно, что пишут критики!» Да ведь он был прав, терпеливо объясняясь с приятельницей насчёт её «литературы». Судя по этой книге, дарование более чем скромное. Но так всегда: своё скромное важней чужого огромного.

Тайный советник Гёте – вот кто умел себя поставить и заставить служить себе, хоть они и фыркали тоже: «я», «Я». Сбегали от диктатуры. А кто был прав, спрашивается? Но тогда всё-таки люди умели служить, сейчас же каждая букашка носится со своим «Я». Вот я, при заботе, при помощи, при умелом служении – сколько бы могла сделать, ужас! Горы могла бы свернуть. И сижу одна, сама себе супчик варю, подметаю полы, и что я там, как поживаю, чем дышу, здорова ли, в порядке ли – никого не интересует, кроме, конечно, Серёжи. Но это лишь чуть-чуть раздражает меня. Значит, так и будем жить, без излишеств. Без слуг. Чистота – тишина-покой-долг. Евгений Соломонович Калмановский, учитель мой, говорил: «Москвина, если ты рухнешь, это ни на кого не произведёт впечатления. А вот если выстоишь!..» Учитель мой, первая чистая любовь моя, видишь ли ты меня сегодня? Гордишься, может быть? Я стою. Как в песне – «Среди долины ровныя, на гладкой высоте, стоит-растёт высокий дуб в могучей красоте…» После окончания второго класса мне вручили памятный подарок – книгу о судьбе автора этой песни, Мерзлякова. Где-то она валяется? Чудная песня. «Один, один, бедняжечка, как рекрут на часах…»

Спасибо, что не голодаю. Есть приличный достаток. Хорошие дети. В сущности, жизнь исполнена – но женская жизнь. А я хочу прожить ещё одну – человеческую.

Зачем-то купила и прочла книгу актрисы Елены Кореневой «Нет-ленка». Первая, «Идиотка», была занятна – много знакомых людей, есть история жизни, правда чувств. Характер героини и уникален, и типичен. А теперь ей писать не о чем, совсем не о чем. Человек без литературного таланта может написать интересную книгу о своей жизни – но только одну. Продолжение невозможно и не нужно. Пока что этот закон исполняется в точности. Коренева была чертовски хороша в молодости, таких девчонок всегда жалко видеть постаревшими, обидно, точно у тебя что-то дорогое отняли.

Нет. Ты не увидишь, как я превращаюсь в старушку, потому что я не превращусь в старушку. Я превращусь в нечто удивительное и ни на что не похожее. Если, конечно, я на верном пути.

2005 год

Июля 8 число

Комарово

На часах 00:01

На весах 100,5

Артист Александр Филиппенко пригласил меня завтра на спектакль – какая-то композиция вроде как «От Зощенко до Акунина». Решила пойти. Никак не могу избавиться от скверной привычки ходить в театр. Актёр он занятный, только слишком уж характерный, эстрадный, показной, ловкий. Но голос здорово разработал – голос так себе, гнусавый, но владеет он им виртуозно. Чтецы, которые пришли на смену тому, ещё дореволюционной Россией воспитанному поколению, вообще имели голоса неважные, без шёлка и бархата, но трудились как могли, и свои скрипучие инструменты в общем-то наладили. Голоса, голоса! Откуда сейчас взяться голосам вроде симоновского или качаловского. Некрасивые нынче голоса. Особенно ужасно говорят молодые женщины, которых так и тянет назвать «девками». Визгливые, вульгарные, узкие, мучительно противные. У меня какая-то аллергия на плохие голоса.

Сегодня славно искупалась в Щучке. Вечера и ночи стоят холодные, градусов 10–12 тепла, не больше. А июль. Похоже скорее на конец августа. Звонила Коле на Мальту, у них там 36 градусов, и он читает «Преступление и наказание». Оп-па! Вот где настиг моего Колю сей великий инквизитор – Ф. М. Достоевский!

Настроение по-прежнему ровное. Пишу «Она» и «Солнцеворот». Пока без особых чудес, но они в экспозиции и не нужны. Самая горячая часть романа – третья, где Роза. И про Алёну, наверное, с этим рефреном («ещё можно пожить!») будет приятно писать. Но этот замысел и не предполагает резать читателя на мелкие кусочки. Я с ним играю, резвлюсь, это сложная, насмешливая вещь. Такой боли, как в «Смерти», больше не будет, надеюсь, никогда – да её сейчас и нет во мне. А была. Я помню, как весной 2004 года я плакала почти каждый день в течение двух месяцев. Поздно ночью, чтобы никто не видел. Да. Заразиться – так мигом, а выздоравливать – так годами приходится. Но время, время, дивный дар – что-то отнимает, а что-то и прибавляет.

