Глава IV. «С прилагательными делай, что хочешь!»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IV. «С прилагательными делай, что хочешь!»

Знакомство с пятью центральными строфами баллады «Джаббервокки» показывает, что в ней имеется ряд «загадочных» слов, причем все они имена прилагательные: «frumious, vorpal, manxome, uffish, tulgey, frabjous». К их анализу мы приступим несколько позднее, а пока обратимся к тому эпизоду из третьей главы «Алисы в Стране Чудес», где Орленок просит птицу Додо «говорить по-английски».

«— В таком случае, — торжественно сказал Додо, поднимаясь на ноги, — я вношу предложение отложить собрание до другого дня с тем, чтобы немедленно принять более энергичные меры…

— Говори по-английски! — сказал Орленок. — Я не знаю значения и половины этих длинных слов, более того, я не верю, что ты их знаешь сам».[117]

Действительно, Орленок абсолютно прав, требуя, чтобы Додо «говорил по-английски», поскольку половина из произнесенных последним слов иноязычного происхождения, т. е. они не образованы от англосаксонских корней. Так, слово «move» произведено от латинского «moveo, movi, motum, ere»; слово «ajourn» произошло от латинского «diurnum»; слово «immediate» — от латинского «im-medialus»; слово «adoption» произошло от латинского «ad-opto, avi, atum, are»; «remedies» — от латинского «remedium»; «energetic» — от греческого «energia».[118]

Каким же образом писатель составил те свои неологизмы, которые в кэрроллиане обычно называют нонсенсами? Можно ли определить их точное значение не из контекста баллады и не в зависимости от стоящих рядом с ними слов? Какова этимология этих неологизмов? До сих пор никто из кэрролловедов определить их этимологию не пытался, а сам писатель объяснял ее в своих письмах весьма загадочно. Правда, ряд кэрролловских неологизмов вошли в словари с указанием: «слово сочинено Льюисом Кэрроллом (Чарлзом Л. Доджсоном)». Это относится к словам «vorpal», «frabjous», «chortle», «galumph»,[119] а также к самому имени героя баллады и к ее названию. «Jabberwocky» стало в современном английском языке существительным нарицательным и означает «бессмысленная или бессодержательная беседа». Что же касается этимологии слова «Jabberwocky», то Кэрролл раскрыл только эту загадку в письме к бостонским школьницам, приведенном в предыдущей главе.

Американские школьницы в прошлом веке все же дали своему журналу желаемое название, а в XX в. журнал «Jabberwocky» стали уже выпускать ученые под эгидой Общества Льюиса Кэрролла.[120]

Однако ответ Кэрролла бостонским школьницам дает ключ к расшифровке метода создания им названных выше неологизмов и, следовательно, — к выяснению их истинного значения.

Начнем с того, что во второй половине XIX в. в Англии вошло в моду увлечение англосаксонскими древностями. Это увлечение было связано не в малой степени с изданием в 1815 г. исландским ученым Г.Торкелином текста единственного сохранившегося секулярного эпического произведения англосаксонского периода истории Англии (который длился с VI по XII в.). Речь идет о поэме «Беовульф», дошедшей до нас в рукописи Х в., но датирующейся VIII в. Рукопись поэмы была найдена в XVIII в. и считается самым древним тевтонским текстом.

В 1833 г. Дж. М.Кембл подготовил первое, показывающее компетентное знание англосаксонского языка издание «Беовульфа», а в 1835 г. вышло второе издание поэмы. С тех пор переиздания оригинального текста «Беовульфа» и переводов эпоса на современный английский язык постоянно множились. Помимо «Беовульфа» в 20–50–е годы XIX в. в Англии были изданы многие древние рукописи, хранившиеся в разных библиотеках и личных собраниях и, в частности, в оксфордской Бодлеанской библиотеке (в Оксфорде, напомним, Льюис Кэрролл начиная с 1851 г. почти безвыездно прожил более сорока лет).

Перечислим хотя бы некоторые из этих изданий: «Саксонская хроника с английским переводом и примечаниями» (1823), «Метрический парафраз Кэдмоном[121] частей Священного Писания» (1832), «Англосаксонская версия истории Аполлония Тирского» (1834), «Codex Exoniensis: Собрание англосаксонской поэзии» (1842), «Англосаксонская версия Священного Евангелия» (1842), «Англосаксонский сборник священных гимнов» (1851) и др.

