ГЛАВЫ 34-35

ГЛАВЫ 34-35

Ночью в лесу, следуя тщательно продуманному плану, герцог и герцогиня разыгрывают с Дон Кихотом очередную шутку. Один из их слуг, одетый дьяволом, объявляет, что шесть отрядов волшебников везут сюда Дульсинею Тобосскую, чтобы уведомить Дон Кихота, как ее расколдовать.

«— Когда б ты был дьявол, как ты уверяешь и как это можно заключить по твоей образине [бесстрашно ответил Дон Кихот], ты бы уж давно догадался, что рыцарь Дон Кихот Ламанчский — вот он, перед тобой.

— Клянусь Богом и своею совестью, я его не заметил, — молвил дьявол, — у меня так забита голова, что главное-то я и упустил из виду.

— Стало быть, этот черт — человек почтенный и добрый христианин, — заметил Санчо, — иначе он не стал бы клясться Богом и своею совестью. Я начинаю думать, что и в аду можно встретить добрых людей.

Тут дьявол, не сходя с коня, повернулся лицом к Дон Кихоту и сказал:

— К тебе, Рыцарь Львов (чтоб ты попал к ним в когти!), послал меня злосчастный, но отважный рыцарь Монтесинос и велел передать, чтобы ты дожидался его на том самом месте, где я с тобою встречусь: он везет с собой так называемую Дульсинею Тобосскую и должен тебе поведать, что должно предпринять, дабы расколдовать ее. А как не о чем мне больше с тобой разговаривать, то и незачем мне тут оставаться. Итак, значит, черти — с тобой, такие же точно, как я, а с вами, сеньоры, — добрые ангелы.

Произнеся эти слова, он затрубил в свой чудовищный рог и, не дожидаясь ответа, поворотил коня и исчез.

Все снова пришли в изумление, особливо Санчо и Дон Кихот: Санчо — оттого, что все наперекор истине в один голос твердили, что Дульсинея заколдована, Дон Кихот же — оттого, что он сам не был уверен, точно ли происходили с ним разные события в пещере Монтесиноса. И он все еще занят был этими мыслями, когда герцог спросил его:

— Вы намерены дожидаться, сеньор Дон Кихот?

— А как же иначе? — отвечал Дон Кихот. — Если даже на меня весь ад ополчится, я все равно буду ждать — бесстрашно и неколебимо».

Слышится страшный шум, на колесницах проезжают три волшебника, объявляющие свои имена.

«Тут все увидели, что под звуки этой приятной музыки к ним приближается нечто вроде триумфальной колесницы, запряженной шестеркою гнедых мулов, покрытых белыми попонами, и на каждом из мулов сидел кающийся в белой одежде, с большим зажженным восковым факелом в руке. Была сия колесница раза в два, а то и в три, больше прежних; на самой колеснице и по краям ее помещалось еще двенадцать кающихся в белоснежных одеяниях и с зажженными факелами, каковое зрелище приводило в восхищение и вместе в ужас, а на высоком троне восседала нимфа [Дульсинея] под множеством покрывал из серебристой ткани, сплошь усыпанных золотыми блестками, что придавало не весьма богатому ее наряду особую яркость. Лицо ее было прикрыто прозрачным и легким газом, сквозь его складки проглядывали очаровательные девичьи черты, а множество факелов, ее освещавших, позволяли судить о красоте ее и возрасте, каковой, по-видимому, не достигал двадцати лет и был не ниже семнадцати. Рядом с нею сидела фигура под черным покрывалом, в платье, доходившем до пят, с длинным шлейфом. Колесница остановилась прямо перед герцогом, герцогинею и Дон Кихотом, и в то же мгновение на ней смолкли звуки гобоев, арф и лютней, фигура же встала с места, распахнула длинную свою одежду, откинула покрывало, и тут все ясно увидели, что это сама Смерть, костлявая и безобразная, при взгляде на которую Дон Кихот содрогнулся. Санчо струхнул, и даже герцогу с герцогиней стало не по себе. Поднявшись и вытянувшись во весь рост, эта живая Смерть несколько сонным голосом и слегка заплетающимся языком заговорила так:

Я — тот Мерлин, которому отцом

Был дьявол, как преданья утверждают.

(Освящена веками эта ложь!)

<…>

Я пребывал в пещерах Дита мрачных,

Вычерчивая там круги, и ромбы,

И прочие таинственные знаки,

Как вдруг туда проник печальный голос

Прекрасной Дульсинеи из Тобосо.

Поняв, что превратило колдовство

Ее из знатной дамы в поселянку,

Я жалостью проникся, заключил

Свой дух в пустую оболочку этой

На вид ужасной, изможденной плоти,

Перелистал сто тысяч фолиантов,

В которых тайны ведовства сокрыты,

И поспешил сюда, чтоб положить

Конец беде, столь тяжкой и нежданной».

В заключение сообщается, что Санчо должен три тысячи раз отхлестать себя по голым ягодицам. Иначе «<…> либо Дульсинея возвратится в пещеру Монтесиноса и снова примет облик крестьянки, либо в том виде, какой она имеет сейчас, ее восхитят в Елисейские поля, и там она будет ждать, доколе положенное число розог не будет отсчитано полностью». Санчо отчаянно сопротивляется, и тогда Дульсинея откидывает покрывало и «с чисто мужской развязностью и не весьма нежным голосом» принимается упрекать его в нежелании ей помочь, пока, в конце концов, под угрозой потерять обещанный герцогом остров, Санчо с огромной неохотой соглашается. Весь спектакль был поставлен домоправителем герцога, исполнявшим роль Мерлина и подговорившим одного из пажей изобразить Дульсинею.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.