Любе Аркус не понравился фильм «ХХ» и Н. Н. в нём. Она сказала: «Полное впечатление, что я вижу мертвеца». Мне-то кажется, что для этого фантомного образа мертвенность уместна. Но, конечно, омертвление в Н. Н. чувствуется, и началось оно давно. В апреле 2000, когда я заходила к нему в офис, он был ужасен. Всего один год прошёл, 1999, и такая перемена! Нет, ещё зимой 2000 он был живой, горячий, подвижный, откликался на разговор и участвовал в жизни. Начало февраля, мы сидим на кухне на Страстном бульваре, песни поём, всё отлично, весело, здорово, он шутит, смеётся, я чувствую его внимание, интерес, симпатию, да что там – в обнимку сидим, как птички, распеваем, это кому рассказать! И вот апрель, конец, кажется. Было тепло, солнечно. Не надо было мне заходить – он как-то отнекивался от встречи, но я упрямо пришла, и был ужас. Этого не объяснить. Чужой, мёртвый, злой, холодный человек-недочеловек-не вполне человек. Кругом какие-то рыла, сидят за столом вокруг салата с сыром «Фета» (был пост, а!) и жрут. Он вынул из холодильника бутылку клюквенного морса, налил себе стакан, завинтил пробку и поставил бутылку обратно. Я подумала: среди моих знакомых даже второго и третьего ряда нет никого, кто налил бы себе морс и не предложил мне. Я вдруг очнулась: где я? Какой-то заколдованный лес, замок людоеда. Меня зачаровали. Я попалась. Я смотрела на одно, а видела другое. Может, он и всегда был мертвяком, просто вдруг чары пропали, и мы увидели то, что было на самом деле?

Это вообще странная, дикая история – как я попала в заколдованный лес. Нет, чары существуют, это не сказка, я на себе испытала. Ясно, что любовь никогда не попадёт в эту очерченную мрачным запретом душу, но ещё что-то мерцало, не давало совсем уйти, то есть внутренне уйти от этого «человека». Я что-то значила в его жизни, может быть, мною его испытывали. Я иногда думаю, что мною испытывают людей, проверяют их на что-то. Вдруг человек увеличивается и входит в сознание и душу необычно, как драма, как источник радостей и тревог, как научная дисциплина, которую мне надо постичь. Я принимаю это. Я иду до конца, до точки, за которой – унижение моего достоинства, несовместимое с жизнью. Тут я останавливаюсь. До точки – дарю себя безоговорочно. После – ничего не может быть, обрыв. Стакан морса был такой точкой. Разумеется, не в морсе дело. В ощущении чужеродности и в сознании того, что это конец. Конечно, я всё надеялась, что он сыграет «Рождение богов», мою пьесу, написанную в 1996 году. Я до сих пор люблю её – в ней ничто не испортилось, не устарело. Правда, есть в ней какая-то загадка. Она смущает людей, волнует, потрясает даже – и смущает. Тайна какая-то. Что-то я открыла превышающее современность в этой штуке. Я давно никому её не давала – надо попробовать снова. Может, Стукалову? А Н. Н. сказал, что пьеса хорошая, и перестал потом вообще что-либо говорить на эту тему. Зачем ему ставить, трудиться, чтоб потом говорили – ах, какая пьеса. Делить славу – увольте. Лучше взять беспомощного драмодела, бесцветных мальчиков-девочек и царить над ними. Эгоцентризм за гранью разумного. Вот так вот, всё ищу союза, братства, взаимопонимания и взаимопомощи, а в ответ – ау! ау! А какой мог бы быть спектакль по «Рождению богов».

Никаких обид, никаких претензий. Ушла, и всё. Позвонила только один раз, после гастролей в 2001 году, стала рассказывать о впечатлении. Долго, по мобильному. Он сказал изумлённо: «Ты была на спектакле и не зашла? Ну, Москвина, ты даёшь…» Спрашивал, когда приеду в Москву. Договорились, что позвоню. Не позвонила. Не могла.

Ну, какие проблемы, Господи. Надо всего лишь больше писать – что-нибудь да вылезет, получится, воплотится. Вот и всё.

2005 год

Июля 9 число

Комарово

На часах 00:34

На весах 100,3

Этот дневник следовало бы назвать «Дневник одного превращения». Явно же я во что-то превращаюсь. Состояние метаморфозы интересно разнообразием и упругостью. Оно ведь длительно, постепенно, совсем несказочно, а, наоборот, реалистично. Прежнее «Я» не отступает, не исчезает, а де-формируется, то и дело как-то напоминая о себе.