В 1855 г. поэма о Беовульфе была выпущена вновь. Ее издателем был Бенджамин Торп, и от предыдущих изданий она отличалась тем, что текст был напечатан не сплошь, как в прежних выпусках, а полустроками, что позволяло легче воспринимать язык поэмы.[122]

Это издание, заметим, датируется именно тем годом, когда двадцатитрехлетний Льюис Кэрролл поместил в своем домашнем рукописном журнале «Миш-Мэш» четверостишие, озаглавленное «Англосаксонский стих», которое спустя шестнадцать лет стало первой (и последней) строфой баллады «Джаббервокки» и которое сам автор тогда же назвал «любопытным отрывком».

В то время, когда Кэрролл писал «Зазеркалье» (напомним, что книга вышла в 1871 г., а замысел сказки возник вскоре после грандиозного успеха «Алисы в Стране Чудес»), интерес к англосаксонским древностям отнюдь не ослабел. В 1861 г. Б.Торп выпустил «Англосаксонские саги», а в 1867 г. У.Ф.Скини издал «Хроники пиктов и скоттов». Но одновременно нарастало и ироничное отношение к безоглядному увлечению англосаксонской ученостью. Это ведь была эпоха романтизма с его романтической иронией, и Кэрролл откровенно подшучивает над увлечением всем англосаксонским. Взять хотя бы тот эпизод из «Алисы в Зазеркалье», когда на дороге появляется Англосаксонский Гонец:

«— Там кто-то идет! — сказала Алиса наконец. Только очень медленно. И как-то странно! (Гонец прыгал то на одной ножке, то на другой, а то извивался ужом, раскинув руки, как крылья). — А-а! — сказал Король. — Это Англосаксонский Гонец со своими англосаксонскими позами».[123]

Зовут же Гонца «Haigha», и это карикатурная копия Мартовского Зайца (March Hare) из «Алисы в Стране Чудес», но одновременно высмеивается один из современников Кэрролла, ученый специалист по англосаксонским древностям. Представляя Гонца Алисе, Белый Король замечает, что имя этого Гонца «Haigha», произносится так же, как слово «mayor» (мэр), рифмующееся с именем Мартовского Зайца «March Hare».

Еще в 1936 г. английский кэрролловед Гарри Морган Эйрз в книге «Алиса Кэрролла» воспроизвел некоторые изображения англосаксов в различных костюмах и позах из хранящейся в Бодлеанской библиотеке в Оксфорде англосаксонской рукописи, которой, по мнению Эйрза, пользовались Кэрролл и иллюстратор его сказок Тенниел.[124] Г.М.Эйрз предположил также, что имя Англосаксонского Гонца «Haigha» пародирует фамилию английского историка и археолога Haigh.[125]

Как сообщает иллюстрированная испанская Европейско-Американская энциклопедия, преподобный Дэниел Генри Хей (1818–1879) известен тем, что он перешел из протестантства в католичество.[126] А был Д.Г.Хей автором трудов о рунических памятниках графства Йоркшир, о нумизматической истории древнего королевства англов, о завоевании Британии саксами и пр. Почему Кэрролл изобразил в смешном виде именно его, можно высказать разные предположения. Но уж во всяком случае не из-за перемены конфессии. Ведь переход в католичество был не редкостью в окружавшей Кэрролла среде священников англиканской церкви. Так, друг и единомышленник Эдварда Бувери Пьюзи, покровителя и поручителя молодого Кэрролла в Оксфорде, священник Джон Генри Ньюмен (1801–1890) отказался от места в Оксфорде и принял в 1845 г. римско-католическое вероисповедание. Впоследствии, уже в кардинальском звании, Ньюмен написал похвальное письмо о поэме Кэрролла «Охота на Снарка».[127] Так что предметом кэрролловской насмешки над Д.Г.Хейем были, видимо, лишь его интенсивные англосаксонские штудии.

