Среди новых книг. Г. Адамович. На Западе. Изд. «Дом Книги». Париж

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Среди новых книг. Г. Адамович. На Западе. Изд. «Дом Книги». Париж

Имя Георгия Адамовича хорошо известно в зарубежных литературных кругах.

Кто не знает Адамовича, литературного критика, «законодателя вкусов» для всего нового поколения поэтов; или автора «Комментариев», с которыми можно не соглашаться по существу, с которыми, может быть, необходимо и должно спорить, но парадоксальному стилю которых нельзя не отдать должного. Гораздо меньше известен был до сих пор Адамович-поэт. Изредка в журналах появлялись стихотворения, подписанные его именем, и только теперь, на котором уже году зарубежья, Адамович выпустил сборник своих стихов.

С невольным предубеждением, зная «тенденцию» литературных статей критика Адамовича, раскрываешь книжку Адамовича-поэта. Но с первых же страниц стихи заставляют забыть о всяких предубеждениях.

Стихи Адамовича в чем-то существенном дополняют стихи Георгия Иванова, сближение это приходит само собою: только в их сопоставлении приобретает равновесие «легкость», отдаляющаяся от земли музыка Г. Иванова, находя тут свой «вес», свою земную форму. Там, где Г. Иванов проходит над звуками какими-то воздушными движениями виртуозного музыканта, у Адамовича слышен человеческий голос. Его недомолвки не продолжают звучание. Это не оборванный мотив, а недосказанная мысль, которая до невыносимого и так известна. Например, в стихотворении, построенном на реминисценции «“О, если правда, что в ночи...” Не правда, не читай, не надо...» И дальше: «Но если... о, тогда молчи! <...> Тогда конец... бессмер... победа. Ну, как там у него?.. “залог”»[644] Это смелое оборванное «бессмер...» показательнейшее, характернейшее для Адамовича. Не убеждаясь им в статьях, здесь мы принимаем его целиком, всю его горечь и всю скрытую, почти метафизическую «надежду».

Та же «надежда» звучит в закрывающем сборник и лучшем его стихотворении, посвященном З.Н. Гиппиус. За тем, что скрыто в нем, за всею его значительностью, последней, по-розановски «смертной», совершенно исчезает форма - как сказано, чем достигнута эта метафизичность, потустороннесть, как сказано о несказанном, как выходящее за пределы искусства еще остается искусством, при всей формальной бедности, внешней незаметности, недоговоренности и т.д. Вот это стихотворение.

Там, где-нибудь, когда-нибудь,

У склона гор, на берегу реки,

Или за дребезжащею телегой,

Бредя привычно под косым дождем,

Под низким, белым, бесконечным небом,

Иль много позже, много-много дальше,

Не знаю что, не понимаю как,

Но где-нибудь, когда-нибудь - наверно.

Меч, 1939, №?20, 14 мая, стр.5. Без подп.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.