Когда я возвращалась из города с концерта Филиппенко, в электричке продавали мороженое, и весёлый молодой человек, очень живой, приятный, стал жевать хычины (или другой какой ужас – тесто с фаршем), а девушка, похожая на Алсу, купила сахарную трубочку. И так вдруг захотелось съесть хычин и мороженое – с ума сойти, в полдвенадцатого ночи, это всё камнем пойдёт в желудок, но хычин пах как сволочь, а мороженое… я его любила когда-то. Ну и что – помучило и отпустило. Расплата ведь будет непременно, я знаю, все эти в охотку сожранные пустяки потом собираются в тоску, в комья жира, в сахар крови, в злость, раздражение, болезни.

Я хочу отжать себя и свою жизнь, отжать до упора, чтоб вышло всё лишнее – вода, жир, болезни, слабости, пустые мечты. Чистая энергия. Вот что мне нужно. Энергия равна массе, умноженной на скорость света. Чтобы добыть энергию, надо, значит, соединить массу и свет, слить их, присовокупить скорость – и чью! – света. Каждый день отжатия – моя победа. Свет, иди ко мне.

Я живу в Комарове с 23 июня. За это время написала четыре статьи (в «Пульс» – «Такая погода», в «Искусство кино» – «Михалков и пустота», в «Сеанс» – про три экранизации Акунина, в «Собаку» – про Секацкого). Начала «Солнцеворот (уже 20.000 знаков) и двинула «Она что-то знала». Да ещё дневник пишу после полуночи – неплохой старт. Я волновалась немного – вдруг из-за рационализации образа жизни я потеряю вдохновение, слово уйдёт от меня, поскучнеет? Ни фига: ещё лучше. Нет спешки, нет истерического драйва – тексты эпохи превращения положительно мне нравятся. И хочется работать, тянет, манит. И настроение всё время ровное и светлое (тьфу-тьфу-тьфу). То есть его, можно сказать, и нет. Есть состояние, а не настроение.

Итак, я попала в медицинский центр на Разъезжей улице в конце апреля, случайно. Просто зашла узнать, что это за методика 25-го кадра. И попалась. Визиты к врачам дали такую картину: гипотиреоз, диабет, гипертония и миома. Я стала выполнять указания, и всего через два месяца – сахар почти в норме, давление тоже, миома, скорее всего, уменьшается. 11 кг сброшено. Если всё идёт путём, завтра я перешагну страшную трёхзначную цифру своего веса. Ну почему, почему я не занялась собой раньше?! Удивительное дело: я как будто жила вне собственного тела. В нём вроде бы – и вне его. Нет, тело требует почтения, оно тоже ценность, как и прочие наши ингредиенты. Это банальность, но когда это почувствуешь так весомо, как я, не до оригинальничанья.

Филиппенко работал здорово: читал Зощенко, Довлатова и Акунина (смешную сценку перемещения во времени нашего Вована и Кости-дворянина: Костя попал к нам, а Вован в начало 20 века). Хорошее лицо для жанрового кино – для приключений, для хоррора. Открыла журнал «Собака» со своей статьёй – и ужаснулась. Нет, статья на месте, но почему-то без портрета героя, то есть Саши Секацкого. Но прочие опусы – бессистемные, вздорные, интервью с Б. – портрет её на всю страницу – старая глупая баба, потасканная, манерная, несчастная – это наши звёзды, о Боже. Питер становится пошлым городом пошлых людей.

У меня много хороших замыслов, живших со мной – возле меня – давно, кто десять лет, кто пять. Теперь у них есть шанс на воплощение. Замыслы неравноценны: скажем, «Приключения Аграфены» – это должна быть чистая классика, а киносценарий «Кутикулы» – милая штучка, малая форма, но и это следует сделать. Дивная идея про «Госпожу Виницкую» – но здесь труды, библиотека, здесь не меньше года надо потратить. «Бегущая по волнам» – только я знаю, как это сделать, кто-то жалкий пытался снимать несколько лет назад – я запретила (мысленно). А пьесы! «София», «Ме-де-я»… Лет на пять точно я обеспечена. Молись, Таня, и трудись.

2005 год

Июля 10 число

Комарово

На часах 10:00

На весах 100,6

Написано: «Она» – 28.000

«Солнцеворот»: 25.000

Ну вот мне и предупреждение: не заносись. Размечталась – уйти «с роковой трёхзначной цифры». На следующий же день ни с того ни с сего прибавила 0,4, потом скинула 0,1 – хотя решительно ничем не провинилась и не ведаю, что повлекло за собой прибавку. Нет, это что-то иррациональное – не пытаюсь и понять. Надо быть скромнее, а то прямо уж – превращение, метаморфоза. Да я точно такая же, какая была в 16 лет. С точно такими же способностями и чертами характера. Такая же окружённая людьми и абсолютно одинокая. Так же люблю бродить и думать. Знаю больше и работаю систематичнее, вот и всё.

