Татьяна Калашникова Была, не была! Или быть или не быть?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Татьяна Калашникова

Была, не была! Или быть или не быть?

Когда к нам обращаются с репликой: «У меня для тебя есть две новости: одна хорошая, другая плохая. С какой начинать?», мы, как правило, отвечаем: «Начинай с плохой». А у меня для вас, дорогие читатели, новостей значительно больше, чем две, и назвать каждую из них определенно хорошей или плохой однозначно нельзя. Посему начну я свой, если можно так выразиться, монолог не приведенной выше репликой, а примерно вот так: «Была, не была!»

«Была, не была!» – мысленно или вслух однажды произнес редактор интернет-журнала «Новая Литература» Игорь Якушко, слегка прихлопнув себя по колену. «Была, не была!» – подхватил, решительно стукнув кулаком по столу, его товарищ и коллега Леон Хамгоков. И с этим удалым «Была, не была!» решили два энтузиаста испытать фортуну на литературной ниве вне сети попыткой издавать свой журнал на бумаге. Почему бы и нет? Тем более что материалец кой-какой имеется, и, справедливости ради не мешает отметить, что материалец этот, на самом деле, зачастую заслуживает серьезного внимания и похвалы (зачастую, но не всегда). Под булгаковским «материалец» я, в данном случае, подразумеваю те постоянно сменяющие друг друга многочисленные произведения довольно разноплановых авторов, обретающие каждый день свое место на страницах упомянутого мною литературно-художественного сетевого портала «Новая Литература». Да чего греха таить, и мне, вашей скромной рассказчице, этот островок виртуального пространства не только не чужд, но еще и небезразличен. Пожалуй, именно этот факт и подвигнул меня отложить все свои срочные и не очень дела на пару-тройку дней и основательно подсесть к написанию чего-то граничащего между критикой, рецензией и обзором молодого еще печатного издания «Открытая Мысль».

Итак, «Открытая Мысль» или ОМ. Долетела эта ласточка, т. е. мысль и до моих далеких непролазных заснеженных канадских лесов. «Ну, что ж, посмотрим», – потирала я слегка окоченевшие руки, распаковывая бандероль с обратным московским адресом, только что опрометью перескочив леденящий душу и открытые участки тела промежуток между почтовым отделением и своим авто. Неплохое начало – журнал внешне, на ощупь, количеством и названием рубрик соответствующий всем классическим канонам толстого журнала. В этом плане редакторы журнала поработали недурно. Осталось дело за малым – за содержимым. Бегло пролистав оба первых номера журнала, я поняла, что нужно брать карандаш и начинать делать заметки на полях. Опираясь на народную мудрость, неоднократно проверенную мною на деле, о том, что первый (а иногда и второй) блин комом, я решила остановиться на последнем из имеющихся в наличии, т. е. втором выпуске ОМ. Какой же толстый журнал обходится без вступительного слова или обращения к читателям от редактора? ОМ в этом плане исключения собой не являет. Общее представление журнала, перечень авторов… А вот, что на самом деле меня сразу заинтересовало, так это то, как редактор по-своему классифицирует авторские тексты. И к этому я буду еще неоднократно возвращаться. Дело в том, что по ходу ознакомления с содержимым журнала мне было любопытно сравнить свои впечатления от прочитанного с тем, как это представлено редактором.

