Александр Леонидов «Дискретный Байков»

Александр Леонидов

«Дискретный Байков»

«У Эдуарда Байкова

На каждой ноге подкова».

А.П. Филиппов

Эдуард Артурович Байков, мыслитель, философ и трубадур коэволюционности, ворвался в ноотическое пространство стремительно и вне-системно, не кооптированный в бесчисленные и хитиново-мертвые академические структуры. Его научная деятельность вся, по сути, приходится на стык наук и дисциплин, междисциплинарна, нетрадиционна, и потому сложно воспринимается в рамках обыденного подхода, в рамках ученой подёнщины и прусской научной школы, господствующей у нас со времен триумфального шествия марксизма.

Феномен Байкова, аналитика которого идет впереди, в авангарде человеческой мысли (достаточно хотя бы того, что диагноз сумасшествия США он поставил почти на год раньше нобелевского лауреата Ле Карре), как особый фактор влияния на сознание людей в РБ и РФ, его крапивно-жгучие публикации в центральной прессе и вдумчиво-страстный анализ социального бытия в уфимских изданиях требуют особого осмысления и воссоединенности, совмещенности в сфере историографической.

Байков глубоко и трагично дискретен. Его вспышки и импульсы кажутся бессистемными, представляются метаниями познающего разума из стороны в сторону. На самом деле эта дискретность феномена Байкова, как ученого – вынужденное и вымороченное временем явление. Разделенность гуманитарных изысканий, их выпадение из общего аналитического проекта – есть лишь попытка торопливо объять необъятное, успеть за стремительным ходом времени, которое некому объяснить и некому анализировать.

Между тем, незамеченный с газетных страниц и журнальных полос мыслитель Байков работает над одним и тем же, но разнопланово-аспектным проектом – гуманификации социума, преодолевающей расщепленность времен и поколений. И здесь, в рамках грандиозного мега-проекта раскрывается духовная эволюция открытого всем влияниям, лишенного мрачного догматизма, и в тоже время удивительно самобытного, самозначащего философа. Человека, который сумел как никто до него ярко и научно донести тему психических корреляций в макрорациональных процессах, глубинно-психологический искажающий фактор оптимума новейшей истории, человека, который не побоялся заглянуть в мрачные глубины психоанализа – и вынырнул оттуда не только с упрощающей все систематизацией, но и сопутствующей социологической концепцией.

Человек, столь много сделавший для детализации коэволюционного процесса в недрах цивилизации – да и, чего уж таить – и для простой популяризации этой новейшей и актуальнейшей тематики. Кроме прочего, Байков явился, по сути, создателем принципиально нового научного направления, научно-философской дисциплины – виртуологии, или теории виртуальности. При этом основатель данной дисциплины впервые абсолютно точно и четко дал выверенное определение понятию «виртуальной реальности», в отличие от большинства академиков и профессоров, трактующих данный феномен упрощенно-неправильно и сводящих его всего лишь к компьютерной реальности.

Как мыслитель, Байков осуществил проект публицистического познания истины, оставив в стороне – и как недоступный, и как непопулярный – её монографический формат. Рывок к ясности, как преодоление сложных, непостижимых простым человеком форм, осуществлялся талантливым популяризатором творчески. Для Байкова сложное не есть некая высшая ступень простого, напротив, в его ясной и чистой концепции (если брать ВСЕГО Байкова, во вне-дискретном режиме) сложное предстает как элемент либо неистинности, либо недоработки.

Именно поэтому творчество Байкова в науке неразрывно связано с популяризацией, он немыслим только в кафедральном кругу, вне массовой аудитории, для которой он сумел развернуть лицом, не примитивизировав, важнейшие исторические и социологические вопросы.

Ещё одной стороной дискретности Байкова стала его непримиримая схватка с косностью и леностью научной мысли, его язвительное бичевание шаманящей и камлающей науки, отстающей от жизненного процесса, вместо того, чтобы идти впереди него.

Сам Байков – безусловно, лоцман по натуре и характеру, он впереди, на переднем крае бурного, водопадного низвержения эпохи, что зачастую профанизирует его исследования, мешает им, идущим слишком быстрой и дискретной чередой, разорвать порочный круг публицистичности, выйти на более фундаментальные формы.