Пишется неважно сегодня. Ступор. Видимо, на всё есть свои ритмы. Всё-таки воскресенье. Пойду лучше гулять, вечером попробую поработать ещё. Надо сдвинуть «Солнцеворот» в решительное развитие действия. Пока всё естественно, живо, энергично – но это экспозиция, её нельзя затягивать. Всё, хватит на сегодня глупостев.

2005 год

Июля 12 число

Комарово

На часах 00:49

На весах 100,1

«Солнцеворот»: 31.600

Начат «Конечно, Достоевский!»: 9.300

А вот сегодня поработала так поработала, много написала. Качества не понимаю, кажется занимательно и естественно, а кто же его знает, как там на самом деле. Касательно дел телесных – если всё идёт как надо, завтра-то уж я могу сдвинуться с проклятой трёхзначной цифры!! Меня бы это весьма ободрило. Миша и Маша из моего «Солнцеворота» уже поцеловались, отлично. Про чувства не так-то просто писать, это же музыка. Серёжа рассказал, что один молодой актёр, русский, снимающийся за границей, отказался играть в будущей картине Д., где она выступает и как сценарист, и как режиссёр, из-за обилия интима. Надо полагать, из-за интима низкого художественного качества. Эх, Д., Д. Была способная, что-то обещавшая девочка, а стала пошлячкой. Ну зачем ей режиссура и зачем она режиссуре? Ведь это сложная, энергоёмкая профессия. Ведь ничего нет – ни образования, ни способностей явных. Да, кружок Т. оказался дутым и ничтожным, в сущности. То есть таким стал в развитии, во времени. И вот наша девушка решила обнажиться, рассказать наболевшее про вагину. Но выделять секс из жизни – всё равно что питаться чистым сахаром. Это же растворено, вплавлено… Устала и ложусь спать. К сожалению, много выкурила сигарет. Ужасно много курю во время писания. Сегодня я молодец. Не гений, а молодец – ударник труда.

2005 год

Июля 12 число

Комарово

На часах 22:30

На весах 100,1

«Конечно, Достоевский!»: 25.000

Вот опять мне втык насчёт веса: не заносись, живи помаленьку. Уж как я мечтала – наконец, нет трёхзначной цифры. Фиг вам! Традиционное жилище индейцев! Это, я думаю, вчерашний кусочек шоколада – прибавки веса он не дал, но и липолиз отключил как-то. Нет, пока вес не сброшен, шоколада низя. Вообще-то за неделю ушло 1,6 кг

– вполне достаточно, больше даже и не надо. И всё-таки жаль, что не сбылось мечтание. Ну, не будем сдаваться. Писала сегодня «Конечно, Достоевский!» – так увлечённо, сама удивляюсь. Хотя помнится, «Рождение богов» я вообще написала за двое суток, еле живая была. Так тоже низя. Настроение хорошее, то есть опять-таки нет никакого настроения. Спина болит от усталости. Как захватывающе интересно играть фигурками, тем более они у меня не картонные, а какие-то… почти живые. Что-то там дышит. Это не мертво. Лица двигаются, мысли кипят… На Достоевского, кстати, не очень-то и похоже, что-то другое. Моё.

Писатель, архитектор, бизнесмен и муж Ульяны Лопаткиной Владимир Корнев принёс мне в приморский ресторан «Прибой» свою новую книгу «Датский король». Зачем? Забавный человек. Судьба любит его – он простодушный. Он слишком укоренён в жизни для профессионального писателя – он любитель. Даже не дилетант, а любитель. Книги его читать можно, они даже увлекают, но всё-таки не без удивления – а зачем так полно и активно живущий человек пишет книги? Когда я вышла за Серёжу, тогда страстно любимого, и родила Колю, я абсолютно не хотела писать. Так, помечтаю – образы были всегда, жили со мной – и займусь делом. Теперь другое. Теперь я на свой лад, внутреннее как будто вот отвечаю за жизнь, за склад её и лад, за ход времён. И знаю, что это грёза, а не могу иначе – взгляд уже такой хозяйский выработался: так-так, что тут у нас? К добру, к худу русской земле? Это немножко игра и немножко правда. Это как роль. Ведь и то, что я Татьяна Москвина – это роль.

Я должна наконец оформиться в нечто окончательное. У меня – так мне кажется, может, это ошибка – есть на то несколько лет. Я дерево. Я расту. Я становлюсь с годами всё сильнее (такое заклинание), всё краше. «Среди долины ровныя…» Всё, уморилась совсем.

