Полемика о зарубежной поэзии
Полемика о зарубежной поэзии
В этом году выборгский «Журнал Содружества» дал место интересной полемике о зарубежной поэзии. Начиная с №?1 в журнале появились статьи Бор. Новосадова[434], Ю. Мандельштама[435], Ю. Терапиано[436], Л. Гомолицкого[437], Ю. Иваска[438]. Как справедливо отметил Новосадов, спор о существовании в эмиграции новой поэзии (кстати, начатый и поддерживаемый в течение пяти лет Г. Адамовичем), слава Богу, закончился. Наличие таковой поэзии теперь очевидно само по себе. Новая полемика только лишний раз это доказывает, - вокруг мертвеца так не разгораются страсти.
Новый спор - это спор вновь определившегося направления, которое повело борьбу с «камерной лирикой», с акмеистическим «парижем».
Вызвал на борьбу, собственно, сам «париж». Я уже писал («Меч» №?11) о статье Ю. Мандельштама, призывающей к «гамбургскому счету» молодых писателей: открыто высказать свое мнение друг о друге. Следом за этой статьей выступил Ю. Терапиано, который с невиннейшим самомнением отметал всё, не согласное с парижскими настроениями. В ответ появилась довольно резкая статья Л. Гомолицкого. Обращаясь к русскому «монпарнасу», он спрашивал:
«Перед кем отвечают ваши книги? выразителями идеологии каких читательских кругов вы являетесь, вы, объявившие вашим достижением “эмиграцию из жизни”?.. Вы кичитесь столичностью... Но прав был А. Бем, когда в статье о последней книге Ю. Фельзена назвал ваш “париж” захолустьем. Где же эта столица, когда вы зашли в душный тупичок имени Иннокентия Анненского»...
Смысл полемического задора Л. Гомолицкого в давнем его требовании от «литературы в эмиграции» стать «литературой эмиграции». Среди поэтов, возросших на парижской почве, он выделяет «первого русского сюрреалиста» Б. Поплавского и «героического поэта» Ник. Гронского. К этому списку Бор. Новосадов прибавляет еще Ант. Штейгера, Льва Савинкова и В. Мамченко, главное предпочтение отдавая тому же Гронскому. «О русской эмигрантской, если хотите, зарубежной поэзии? - пишет Новосадов: - Да вот, жива она. Жива и в Штейгеровских кратких и отчетливых стихах, жива и в неуклюжих строках Мамченко, даже в нервных поисках правды Савинкова. Но там она только жива. А вот Гронский доказал нам, что она не только жива, но и способна на большие дела, на подвиги».
Ю. Иваск пытается «наметить тему», определить общие черты зарубежной поэзии, судьбу которой он не отделяет от судьбы общеевропейского искусства. «Настоящих удач нет, но у всех этих “тружеников” и “тружениц” есть дело, общее для всего современного искусства - обнажение способов и приемов, “методизм”, голый упор, удар, и их нельзя вычеркнуть из русской литературы». - «Трудность положения - не столько в том, что - “кто кого одолеет”, а в том: зачем одинокому, трагическому удачнику штурмовать пустоту, т.е. применять свой способ на деле и растрачивать свои силы. Если человек - сам, без чужой помощи, не ответил на этот вопрос, - может быть, ему лучше погибнуть». Иваск, иными словами, требует от писателя личного мужества, героизма. К этому, по-видимому, сводятся требования и всей новой передовой литературной смены эмиграции, полной романтической веры в преобразующие силы идущего в жизнь, героического, «трагического» искусства.
Меч, 1936, №?39, 27 сентября, стр. 6. Подп.: Г.Николаев.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.