Этическое влияние литературных персонажей

Этическое влияние литературных персонажей

Мы уже сказали, что, в отличие от прочих семиотических объектов, значение которых в культурном контексте может со временем переоцениваться, литературные персонажи (в этом с ними сходны, вероятно, лишь математические сущности) никогда не меняются и навечно остаются исполнителями своих деяний. Именно поэтому они так важны для нас, особенно с точки зрения морали.

Представьте, что мы смотрим театральную постановку «Царя Эдипа» Софокла. Нам бы очень хотелось, чтобы Эдип выбрал не ту дорогу, на которой он встретит и убьет собственного отца. Нам странно, что он пришел именно в Фивы, а не, предположим, в Афины, где взял в жены Фрину или Аспазию. Точно так же при чтении «Гамлета» нас не оставляет мысль, почему сей славный юноша не женился на Офелии и не жил с ней долго и счастливо, предварительно прикончив мерзавца дядюшку и вежливо выпроводив прочь из Дании королеву-мать. Почему Хитклифф не проявил чуть больше силы духа перед лицом выпавших на его долю невзгод, не дождался момента, когда сможет взять в жены Кэтрин, и не зажил с ней спокойной жизнью солидного сельского джентльмена? Почему князь Андрей не поправился и не женился на Наташе Ростовой? Почему Раскольников, вместо того, чтобы закончить обучение и стать уважаемым профессионалом, вынашивает нездоровую мысль об убийстве старухи-процентщицы? Почему превратившемуся в мерзкое насекомое Грегору Замзе не явилась прекрасная принцесса, после поцелуя которой он стал самым красивым юношей во всей Праге? И почему Роберт Джордан не уничтожил тех гадов фашистов на безводных холмах Испании и не воссоединился со своей милой Марией?

Собственно, мы вполне способны претворить наши мечты в реальность. Все, что для этого требуется, — заново переписать «Царя Эдипа», «Гамлета», «Зияющие высоты», «Войну и мир», «Преступление и наказание», «Метаморфозы» и «По ком звонит колокол». Но действительно ли мы хотим этого?

Опустошающий опыт осознания того, что Гамлет, Роберт Джордан и князь Андрей умирают наперекор нашим ожиданиям, — то есть что события разворачиваются определенным образом и их результат необратим независимо от того, на что мы надеемся во время чтения, — приводит нас в трепет, ибо именно в этом нам чувствуется перст Судьбы. Мы сознаем, что не способны предугадать, поймает Ахав великого Белого Кита или нет. Основной урок «Моби Дика» состоит в том, что Кит плывет, куда пожелает. Природа убедительной достоверности всех великих трагедий зиждется на том факте, что их герои вместо того, чтобы избегнуть жестокой участи, низвергаются прямиком на дно пропасти (вырытой, кстати, собственными руками), поскольку не подозревают, что их ожидает в будущем; а мы, прекрасно понимающие, куда они слепо движутся, не в силах их остановить. Мы имеем когнитивный доступ в мир Эдипа и знаем все о нем и об Иокасте. Они же, несмотря на то, что их мир паразитически зависит от нашего, ничего о нас не знают. Литературные персонажи не могут общаться с людьми, живущими в реальном мире[56].

Проблема не высосана из пальца, как может показаться на первый взгляд. Постарайтесь взглянуть на нее серьезно. Эдип не способен представить себе мир Софокла — иначе он не женился бы на собственной матери. Литературные персонажи вынужденно обитают в неполном — или, выражаясь более жестко и не вполне политкорректно, в неполноценном, инвалидном мире.

Однако, прочувствовав суровую неотвратимость их судьбы, мы начинаем подозревать, что и сами мы, живущие здесь и сейчас, зачастую становимся жертвами фатума оттого лишь, что воспринимаем наш мир так, как литературные персонажи — свой. Литература намекает нам, что, возможно, наши представления об окружающем нас «реальном» мире столь же несовершенны, сколь несовершенны представления литературных героев о вероятных мирах их произведений. Вот почему удачно написанные литературные герои воспринимаются как образцовые прецеденты «реальных» человеческих жизней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.