2005 год

Июля 14 число

Комарово

На часах 1:20

На весах 99,9

«Конечно, Достоевский!»: 31.000

Сегодня (13 июля – уже вчера) ездила в город на мезотерапию. Это меня иголочками колют для липолиза. Жуткая процедура. Осталось два раза это проделать. Потом я объелась в японском ресторане – это, наверное, скажется на результатах взвешивания утром. Ведь вот уже сдвинулась с проклятого числа! И рискую опять набрать его. «Достоевский» двигается, вообще мой трудодень включает норму в 3–4 тысячи знаков, этого вполне достаточно, однако за 11 и 12 июля я норму перевыполнила. Попёрло. Киносценарии вообще писать легче прозы – но при определённых условиях, при особом складе ума. Я не знаю, стоят ли мои сочинения чего-нибудь, но мне кажется, там внутри есть что-то притягательное. Приехал Сева, мы с ним пили чай и разговаривали разговоры. Он хорош. Чувствую усталость – это от поездки в город, ехала на обычном автобусе – он первым подошёл и долго полз. В «Достоевском», мне кажется, много хороших ролей: Федя-революционер, чёрт Иван Космонавтов, Варя, Лера, дети – Эльвира и Юра, Иеремия Браун, Клара, потом много эпизодов. Есть что играть. Ну, надо идти дальше. «Солнцеворот» пока не писала – сдвину сильно эту штуку, вернусь. Там тоже есть что делать – сцену с отцом, Крым, больницу, секту «Светлых сестёр» (я хочу лично себе написать роль предводительницы секты Федосьи Морозовой). Сегодня сказала в разговоре с Севой о современном искусстве: людям не нужно про эрекцию и мастурбацию, людям нужны Алые паруса. Это правда, и правдой этой будут желающие спекулировать. Алые паруса неистребимы. Но: грязные люди не могут делать чистое искусство. Грин был чист. Папа мой был чист (в творчестве). А я? Я смешанного типа. Фальшивая романтика мне отвратительна. До настоящей же надо ещё добраться, доползти. И мы поползём. Ползти надо, Москвошвейцер! – так говорил мне учитель, Евгений Соломонович, мир его душе. Всем спасибо, все свободны.

2005 год

Июля 14 число

Комарово

На часах 23:10

На весах 99,9

«Конечно, Достоевский!»: 37.000

Сегодня неважно чувствовала себя, целый день – с утра дурное настроение (приступ прямо) – пришлось на Севу, потом сонливость в середине дня и вечером слабость, тоска какая-то. Вес не двинулся, как я и предполагала. Я уж скоро начну понимать и чувствовать, что там у меня к чему в обмене веществ. Сходили с Севой на озеро, он первый раз за лето искупался. Всё бегает по репетициям своим, что-то придумывает, старается… Вечером приехал Серёжа. Хотя я написала приличный кусок, особой радости мне это не принесло. Так, без полёта. Какие-то силы за меня, какие-то против: выходит ничья, пустота, одиночество. Не личное, а какое-то… бытийное, что ли. Не подобрать слова. Говорят: о, как летит время. Нет, у меня не так. Сейчас время идёт неспешно, ритмично и замедленно. Превращение будет долгим. Иногда, конечно, тянет бросить всё к чёрту и, например, напиться водки, съесть что-то неположенное. Я так и буду поступать иногда после превращения, но сейчас нельзя. Дело слишком серьёзное, ответственное. Да, вот так вот, сквозь тоску, нездоровье, лень, усталость, дурное настроение, мелкие глупые желания – сквозь всё это идти к настоящей себе. Не помню, чтоб я была собой довольна. Бывает чувство радости, чего-то сбывшегося хорошего – я думаю тогда: вот, я молодец, справилась, смогла, хорошо заполнила время. Но довольства что-то не припомню. Позвонил К. и попросил телефон редактора с канала «СТО». Хоть бы для приличия поинтересовался, как моё здоровье, как дела. Всё-таки были товарищами, сражались за свободу слова. Но им кажется, что у меня всё так лучезарно, что и разговаривать со мной необязательно. Что у меня такого уж лучезарного? Слава Богу, я не больна (хотя была – если вспомнить, в каком виде я пришла к врачам), дети в порядке, муж шуршит чего-то, книги выходят. Но разве я что-то определяю в этой жизни? Где-то в уголку сижу. Ни одна моя пьеса в Питере не идёт. Чувствую, как они, эти взбесившиеся курицы, малютки тёти Вали, меня выдавливают из города. Но на моей стороне большая сила: дар и маниакальное упрямство, которое надо превратить в настоящую волю. Воля и разум – о, тогда меня могут сокрушить только древние боги. А на что им это? Если Мама за меня, их не пустят мне вредить. Накапливать, накапливать силу, спокойно, беспощадно, сокращать все ненужные траты, упразднять все энергоубыточные предприятия, овладевать собой. Ту т даже не стоит брезговать и заклинаниями, заклинать, просить себя идти, двигаться, не унывать, работать. Надеюсь, завтра будет мне полегче и повеселее. 15 июля – середина лета. Это пока хорошее лето, без мучений. Как вспомню лето 2003, так содрогаюсь: Господи, как я всё это вынесла! Но – вынесла.