Журнал открывает рубрика поэзии. В качестве эпиграфа к рубрике стоит небезызвестное «Там уж скоро третий год/Тень моя живет меж вами» Осипа Мандельштама. «Это, собственно, они к чему?» – подумалось мне. После тщательного обследования содержимого рубрики, эпиграфом к которой волей редакторов стали приведенные выше строки, мне так и не удалось обнаружить явной или скрытой взаимосвязи между эпиграфом к рубрике и ее содержимым. Ни тени самого Мандельштама и никакой другой тени там не оказалось. Но не будем забегать наперед, будем двигаться вперед поступательно. Тем, кому редакторы отдали право ввести читателя в мир поэзии, стал Константин Брыляков. Нам предлагается, выражаясь литературно, состоящее из нескольких частей стихотворное произведение под названием «Полынов». Ну, название говорит само за себя, сразу отправляя читателя то ли к героям пьесы Гладкова «Давным-давно», то ли еще подальше. Автор пытается подражать (и, судя по всему, не скрывает этого) классикам. Пушкин? – спрашиваем мы себя. Явно не дотягивает. Лермонтов? Еще больше не дотягивает. Понятно, что жизнь коротка, вино это плохо. Но ведь речь-то не об антиалкогольной агитке, речь о литературном произведении, более того, о поэзии речь. Увы, приходится констатировать факт того, что от поэзии в произведениях Брылякова – разве что рифма да размер стиха, которые, хоть и выдержаны недурно, стихотворений все равно не спасают. Правда, «Гусляры» на мгновение побуждают усомниться в безнадежности автора, но и этот стих шаблонен. А что же об этом думает редактор? Оказывается, Игорь тоже догадался, чем именно был вдохновлен автор «Полынова»: «Поэзия, вдохновленная Золотым (Пушкинским) веком». Отрадно, что в данном случае мнения наши совпадают. Что ж, это только начало. Вероятно, впереди нас еще ждут поэтические открытия.

А на смену «поэзии, вдохновленной Золотым веком» приходит довольно большая (аж на полных 4,5 страницы формата А4) подборка стихов Ольги Фоминой. Читаем.

Проткни несчастные укоры

Открытым обликом своим.

Это как? Ну, то, что укоры должны быть непременно несчастными, сомнения не вызывает. А вот то, что их еще можно и проткнуть, и не шпагой какой-нибудь, а обликом, и не просто каким-то там острым носом, но обликом открытым… Да-а-а уж.

Или вот это, например:

До сих пор помнят те цветы в мусорном ведре,

У которых душу, у которых свет Бог забрал к себе.

И так, куда ни ткни пальцем. Это даже не просто слабые стихи. Это и не стихи вовсе. Теперь становится понятным, почему Константин Брыляков занял первое почетное место в рубрике «Поэзия». А что же редакция думает по этому поводу? Да ничего особенного, кажется, и не думает, охарактеризовав тексты Фоминой коротким «лирика».

Не все еще потеряно, это только два автора из всего толстого журнала. Пойдем дальше.

Еще одна находка, заслуживающая отдельного внимания:

Он замер над притихшею толпою,

Как будто привыкая к высоте,

И сотни глаз вздымали над собою

Его под выдох: «Господи Христе».

Это было про колокол. Что куда вздымалось? Под какой дых или выдох? Автор – Наталья Зимнева. Не углубляясь в детали, хотела написать просто, что, дескать, пишет Наталья банально и сыро. Так бы и написала, если бы не Колокол. Сверяемся с редактором: «голос русской души». Не спорю. Может, и русской, может, и голос…

Ладно, попробуем изменить тактику. Сначала будем читать комментарии редактора, после – авторские тексты. Итак, Виктор Коноплев: «поэтический гротеск». Интересно. Смотрим.

Друг мой, попутчик в дороге (удачной?)

нервной рукой разгребал мои мысли.

………

(Вновь я увидел, как ноги босые

выше и выше несли по стеклянным ступенькам).

Пожалуй, не мешает сверить свое понятие гротеска со словарным.

Гротеск – произведение искусства, исполненное в фантастическом, комически-уродливом стиле («Словарь русского языка», С. И. Ожегов)

Ага, тогда все правильно. Кроме «произведения искусства», в данном случае.

Милада – так же как и Ольга Фомина – «лирика». Совершенно верно.