Для дальнейшего анализа нонсенсов баллады «Джаббервокки» весьма важен тот факт, что Люис Кэрролл был не только математиком и писателем, но и незаурядным лингвистом. Он с юных лет внимательнейшим образом вникал в смысл и этимологию едва ли не каждого употребляемого им слова, не говоря уж о том, что колледж Крайст-Черч он закончил с отличием не только по математике, но и по классическим языкам. Игру в слова он полюбил рано и изобрел множество словесных головоломок, словесных игр и шифров.

23 ноября 1880 г. Кэрролл писал своему двоюродному брату и крестнику Уильяму Мелвиллу Уилкоксу (1866–1958): «… ты, должно быть, имеешь свободное время по вечерам, и теперь, я думаю, можно играть в игры, отличающиеся от крикета и футбола. Ты можешь попробовать поиграть в мою новую игру „Миш-Мэш“ с кем-нибудь из своих юных друзей».[128] Эту игру Кэрролл изобрел летом 1880 г. Смысл ее, писал Кэрролл, объясняя правила игры в «Миш-Мэш», состоит в том, что один игрок предлагает «ядро, сердцевину» (nucleus), т. е. сочетание двух или более букв, таких как «gp», «emo», «imse», а другой игрок пытается найти «законное» слово, содержащее это ядро, или сердцевину. Так, слова «magpie», «lemon», «himself являются законными словами, содержащими „сердцевины“ „gp“, „emo“, „imse“.[129]

„Мне пришло в голову, что можно придумать игру из букв, которые нужно передвигать на шахматной доске, пока они не сложатся в слова“, — писал Кэрролл 19 декабря 1880 г..[130] Известно также, что Кэрролл любил сочинять акростихи. Наиболее знаменитый его акростих — концовка „Алисы в Зазеркалье“ „Ах, какой был яркий день“ (перевод Д.Г.Орловской),[131] где из первых букв каждой строки складывается имя вдохновительницы сказок Алисы Плэзнс Лидделл.[132] Любил Кэрролл сочинять и анаграммы.[133] Если заглянуть в редко читаемые его математические трактаты, памфлеты, статьи и эссе, то обнаружится, по словам исследовательницы его творчества Джудит Круз, „любопытная серия утверждений, правил, определений и постулатов“.[134]

В кэрролловской брошюре „Дублеты, словесная загадка“, например, содержится правило, гласящее, что „слова одной длины всегда равны“, и слово „head“ (голова) он превращает в слово „tail“ (хвост) путем всего четырех комбинаций („head, heal, teal, tell, tall, tail“), изменяя всего одну букву во вспомогательных словах.[135] Правда, говоря об этой игре, Кэрролл делает примечание, что употребляться в ней должны только английские слова и только принятые в обиходе культурного общества.

Правило, гласящее „Корень любого имени всегда может быть извлечен“, Кэрролл сформулировал в своем сатирическом памфлете „The New Belfry of Christ Church“, написанном в 1872 г. Исследуя этимологию слова „Belfry“, Кэрролл показывает, что оно восходит к французскому „bel“ и немецкому „frei“. В памфлете же 1865 г., озаглавленном „Динамика частицы“, Кэрролл сформулировал определенное количество общих соображений, сумма которых может быть признанной в качестве „оригинальной теории речевого акта“.[136] Таким образом, как видим, проблема словообразования являлась одним из наиболее интересовавших Кэрролла разделов лингвистики.

В жизнеописании Кэрролла, принадлежащем перу его племянника Коллингвуда, процитирован отзыв воспитателя четырнадцатилстнего Чарлза Лютвиджа относительно его успехов в латинском стихосложении: „… он с удивительным хитроумием подменяет обычные, описанные в грамматиках окончания существительных и глаголов более точными аналогиями или более удобными формами собственного изобретения“.[137]

Следует сказать, что Кэрролл всю жизнь любил создавать новые слова. Так, в „Алисе в Стране Чудес“ появляются слова „to uglify“ и „uglification“ (обезображивать и обезображивание), созданные по аналогии со словом „to beautify“ — „украшать“. Там же устами Герцогини высказана сентенция: „Позаботься о смысле, а звуки позаботятся о себе сами“ (это переделанная английская поговорка „Take care of the pence and the pounds will take care of themselves“ — „Позаботься о пенсах, а фунты позаботятся о себе сами“).