Есть и весьма существенное идеософское смещение Байкова в структуре ценностных ориентаций: начиная, как исследователь подсознания, мрачных, демонических глубин человеческого бытия, ранний Байков в трудах того периода предстает как демонический искуситель древа познания, как деятель ядовитого скепсиса и сократической хтоногонии, с явным уклоном в софистические дебри эвристики. Стремительный взлет мысли в этих рамках, разработка проекта «человек-животное» на каком-то этапе переросли сами себя, произведя духовную эволюцию Э. Байкова в сторону православной патристики, хилиастической фундаментальности и духовного проекта «человекобожества».

Хтонический мир образов и логностических заданностей у Байкова сменяется более светлым миром высших сфер психической деятельности, попадающих теперь в сферу особого внимания ученого.

Для познавательного процесса важны как демоны, так и ангелы Байковской методологии, дискретность их – лишь видимый оптический обман, на деле все это – суть есть детали единого познавательного процесса в рамках грандиозной а-константной дуги сферического исследования гуманитарной сферы.

Байков выступает перед нами не только как теоретик, высоколобый аналитик сложнейших процессов духовных исканий человечества, но и как практик, как тактический указатель, разработчик макро-технологий по внедрению коэволюционных и социо-иммунитарных концепций в жизнь, в повседневную практику.

Как один из основателей уникальной жемчужины гуманитарного познания на территории современной Евразии – Евразийской Академии Проблем Интеграции в РБ, Э.А. Байков стал не только организационной душой этой «контрструктурной структуры», но и идейным знаменем, идеологическим наполнителем её проектов. ЕврАПИ поставила перед собой ключевые задачи современной гуманитарной мысли, решения которых ждут все народы СНГ и Евразии, шире – всей планеты. Здесь нужны не только научная квалификация, но и научная смелость, решительность в выяснении причин процессов распада, в выработке сугубо научных доктрин соединения людей и наций. Во многих работах Э.А. Байкова, дискретно рассеянных по просторам СМИ, содержатся ответы на жгучие вопросы, несущиеся отовсюду.

Взяв на вооружение убийственную силу логики, Э. Байков штурмует кажущиеся неприступными высоты глобальной проблематики, успешно разоблачает различного рода масонерные девиации, все более заполоняющие современную гуманитарную науку, и – взяв шире – дает отпор самим попыткам засадить плевелами суемудрия ниву знания человеческого.

Значение Байкова-мыслителя трудно переоценить – в условиях фактического непризнания и саботажа со стороны официальных научных структур он оказывает на весь строй их жизни и работы сильнейшее давление, производит «эффект внешнего источника движения» для окостеневшей и погрязшей в парадигмах позапрошлого века общественной мысли.

Часто именно Э. Байков становится инициатором общественно-значимых дискуссий в СМИ и научной среде, его заявления и выступления имеют долгое эхо. Зачастую это эхо его неприятия, отторжения и оппонирования ему, решительное размежевание с ним. Но – факт остается фактом – его работы не могут никого оставить равнодушным.

Имея за спиной поддержку всей структуры ЕврАПИ, сконцентрировавшей лучшие эвристические силы современного Урала, Байков получил возможность более остро и ребристо ставить парадоксальные вопросы, разворачивать сеть лемм и короллариев. К тому же духовная эволюция мыслителя от бунта и экстрима сознания, от острой экзистенции к соборности и созидательной несуетной социо-органике представляют нам в последние годы (2001–2004) в каком-то смысле другого Байкова, человека, расставшегося с частью самого себя, оппонирующего в каком-то смысле идеосводу ряда своих ранних работ.

Это открывает нам того самого, неуемного в познании дискретного мыслителя, рассеявшего себя среди вопросов и ответов, вызовов и реакций, среди толпы и рокочущих водопадов текущего момента. И – неповторимого в своей дискретности, как Розанов, незаменимого, обогащающего дух и грандиозной эрудицией (эрудиции Байкова, всеохватности его погружения в предмет изумляются многие академики), и свежей остротой силлогистики, и смелым полетом фантазии и допущений, и, наконец, горячей живой человечностью, пламенным гуманизмом творца и таланта.

Читайте Байкова, внимайте Байкову, чтобы в перипетиях его иногда запутанных поисков себя обрести самое бесценное – дорогу к собственному «Я», озаренному светочем сердца незаурядного духобора и духовидца.