Атаргартис (интересно было бы узнать о происхождении сего изыска). Редактор: «поэтическое подсознательное». Воистину, все познается в сравнении. И это «подсознательное» даже начинается казаться поэтическим, хотя с самых первых строк и хочется перейти на следующее стихотворение, а еще лучше – на следующего автора.

Ну, слава богу, кажется, мои читательские муки оправданы. Михаил Сафин. С творчеством этого автора я уже немного знакома. На редкость неровно пишет Михаил. Одно стихотворение может быть безукоризненным, другое – «прихрамывающим». Не знаю, какова у этого причина. Впрочем, с удовольствием отмечаю, что почитать у Михаила есть что, и многие его стихи обладают всем необходимым поэтическим оснащением. Можно у Сафина встретить и интересные находки, и метафоры. Присуща его стихам мелодичность. А промахи… У кого их нет? «Могут лучшие солисты дать однажды петуха». Могут, и позволительно… если однажды, т. е. изредка.

Для наглядности хотелось бы немного процитировать Михаила.

О дожде:

Как одинокий пианист

За фортепьяно без пюпитра,

Роняет пальцы на карниз,

Ночь наполняя дробным ритмом.

Красиво, черт побери!

Или вот это:

Где под управленьем немыслимых терций

Из чрева давно и смертельно больного

Конечностью жизни в биениях сердца

Рождается музыка магии слова.

Да, а что у редактора? «Изысканность слова». Пожалуй. На этой оптимистической нотке можно было бы и остановиться, лучше бы, остановиться. А я так и сделаю.

Переходим к разделу, торжественно объявляющему себя «Художественная проза». Такое звание требует веских оснований. Надеюсь, они есть. Да вот и эпиграф, ни много, ни мало, из Федора Тютчева (младшего). Не удержусь, и приведу его здесь:

«– Слушайте, барин, – сказала мне как-то наша верная Матрена, приехавшая с нами из Петербурга, – сегодня должно кончиться.

– Почему ты думаешь?

– Стала землей пахнуть, – таинственно пояснила она мне. – Сегодня я этого наклонилась над ними, а из них как бы то из земли дух такой «чижолый» идет, ровно как бы из могилы, а к тому же и убирать себя начали.

– Как убирать? – опять не понял я.

– А так, ручкой, то там себе личико тронут, то инноместе, ровно бы что снимают, аль-бо вот прихорашиваются, это завсегда перед самым концом бывает».

Весьма информативно. К чему же это нас готовят? Неужто заупокойную художественной прозе ОМ затянули? Ну-ка, поглядим.

«Мистическая жуть» (Игорь Якушко ©) Олеси Брютовой под интригующим названием «Придорожная таверна». Учитывая опыт с разделом поэзии, не мешает повнимательнее отнестись к первому произведению, открывающему раздел. Вероятно, должно быть что-то, достойное внимания, по мнению редакторов. Что сказать? Я бы классифицировала «Придорожную таверну» иначе. А именно, как «занимательное чтиво». Впрочем, «мистическая жуть» вполне может быть и даже должна быть занимательным чтивом. Совершенно очевидно, что автор «Таверны» – человек способный, начитанный, с фантазией. Что-то даже гоголевское проскальзывает. Да и другие классики русской и зарубежной литературы вспоминаются. Такая себе классико-занимательная стилизация детских страшилок про красные сапожки или еще какие-нибудь там белые тапочки. Отрадно то, что стилизация эта читается. Вот и хорошо.

Дальше вниманию читателя предлагается «фантастический фарс» (опять же, комментарий редактора) в исполнении Ирины Юсуповой. «Моя прекрасная… жаба!». Так озаглавила свой фарс Ирина. Жаба, да еще и прекрасная. Это царевна-лягушка, что ли? Чтение про жабу отняло немало моих читательских сил. Задавшись целью узнать, кто же такая эта прекрасная жаба и какова ее роль, я начала внимательно прочитывать каждый абзац текста, потом перешла на чтение по диагонали, поскольку поняла, что фарс этот внимательного чтения не требует, потом стала читать, опуская некоторые места, поскольку поняла, что и от этого рассказ ничего не теряет… Мои читательские силы иссякли примерно на 2/3 пути. Слаба, увы мне, увы.