2005 год

Июля 15 число

Комарово

На часах 22:30

На весах 99,5

«Конечно, Достоевский!»: 44.500

Да, как я и надеялась, сегодня лучше. С утра искупалась в озере, и добрые люди подвезли меня до станции – сами предложили. Семья пожилых, но очень крепких с виду людей. Были в лесу, собрали черники и лисичек большой мешок. Показывали мне. Хорошие это были люди, сразу видно, по лицам. Это только Алла М. думает, что на лице ничего не написано, а только накрашено. Ошибочка! М. стала у нас ещё и председателем какого-то союза. То есть ей мало всей питерской печати и телевидения. Ещё и в книжном бизнесе рулить собралась. И когда всё это закончится? Никогда? Этим людям, из машины, уже всё равно. А мне пока нет – мой «бизнес» весь построен на гласности, нет её – и меня нет. Конечно, надо бы повертеться в Москве. Эта кодла, местные кикиморы, уважают только силу, а сила в столице. «Достоевский» двигается, наверное, уже около полпути я прошла, может, чуть меньше. Вес тоже двигается, я вчера очень скромно питалась, с 18-и уже ротик на замочек, всё. Сегодня съела утром всё-таки кусочек шоколада – я нашла в «Репамаркете» отличный шоколад, 75 % какао, называется «Экспедиция. Шоколад для настоящих мужчин». Правильно, я ведь и есть настоящий мужчина – более настоящий, чем видимые фальшивые мужчины. Только я, скорее всего, твёрдой гомосексуальной ориентации, потому что к женщинам меня как-то не тянет. Мишель Монтиньяк, автор теории питания, заслуживающей некоторого доверия – я придерживаюсь его рекомендаций, и это работает, – советует иногда есть шоколад с высоким содержанием какао. О, какое наслаждение я получаю от этой крохи весом в 15 граммов! Какой вкус! Как долго он тянется! Как чётко его помнишь! Вот она, священная сердцевина аскезы. Как можно отказываться от великой мощи сознательного запрета? О, если бы удалось запретить половой акт. Сколько вышло бы пользы от этого людям, особенно женщинам. Надо создавать ценности искусным, искусственным путём: ценность тела, ценность души. Здесь аскеза незаменима. Во всяком случае, я могу свидетельствовать: сила возрастает. Обедали с Серёжей в «Причале», и он был очень мил. Отлично выглядит, спокойный, с приятным неагрессивным юмором. Это единственный человек, которого не смогла испортить ни телевизионная слава, ни её убыль. Что ж, так повернулись времена, что он менее востребован в эфире, ну так что ж? Он-то сам остался такой, как есть, он не равняется эфиру. Молодец. Я к нему привыкла по-хорошему. Об одном жалею – надо было от него ещё ребеночка родить, девочку. Ну, что уж теперь. Надеюсь на детей – мне от детей нужны только внуки.

2005 год

Июля 16 число

Комарово

На часах 23:30

На весах 99,5

«Конечно, Достоевский!»: 54.000

Шоколад сработал, как я втайне догадывалась, против липолиза – ясно, организм как чувствует сладкое, так запасов тревожить не хочет. Прибавки веса он не даёт, но сбросить что-либо, употребляя шоколад даже хорошего качества, не удастся. Написала довольно много, но уже решительно не понимаю, что это и какого качества. Надо будет после 26-го дать Серёже почитать. Он готов стать продюсером, что, конечно, правильно и практично. То, что я делаю, нельзя сказать, чтоб уж было очень ново и небывало. Но дело не в этом. Мне нужна музыка, насмешливая музыка личного высказывания, личной композиции. Чтобы молодая энергия пришла в мою ловушку и сработала – актёрская, режиссёрская энергия. Энергия вложенных денег, наконец. Роман и «Солнцеворот» пока отложены. Надо эту штуку дописать, в ней есть саморазвивающийся драйв, а это хороший признак.

