Мертвый младенец

Мертвый младенец

У Г. Иванова в «Распаде атома»: «...всё среднее, классическое, умиротворенное немыслимо, невозможно... чувство меры, как угорь, ускользает из рук того, кто силится его поймать и... эта неуловимость - последнее из его сохранившихся творческих свойств... когда, наконец, оно поймано - поймавший держит в руках пошлость. “В руках его мертвый младенец лежал”...[531] у всех кругом на руках эти “мертвые младенцы”»...[532]

Г. Иванов и Г. Адамович сходятся в своей проповеди: все «бледные отблески правды», удовлетворявшие недавно человечество, ныне отходят, уже отошли из мира.

Религия - усопшая красота, лучшее воспоминание человечества; поэзия обречена: - стихи - «лунное», «тихое дело», им лучше «дать отдых» («Комментарии» Г. Адамовича и литературные его статьи). «Тени уходящего мира, досыпающие его последние, сладкие, лживые, так долго баюкавшие человечество сны. Уходя, уже уйдя из жизни, они уносят с собой огромное воображаемое богатство» («Распад атома»)[533].

Уверенностью этой едва ли не заражены сейчас многие из лучших, талантливейших, честнейших. И вот, никогда не было столько туманных речей о духе и такого потока стихов. Стихов притом самых «красовитых»; характернейшими же для них стихи самого Г. Иванова - недавно им исправленные и переизданные.

Что же это?! Ведь с такой трагедией внутри остается одно - целомудренная немота. А тут потоки из рифм и роз.

В том же «Распаде атома» есть некрофильская сценка: насилие над мертвой девочкой[534]. Не так же ли противоестественно насилие над поэзией, в которую не веришь. Поистине некрофильски омерзительны становятся объятия с музой, когда мы знаем, что она мертва[535].