Глава II. В чем смысл «Снарка»?

Глава II. В чем смысл «Снарка»?

Помимо славы мастера пародии, Кэрролл стяжал славу мастера «бессмыслицы», «нонсенса». Причем слава Кэрролла как автора стихотворных нонсенсов[69] столь прочно установилась к настоящему времени, полагает американский философ Питер Хит, что, возможно, уже слишком поздно убеждать кого бы то ни было в том, что кроме нескольких отдельных случаев, каковым является, по мнению П.Хита, стихотворение «Джаббервокки», писатель к нонсенсу, строго говоря, никакого отношения не имеет.[70]

К балладе «Джаббервокки» как к нонсенсу подходят едва ли не все комментаторы творчества Кэрролла, ставя ее в один ряд со знаменитой его поэмой «Охота на Снарка», которая была написана в 1874–1875 гг. Кэрролл хотел выпустить поэму к 1 апреля 1876 г., Т. е. «к самому подходящему дню для ее появления», но она вышла в свет несколькими днями ранее этой даты.[71]

«Охота на Снарка» вызвала массу недоуменных вопросов у читателей. Спустя двадцать лет после ее опубликования Кэрролл писал: «В чем смысл „Снарка“? Боюсь, мне нужен был не смысл, а бессмыслица! Однако, как вы знаете, слова означают больше, нежели мы полагаем, пользуясь ими, и поэтому книга должна означать нечто большее, чем рассчитывал сказать автор. Поэтому, какой бы смысл ни находили в книге, я его приветствую, в этом ее назначение».[72]

Поэма «Охота на Снарка» непосредственно связана с балладой «Джаббервокки» (хотя ее персонаж Джаббервокк в поэме не упоминается), поскольку сам Кэрролл указал, что место действия поэмы и место действия баллады совпадают. Это «остров, который часто посещали Джубджуб и Бандерснэтч, — несомненно тот самый, где был убит Джаббервокк», — читаем в письме Кэрролла от 7 ноября 1875 г. к матери Гертруды Чатауэй, девочки, которой эта поэма посвящена.[73]

Должно быть, ни одну поэму не анализировали столь часто и разнообразно, как «Охоту на Снарка»,[74] но ее достоинства столь велики, замечает Дж. Падни, «что никакой анализ не в силах ей повредить — она не утрачивает ни увлекательности, ни очарования цельности и толкует решительно обо всем на свете».[75] Как и история создания «Алисы в Стране Чудес», история создания «Охоты на Снарка» также хорошо известна. Если сказку о приключениях Алисы под землей Кэрролл рассказал 4 июня 1862 г. во время лодочной прогулки, то замысел «Охоты на Снарка» датируется 18 июля 1874 г. Кэрролл сообщает: «Как-то летним солнечным днем я бродил в одиночестве по холмам, и вдруг мне в голову залетела одна-единственная строка: „Потому что Буджумом был Снарк“. Я не понимал ее смысла — да и теперь не понимаю, — но я записал ее. А спустя некоторое время возникла строфа, в которой та строчка оказалась последней. И постепенно, в самые неожиданные моменты, в течение года или двух, по отдельным строчкам сложилась вся поэма, в которой та строфа стала последней».[76]

Полное название (в моем переводе. — И.Г.) поэмы — «Охота на Снарка: Агония в восьми пароксизмах».[77] В ней рассказывается о том, как на берег острова высаживается экипаж корабля во главе со своим предводителем Беллменом, чтобы завершить длительный поиск чего-то замечательного, что зовется Снарком. И хотя Беллмену и его спутникам известны пять «примет» Снарка, в ходе охоты на него они узнают из рассказа Бейкера, что Снарк неотличим от чего-то ужасного, что зовется Буджумом, и что встреча с ним грозит встретившему исчезновением:

«Но я знаю, что если я вдруг набреду

Вместо Снарка на Буджума — худо!

Я без слуху и духу тогда пропаду

И в природе встречаться не буду»

(перевод Г.Кружкова). Поиск кончается трагически, Бейкер исчезает, потому что Буджумом был Снарк.[78]

«Когда ты прочтешь „Снарка“, — писал Кэрролл одной из своих приятельниц-девочек, — то, надеюсь, напишешь мне, как он тебе понравился и все ли было понятно. Некоторые дети в нем так и не разобрались. Ты, конечно, знаешь, кто такой Снарк? Если знаешь, то скажи мне, потому что я не имею о нем никакого представления».[79]

В настоящее время «Охота на Снарка» давно перестала быть детским чтением. Об этом свидетельствуют, в частности, иллюстрации, «украшающие» русский перевод поэмы. Художник Леонид Тишков изобразил «стаю» обнаженных окарикатуренных мужчин, бродящих с бобром по гористой местности. Изображены и Буджумы: нечто вроде зубастых дельфинов с человеческими зубами и с языком типа говяжьего.[80] Здесь, видимо, следует сказать, что в качестве иллюстратора «Охоты на Снарка» Кэрролл пригласил известного в то время живописца, скульптора и автора церковных витражей Генри Холидея, с которым он познакомился, когда тот расписывал церковный фриз в Оксфорде. Писатель полагал, что красота и изящество рисунков Холидея вполне смогут соперничать с красотой и изяществом иллюстраций Джона Тенниела к двум «Алисам».