Теперь, наконец, можно обратиться к тем неологизмам, которые употреблены Кэрроллом во второй, третьей, четвертой и пятой строфах баллады „Джаббервокки“, и выявить их словообразующие элементы. Однако прежде чем говорить об этимологии и морфемном составе упомянутых слов, нелишне будет все же напомнить, что в ходе моды на англосаксонские древности в Англии в XIX в. были изданы и соответствующие словари. Основа для этих словарей была заложена еще в XVII в. саксонско-латиноанглийским словарем, выпущенным В.Сомнером в 1659 г..[138] В 1701 г. вышел англосаксонский словарь, составленный Т.Бенсоном.[139] К словарям XIX в., которыми мог пользоваться Льюис Кэрролл, относится, по всей вероятности, и „Словарь устаревшего и провинциального английского языка“, составленный Т.Райтом,[140] и „Лексикон англосаксонский“ Людовика Эттмюллера.[141] Именно словари В.Сомнера и Т.Бенсона были взяты за основу Дж. Бозвортом, когда в 1838 г. он выпустил свой англосаксонский словарь, опираясь при этом еще и на британские коллекции англосаксонских манускриптов.[142]

О том, что одно из двух составляющих имени „Джаббервокки“ — „wocor“ или „wocer“ — Кэрролл нашел в англосаксонском словаре, свидетельствует его ответ бостонским школьницам, приведенный выше. В англосаксонском словаре Дж. Бозворта значение этого слова передано точно теми же словами, как и в письме Кэрролла — „fruit“ или „offspring“.[143] „С прилагательными делай, что хочешь“, — говорит Шалтай-Болтай Алисе, объяснив, что некоторые слова очень вредные, никак не хотят подчиняться. „Особенно, глаголы! Гонору в них слишком много!.. Впрочем, я с ними со всеми справляюсь“.[144]

„Нонсенсы“, о которых речь пойдет далее, — это, как уже было сказано, именно прилагательные: „frumiou“, vorpal, manxome, uffish, tulgey, frabjous». Ниже будет показано, что они образованы при помощи различных существующих в современном английском языке суффиксов от англосаксонских основ.

I. «Frumious» — слово образовано от основы англосаксонского существительного «frumetlmg,e — a youngling, young cow» (детеныш, звереныш, молодая самка)[145] и суффикса — ous (следующего за тематическим — i), который в современном английском языке употребляется для образования прилагательных, показывающих качество, обозначенное основой слова. Таким образом, выражение «frumious Bandersnatch» во второй строфе «Джаббервокки» означает «молодой Бандерснэтч».

II. «Vorpal» — прилагательное образовано от основы англосаксонского глагола «to weorpan, — werpan, — worpan, — wurfen, — wyrpan; p. — wearp, pi. wurpon; pp. — worpen — to destroy, to break in pieces, to demolish» (разрушать, разбивать в куски, разить, уничтожать)[146] и суффикса — аl, при помощи которого в английском языке прилагательные образуются от существительных. Но здесь, как видим, и глагольная основа поддалась магии кэрролловского воображения, и он образовал прилагательное «vorpal» — «разящий», которое в наше время значится и в словарях, поскольку приблизительный его смысл был понятен из контекста. Заметим попутно, что в англосаксонском, или древнеанглийском, языке буквы V не было, она появилась лишь во времена норманнского завоевания (была введена в оборот французскими писцами). Итак, «vorpal sword» означает «разящий меч». В современных же английских словарях это слово толкуется лишь как «обоюдоострый» и указывается, что придумано оно Кэрроллом.

III. «Manxome» — слово образовано от основы англосаксонского прилагательного «maene — mean, wicked, false, evil» (презренный, злобный, фальшивый, злой)[147] и суффикса прилагательных — some (с переходом — s в — х по аналогии с «buxom» — «полногрудая»). Таким образом, «manxome foe» означает «презренный враг».

