ГЛАВА 31

ГЛАВА 31

«— <…> Вот ты пришел, — чем в это время была занята царица красоты? Вернее всего, низала жемчуг или же золотыми нитками вышивала девиз для преданного ей рыцаря?

— Никак нет, — отвечал Санчо, — она просеивала зерно у себя во дворе.

— Так вот знай же, — сказал Дон Кихот, — что зерна, к коим прикасались ее руки, превращались в жемчужины. А ты не обратил внимания, друг мой, какое это было зерно? Верно, самой лучшей пшеницы?

— Ан нет, самой что ни на есть дешевой, — отвечал Санчо.

— Ну так я тебя уверяю, — сказал Дон Кихот, — что из зерна, просеянного ее руками, вне всякого сомнения получается наичистейший белый хлеб. Но продолжай. Когда ты вручил ей мое послание, поцеловала ли она его? Возложила ли себе на главу? Совершила ли приличествующие моему письму церемонии — словом, что она сделала?

— Когда я передавал ей письмо, — отвечал Санчо, — она с увлечением трясла решето, в коем было изрядное количество пшеницы, и сказала мне: "Положи-ка, милый человек, письмо в мешок, — пока всего не просею, я его читать не стану".

— О мудрая сеньора! — воскликнул Дон Кихот. — Уж верно, это она для того, чтобы прочитать на досуге и получить полное удовольствие».

Важное замечание по поводу построения романа: чтобы сохранить цельность романа (который в данный момент грозит развалиться), Сервантес заставляет своих персонажей либо пересказывать прошлые события, либо вновь появляться на страницах романа, если они действовали в предыдущих главах. Так, направляясь к Дульсинее, Санчо минует постоялый двор, где его подбрасывали на одеяле. Так, священник упоминает о каторжниках; так, мальчуган, которого Дон Кихот хотел спасти от рук жестокого селянина, снова обнимает его колени. Продолжение этих эпизодов в главном русле повествования (которое начинается с пузырьков пародии, а затем течет дальше как рассказ о безумных фантазиях трогательного и благородного человека) — продолжение и развитие этих эпизодов придает повествованию некое пространственное единство, которое ассоциируется у нас с формой романа.