Сегодня вода в озере отчего-то показалась мне холодной, хотя таковой не была, и вечером я вздрогнула от сырости, хотя её в натуре вроде бы не наблюдалось. Около 22 часов неожиданно заплакала – подступила лирическая тоска. Надо понять, что ничего больше не будет – ни хорошего, ни плохого – с тем образом, что жил в сердце и до сих пор туда заглядывает. И я это понимаю. А жаль. Жаль себя, жаль чистого доверия и радости, которые во мне обретались, как вода и солнце. Надежд своих жаль, желания, которое было так сильно и полнозвучно. Бесполезно было объяснять, просить. Он шёл упрямо, как горный баран, шёл своим горьким левым путём и считал себя правым.

Так: надо к 24-у сочинить текст в «Собаку». Они, оказывается, возобновляют сотрудничество, им нужна опять колонка, ну пускай. Хоть на шпильки, то есть на фитнес заработаю. Деньги нужны. Осенью пойду бросать курить в свой центр – расход. На курсы вождения – расход. Фитнес – это не шутка, правда хочу опять пойти. В 2000 году я долго ходила, и с приятностью. Потом: купить три шкафа в квартиру на Васильевском. Потом: хороший подарок Севе на рождение. И ведь текущие расходы! Очень нужны денежки, очень. Всё-таки от сценариев может быть приварок, если особенно Серёжа возьмётся. Осень будет напряжённой, я хочу наконец переехать, продать квартиру на Вишневского – правда, если дела пойдут прилично, может, не продавать? Тогда её надо ремонтировать, вот опять расход! А когда закончу курсы вождения, то что? Где машина-то? Расход! А Севе на Чехию? А за дачу в Комарове – в августе-то уже отдавать надо остаток?

Вот так вот. Трачу всё меньше, а денежки нужны всё больше.

Сегодня посмотрела на себя в большое зеркало ресторана «Причал». Лучше, но, конечно, я ещё очень крупная. Нельзя сдаваться. Задача такова, чтобы к 1 сентября сползти до 88–89 кг. Это вполне реально за полтора месяца, если не делать ошибок и не впадать в отчаяние. А чего мне в него впадать? Впадали уже, ничего интересного. Я вырабатываю привычки: к труду, к правильному питанию. Это нормальный, разумный подход. Я знаю, что жизнь неразумна, но она неразумна отчасти – а отчасти и разумна. Отвечать безумием на её безумие? Что за безвкусное дублирование? Да, счастья на выбранном мною пути нет. Но есть хотя бы уважение к себе, есть удовольствие преодоления слабости, есть труд – который ведь не только для моего удовольствия существует, он может пригодиться многим. Читают же меня, радуются, смеются, думают, печалятся! Я же всё-таки не стою на месте, я расту, я стараюсь. Вчера опять читала Лермонтова – как

Божьего вина испила. «По небу полуночи ангел летел…» Да, полетали и мы, русские, с Лермонтовым полетали, с Достоевским. И прилетели. Я как-то сказала о себе: «Да что мой дар! Последний лучик солнца, ударивший в осколок зеркала». Боюсь, что правда. Ну и что? Пусть – конец (России, литературе, жизни вообще, благородным людям и мечте о них, поэзии, правде, пути человека и т. п.). Но последние страницы книги могут не уступать первым! И во всяком случае их следует делать сильными, убедительными. Финал – важнейшая часть любого произведения. Разве не так? Пойду сейчас смотреть фильм «Живые и мёртвые». Серёжа делает фильм о Кирилле Лаврове и знакомится с его творчеством. Он советское кино плохо знает – в молодости его, в его кружке, это было не принято. Зато теперь его взгляд бодр и свеж. И лишён предрассудков. А я как раз много смотрела нашего родного. Я ведь – здешняя, тутошняя, никакой я не «инопланетянин», как назвал меня дьякон Кураев на церемонии «Бестселлера». Это он сам с иной планеты. А я здесь, всеми лапами. «Среди долины ровныя…»

2005 год

Июля 17 число

Комарово

На часах 22:30

На весах 99,1

«Солнцеворот»: 36.600

2005 год

Июля 18 число

Комарово

На часах 16: 40

На весах 98,8

«Конечно, Достоевский!»: 61.000

Вчера ходили пить чай к Снеговым. Потому я дневник не вела, забыла. Ночью вернусь к прерванным темам, а пока отмечу: вывод о шоколаде верен, главное – сахар. Вес уходит только при условии полного отсутствия сахара. Подвинула «Солнцеворот», и «КД» тоже ползёт вперёд. 20-го должен вернуться Колюшка, по которому скучаю очень.

Всё, надо отдохнуть.