IV. «Uffish» — прилагательное образовано от основы англосаксонского глагола «uferian; p. ode — to elevate, make higher» (возвышать, повышать),[148] который употреблялся также и в метафорическом значении, и суффикса — ish, при помощи которого обычно образуются в современном английском языке прилагательные. Следовательно «offish thought» не что иное, как «возвышенная или высокая дума».

V. «Tulgey» — слово образовано от основы англосаксонского наречия «tulge — strongly, firmly» (прочно, сильно, крепко)[149] и суффикса — у, который с именами существительными нарицательными образует прилагательное, характеризующее предмет во всей его полноте. Итак, «tulgey wood» означает «крепкий, или дремучий лес».

VI. «Frabjous» — слово образовано от основы англосаксонского прилагательного «frea-beorht, briht, frae-beorht — exceedingly bright, glorious» (чрезвычайно яркий, славный)[150] и суффикса — ous (следующего за тематическим — j). Таким образом, выражение «frabjous day» означает «славный день». Слово «frabjous», как неологизм Кэрролла, обозначено в современных английских словарях, и по смыслу ему дано значение «surpassing» — «превосходный, исключительный, непревзойденный».

Отдельно следует сказать о выражении «the vorpal blade went snicker-snack» из пятой строфы баллады. Оно сконструировано по образцу «the sea went high» — «море вздыбилось» и в нем Кэрролл употребил, помимо прилагательного «vorpal», о котором шла речь выше, неологизм «snicker-snack». Вообще-то, существует глагол «snicker-snee» (испорченное «snick and snee» — «драться на ножах»), но он устарел и употребляется редко. Существует и прилагательное «snack» шотландского происхождения, означающее «быстрый». Кэрролл же использовал, на наш взгляд, древнеанглийский глагол «snican, snac, snicon»,[151] в фигуральном смысле означавший «молниеносное движение», и получил неологизм «snicker-snack» — «молниеносный». Следовательно «the vorpal blade went snicker-snack» означает «разящее лезвие вонзилось молниеносно».

Осуществив подстрочный перевод пяти внутренних строф баллады «Джаббервокки», получаем следующий текст:

«Берегись Джаббервокка, мой сын!

Челюстей, которые кусают, когтей, которые хватают!

Берегись птицы Джубджуб

И опасайся молодого Бандерснэтча».

Он взял в руку свой разящий меч:

Долго презренного врага он искал…

Итак, остановился он возле дерева Тумтум

И стоял какое-то время в размышлении.

И пока он стоял, дум высоких полн,

Джаббервокк с огненными очами

Выскочил со свистом из дремучего леса,

Что-то бормоча по пути!

Раз, два! Раз, два! И сквозь, и сквозь

Разящее лезвие вонзилось молниеносно!

Он оставил его мертвым, и с его головой

Умчался вприпрыжку назад.

«Ты убил Джаббервокка?

Так приди в мои объятия, мой лучезарный мальчик!

О, славный день! Кэлу! Кэлэй!»

Он воодушевленно пел и смеялся от счастья.

Таким образом, видимо, следовало бы внести в английские толковые словари те неологизмы Кэрролла из баллады «Джаббервокки», которых в них еще нет, с указанием, от каких англосаксонских корней «нонсенсы» образованы и каково точное, определенное значение каждого из них. Ибо считается до сих пор, что «странные слова в этом стихотворении не имеют точного смысла», как пишет М. Гарднер. «Однако они будят в душе читателя тончайшие отзвуки», — утверждает исследователь и напоминает, что со времени первой публикации баллады «Джаббервокки» (в составе «Алисы в Зазеркалье») были сделаны и другие попытки создать более серьезные образцы подобной поэзии.[152] К таким попыткам относятся стихотворения дадаистов, итальянских футуристов и американской писательницы Гертруды Стайн (1874–1946). Как признается М.Гарднер, он не встречал, впрочем, человека, который бы помнил наизусть хоть что-нибудь из поэтических опытов Гертруды Стайн, а стихотворение «Джаббервокки» было столь хорошо знакомо английским школьникам, что в повести Редьярда Киплинга «Столки и Кь» (1899), посвященной школьным годам писателя (сам он и его соученики изображены в этой повести под вымышленными именами), «пять из „бессмысленных“ слов „Джаббервокки“ фигурируют в непринужденном разговоре мальчиков».[153]