«Первое потрясение» Людмилы Бахаревой с первых же слов потрясает читателя:

«Лежа на своей соломе в насквозь продуваемом сарае».

Ну, а на какой же еще соломе, как не на своей, правда? Впрочем, даю себе, как неумелому читателю, а Людмиле, как еще более неумелому автору, шанс – продолжаю читать, невзирая на первое потрясение. Дальше – больше.

«Но мое воображение сыграло… Но на дерево я все-таки забрался…. Но когда посмотрел вниз…»

Все эти «но» выстроены с короткими интервалами в одном абзаце всего из шести неполных строк. Такого рода повторениями Ольга частенько грешит.

«У теперешних мужчин многие проблемы начались в детстве, после подобных унижений»

А эта реплика, которой самое место в медицинской статье, посвященной проблемам психиатрии, принадлежит главному герою, от лица которого и идет изложение рассказа, представителю мужского пола. Простим автору «потрясений» ее неспособность перевоплощаться. С кем не бывает? Я тоже не умею басом говорить.

«…, и каждый фрукт просился в руки»

Хорошо, хоть не на руки. Вспомнилось: «Коза кричала нечеловеческим голосом» – «А каким же она кричала?»

Преодолев первое, а заодно и рождественское потрясения, осторожно двигаемся дальше. Инесса Рассказова рассказывает нам про «Женщину с холодными глазами». Одна из моих коллег по редакционному составу «Новой Литературы» в заметке про ОМ выразилась примерно так: «Ну, проза. А художественная-то здесь при чем?» Пытаясь читать двух последних авторов, я мысленно прибавила: «Да и проза тут не при чем».

Дневниковые записки Бэра Лурье после нескольких предыдущих потрясений смотрятся неплохо и даже вселяют надежду, что вот теперь, наконец-то, все пойдет по возрастающей. И верно. Хелью Ребане, на самом деле, порадовала рассказом «Моя голова». Не только техническое мастерство, но, прежде всего, талант рассказчика присущ этому автору. Рассказ захватывает и не отпускает до самого конца. Очень хорошо.

Сейчас написала «Очень хорошо» и мысленно повторила еще несколько раз это «очень хорошо». Не удивляйтесь, дорогие читатели. Вероятно, по ходу ознакомления с моими заметками на полях ОМ, у вас складывается впечатление, что автор этих самых заметок, т. е. я, особа весьма агрессивно настроенная и желчная. Перечитывая написанное выше, я и сама готова о себе подумать то же. Но, хотите, верьте, хотите – нет, это не так. Мне доставляет истинное удовольствие говорить людям приятные вещи, особенно, когда сказанное – правда. А если что-то не нравится, я предпочитаю промолчать. Увы, в данном случае отмолчаться мне не удалось, поскольку речь идет об издании мне не совсем постороннем, да и редакторы попросили высказаться. Что ж, будем считать маленькое лирическое отступление законченным и двинемся дальше.

Сказка – дивный жанр. Даже мы, опутанные бесконечными бытовыми, материальными, интеллектуальными узами взрослые иногда с удовольствием смотрим сказочный мультик или фильм, читаем своим малышам на ночь сказки, на самом деле, читая их одновременно и себе самим. Но, к сожалению, сказка Алены Строгиной стала для меня еще одним, небольшим, правда, разочарованием. И дело не только в наличии стилистических огрех и путаности в изложении. В сказке отсутствует главное – «центральный стержень», та самая незаметная нить, которая тянется через всю историю и приводит к какому-то логическому, в соответствии с контекстом сказки, концу. Прочитав такую лишенную «стержня» историю, мы зачастую произносим: «Ну и что?»