На часах 22:50

«Конечно, Достоевский!» – 65.500

Сегодня чувствую себя неважно – «женские дни» начались. Около 17 задремала и проснулась в 20:30. Слабость, полуобморочное состояние. Не купалась, не гуляла, но написала довольно много. В «КД» бурное развитие действия. Дело приближается к финальной части (которая тоже должна быть развёрнутой, не надо комкать финалы). Мне позвонила редактор из «Амфоры», Ирина, которая занимается моей книгой, и сказала, что надо встретиться. Есть небольшие замечания. «Но вам редактор практически не нужен, – сказала она. – У вас такой прекрасный язык». Такой пустячок, а так приятно было слышать хорошее слово. Я не так-то часто их и слышу. Мне и нужно-то за мой каторжный труд немного добрых слов, не тонну, а так, «в препорцию», как говорится…

Съела суп и немного колбасы, и что-то не в кайф мне пошло. Что-то они там митингуют в желудке. Может, завтра не работать? Но это я уже не понимаю, как. Привычка уже! 20-го и 21-го я буду в городе: встречать Колюшку, бегать по делам, писать не придётся, и, боюсь, я затомлюсь, захочется обратно в оранжевый домик с садиком. К своим милым героям. Устала сегодня и чувствую себя неважно. Попью чаю и спать. Серёжа уехал в город.

2005 год

Июля 19 число

На часах 14:30

На весах 98,5

«Солнцеворот»: 43.000

Всю ночь и утро бушевала гроза, с молниями и крупным сильным дождём. Не спалось, металась, плакала, тосковала, спускалась несколько раз вниз – покурить, попить воды. С трудом уснула под утро, на рассвете. Чувствую себя не особенно бодро – квёлая я, однако поработала всё-таки, и вполне прилично. Вес идёт, как положено (примерно 200–300 гр. в день и следует сбрасывать, больше не рекомендуется), поскольку сахар исключён совсем. Связь прослеживается чёткая, неумолимая: есть сахар, даже немного, – вес стабилен. Больше писать пока не буду, отложим до возвращения из города.

После обеда ещё поработала. «Конечно, Достоевский!» – 70. 800.

2005 год

Июля 21 число

Комарово

На часах 0:10

На весах не знаю

Ну вот значит, приехал мой Колюшка из своей Мальты, такой же, не вырос, не похудел, не изменился заметно. Доволен: удалось соблазнить девчонку из Киева, говорит, красивую. То есть он не признаётся прямо, что, мол, было, но нетрудно догадаться. Когда не работал его телефон, он посылал сообщения с моего, соответственно я получила девичий ответ, начинавшийся словами «Моё солнышко!». Не думаю, что с моим сыном легко иметь дело – то есть время-то провести можно не без приятности, а вот насчёт чувств… Он может быть и жестоким, хотя сознательно издеваться, конечно, не будет. А так – не до того, забыл, увлёкся другими объектами.

Чувствую себя неплохо, очень рада, что вернулась в домик на Дачной улице. Здесь у меня порядок. А на Вишневского – завал. Сева ничего не убирает, понятное дело, молодой человек не в состоянии убирать за собой, знаю я, до какого состояния доходят холостяцкие квартиры, но так и не поняла, почему?? Почему они не могут жить в чистоте? Это что, их внутренняя грязь проступает наружу? Я, скажем, не люблю уборку, но я до такого безобразия всё-таки не дохожу. Есть в голове образ того, что должно быть. Пусть сейчас идеал недостижим, но есть, и к нему надо двигаться. А у них и идеала нет. Они просто разрешают себе это – дескать, неважно. А что важно? Чем они таким важным заняты? Нет, как хотите, не могу я всерьёз относиться к людям, которые не могут приготовить себе еду, помыть посуду, пришить пуговицу, постирать своё бельё. Или ты в состоянии нанять прислугу, или делай это сам.

Я уберу квартиру на Вишневского, приведу всё в порядок, и для этого не понадобится так уж много времени. Главное – метод, как любил говорить Эркюль Пуаро. Хотя кто-кто, а уж я-то могла бы быть избавлена от подобных хлопот как много и плодотворно работающий человек. Устала сегодня – стирка, поиски книг по химии для Коли, рынок, магазин, дорога в Комарово. Умных мыслей как-то не было. Хорошо, что она заканчивается, эта трудная, неблагодарная, унизительная и несвободная женская жизнь. И приближается какая-то другая. Ещё каких-нибудь пять лет, и всё. Коле будет двадцать, и я буду куда свободнее. Если следить за здоровьем и не схлопотать от судьбы внезапного удара, лет десять можно будет неплохо пожить – писать, путешествовать. Взвешусь завтра утром, тогда будет ясно, как идут дела с превращением. Вроде ничего не нарушала.

2005 год

Июля 22 число

На часах 15:00

На весах 97,6

Написала статью в «Пульс». «КД»: 72.500

На часах 22:30

Данный текст является ознакомительным фрагментом.