Иллюстрации Холидея, действительно, оказались превосходными, и Кэрролл был ими вполне удовлетворен. Однако, когда Холидей решил нарисовать Буджума, Кэрролл воспротивился и категорически отверг эту идею, ибо, как он объяснил художнику, Буджум невообразим, а следовательно, таковым он и должен остаться. Впрочем, художник сохранил свой рисунок, и теперь его часто воспроизводят в «кэрроллиане».[81]

Для современников Кэрролла юмор «Охоты на Снарка» зловещего оттенка не имел. Это уже после второй мировой войны появилась теория, будто Снарк — это атомная энергия, а Буджум — атомная бомба. 12 января 1897 г., за год до смерти, Кэрролл писал одной из своих юных корреспонденток Мэри Барбер (1877–1962): «В ответ на Ваш вопрос, что я имел в виду под Снарком, можете рассказать своей подруге, что я имел в виду только то, что Снарк это и есть Буджум… Я хорошо помню, что когда я писал поэму, никакого другого значения у меня и в мыслях не было, но с тех пор люди все время пытаются найти в Снарке значение. Мне лично больше всего нравится, когда Снарка считают аллегорией Погони за Счастьем (я думаю, что отчасти это была и моя трактовка)».[82]

Данная трактовка «Охоты на Снарка», муссировавшаяся в статьях о творчестве Кэрролла, которые печатались в конце прошлого и начале нынешнего века, не прошла, видимо, мимо внимания символиста Мориса Метерлинка, когда в 1908 г. он сочинял свою «Синюю птицу». Американский кэрролловед Эдвард Гилиано заметил в начале 80–х годов, что третий (после двух «Алис») литературный шедевр Льюиса Кэрролла «Охота на Снарка» более ста лет прозябал в тени двух «Алис», ибо современники писателя считали поэму «бредовым и безвредным полетом фантазии».[83] Нынче уже не то: во второй половине XX в. подтекст поэмы по воле критиков засверкал новыми, довольно разнообразными гранями. В 60–е годы вышли две фундаментальные работы об этой поэме: «Аннотированный Снарк» М.Гарднера и монография Джеймса П.Вуда «Снарк был Буджумом: Жизнь Льюиса Кэрролла».[84]

Одни комментаторы поэмы считают, что ее замысел возник у писателя в связи со смертью его двадцатидвухлетнего племянника и крестника Чарлза Уилкокса. Другие находят в поэме не просто «страх смерти», а скорее «страх пустоты» (nothingness) и «страх несуществования» (nonexistence). М.Гарднер в «Аннотированном Снарке» отмечает, что поэма эта о бытии и небытии, т. е сюрреалистическая поэма об экзистенциальной агонии. По словам Пауля Тиллиха, Снарк — это конечная забота каждого человека о наивысшем добре, а Буджум — больше, чем смерть, это конец всякого поиска, это абсолютное угасание, экзистенциальный ужас.

Существует точка зрения, согласно которой произведения Кэрролла две «Алисы», «Охота на Снарка», два романа о Сильви и Бруно создавались как «хобби», как уход от реальной действительности. Так, Э.Гиллиано пишет, что уходил от действительности Чарлз Лютвидж Доджсон — с 19 лет студент колледжа Крайст-Черч, с 23 лет — преподаватель математики старейшего в мире Оксфордского университета, с 29 лет — священнослужитель, давший обет безбрачия, и при всем этом с 36 лет — человек, обремененный огромный семьей. Ведь после смерти отца на его попечении остались семь сестер и три брата, несколько племянников и племянниц, и всем он до своего последнего часа помогал материально.

Конечно, Кэрролл всегда принадлежал к классу обеспеченных людей, но и в его жизни были заботы и печали, от которых он уходил под защиту творчества. Вот почему, считает Э.Гиллиано, «Охоту на Снарка» можно рассматривать как «свидетельство отчаяния перед лицом жизни».[85]

Тот факт, что имена всех персонажей поэмы (кроме Снарка) начинаются с буквы «Б» и часть из них имеет значение как нарицательные существительные (Беллмен, Бейкер, Батчер, Бутс, Брокер, Бивер, Барристер, Бэнкер,[86] Бандерснэтч, Буджум), принято рассматривать в кэрролловедении как великую цепь бытия (Being). «Высшая награда — Снарк, и абсолютная катастрофа — Буджум, — пишет американский исследователь Р.М.Адамс, — различимы, согласно Кэрроллу, только вербально».[87] Выдающийся «снаркист» М.Гарднер определяет, что такое Буджум, следующим образом:

«Буджум больше, чем смерть… Это пустота, большая черная дыра, из коей мы чудесным образом вышли и которой в конце концов будем поглощены»[88]

Итак, нонсенс ли поэма «Охота на Снарка»?

В отличие от современника Кэрролла английского поэта Эдварда Лира (1812–1888), автора анонимно выпущенной в 1846 г. «Книги нонсенса», а также «Песен нонсенса» (1871) и «Смешной лирики» (1877), который, действительно, с полным правом зовется королем нонсенса, книги Кэрролла «вовсе не являются нонсенсами, а из всех, кто их читает, дети, в особенности, имеют наименьший шанс понять, о чем написаны эти книги».[89] Когда же самому Кэрроллу досаждали просьбами все же разъяснить смысл «Охоты на Снарка», он отвечал на вопрос, отчего Вы не объясните «Снарка»: «Оттого что не могу. Как можно объяснить то, чего не понимаешь сам?».[90]

Заключим главу категорическим утверждением одного из наиболее влиятельных современных американских критиков: «Кэрролл вовсе не автор нонсенсов, — сказал Хэролд Блум. — Загадка — это не нонсенс».[91]