О рассказе Владимира Поникаровского «Снег на Рождество» я скажу коротко. Наивная литература. Но – заслуживает места под солнцем.

Страница 91-я из 133-х, предложенных читательскому вниманию. Так незаметно мы выходим на финишную прямую. Завершают раздел прозы несколькими короткими рассказами Эдуард Байков («фантастический фарс»), Алексей Семеновский («простонародный зощенковский юмор») и Александр Чумурин («простые и поучительные житейские истории»). Думаю, можно уже не оговариваться о том, что в скобках я указала редакторскую классификацию работ этих авторов. Фарс не фарс, а «современная сказка», как характеризует свой рассказ сам Эдуард Байков, несколько раз заставила меня улыбнуться, хотя концовка немного не дотягивает до общего уровня текста. Алексей Семеновский с его юмористическим рассказом «Эксперимент» стал замечательным продолжением «веселой минутки» на страницах ОМ. Несмотря на небольшие огрехи, рассказ в целом написан очень хорошо, легко, динамично, смешно, наконец. Смеялась от души. Браво, Алексей! Рассказ удался. Александр Чумурин пишет коротко, короткие рассказы он пишет. И, кажется, у него это получается.

А нас ждет эссеистика и философия. На этот раз мое придирчивое внимание было вполне удовлетворено эпиграфом к разделу – достаточно интересная общего характера цитата из Л. Н. Толстого, в которой упоминаются и обряды, и таинства, и вера, и смысл жизни. В общем, все к месту и на своем месте. Нашему вниманию предлагается три (хорошее число) разноплановых материала. Бога за бороду авторы этих работ, может, и не ухватили, но пишут интересно и темы затрагивают интересные. Владимир Рубцов довольно убедительно склоняет читателя к атеизму. Его «Мысли о религиях…» заинтересовали некоторых моих знакомых, по случаю получивших доступ к журналу. Сергей Алхутов буквально с карандашом в руках делится с нами своими познаниями и размышлениями о языке животных. А Сенилга обращает наши взоры к востоку своим «Со-причастием Дао».

Завершающим разделом журнала является раздел миниатюр. Раздел небольшой. Впрочем, и жанр немногословный. По мнению некоторых литературных критиков, миниатюра является одним из наиболее сложных жанров. Я так не думаю, но могу уверенно утверждать, что без специфического таланта, таланта миниатюриста, здесь не обойтись. Из нескольких миниатюристов, оказавшихся членами коллектива второго номера ОМ, мне больше других приглянулись тексты того, чье имя скрывается за инициалами М. Б., хотя некоторые из них – не совсем миниатюры, а иногда и совсем не миниатюры.

«И что же?» – скажете вы, дорогие читатели. – «Это все?» Да, это все. Все в пределах второго выпуска ОМ. Журнал прочитан вдоль и поперек. Почти никто из авторов не оставлен без внимания, да и редакторы, наверное, не раз сердито заерзали на стульях, читая мои заметки на полях ОМ. А их решительное «Была, не была!» теперь, вероятно, переросло в вопросительно-сомневающееся «Быть или не быть?» Мне неизвестен ответ на этот вопрос. Сможет ли ОМ преодолевать в дальнейшем всевозможные бюрократические, финансовые, технические, территориальные и практические препоны, которые неизменно возникают на пути любого нового начинания, включая и начинание литературно-художественное? Хочется верить, что сможет. На мой взгляд, журнал вполне конкурентоспособен. Да и материалец кой-какой, по-прежнему, имеется. Безусловно, не мешает чуточку строже и тщательнее подходить к отбору текстов для ОМ. Впрочем, ни для кого не секрет, что пока, на самой начальной стадии, редакция ОМ несколько ограничена в выборе, поскольку первые два номера журнала были выпущены на средства самих авторов, получивших право преимущественной публикации и в третьем номере. Но, как говорится, лиха беда начало.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.