НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЕ РОМАНЫ И ПОВЕСТИ СОРОКОВЫХ-ПЯТИДЕСЯТЫХ ГОДОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЕ РОМАНЫ И ПОВЕСТИ СОРОКОВЫХ-ПЯТИДЕСЯТЫХ ГОДОВ

После Великой Отечественной войны в советской научной фантастике начался период новых творческих исканий.

Прежде всего бросается в глаза значительное расширение круга тем и сюжетов и приближение их к запросам современности. Изменившееся соотношение сил на международной арене и укрепление стран социалистического лагеря, огромные достижения советской науки и техники, неограниченные возможности дальнейшего всестороннего прогресса в период перехода от социализма к коммунизму- все это не могло не повлиять на научно-фантастическую литературу.

Ведущее место заняла в ней едва только наметившаяся в тридцатых годах грандиозная тема грядущих научно-технических преобразований, переделки природы и климата на обширных территориях нашей страны. Трудно переоценить пропагандистское и воспитательное значение лучших романов, поэтизирующих перспективы и возможности нового общественного строя. Большое значение для формирования этого направления в научно-фантастической литературе имели пожелания М. Горького, высказанные в статье «О темах» (1933).

«Прежде всего — и еще раз! — наша книга о достижениях науки и техники должна давать не только конечные результаты человеческой мысли и опыта, но вводить читателя в самый процесс исследовательской работы, показывая постепенное преодоление трудностей и поиски верного метода.

Науку и технику надо изображать не как склад готовых открытий, а как арену борьбы, где конкретный живой человек преодолевает сопротивление материала и традиции».

Эти замечания обращены, правда, к авторам научно-популярных книг, но подсказывают художественные решения и писателям-фантастам, в чьих произведениях нередко занимает большое место изображение самого процесса творческой работы ученых.

В научно-фантастической литературе горьковские принципы по-настоящему удалось воплотить в жизнь только в послевоенный период. Появилось немало удачных произведений, замысел которых определяется развитием сюжета от зарождения грандиозной научно-технической идеи до триумфа коллектива ученых и строителей. Однако было бы неправильно догматизировать этот творческий принцип и считать его обязательным для любого научно-фантастического произведения: все зависит от особенностей замысла и самого сюжета.

Широкое распространение получили в советской фантастике социально-сатирические романы-памфлеты, направленные на разоблачение империалистов — поджигателей войны.

Появляются у нас детективные и политические романы с элементами научной фантастики, обогащающей сюжетные и художественные возможности приключенческой литературы, книги о далеком прошлом Земли и о давно исчезнувших цивилизациях, где восполняются в воображении недостающие звенья в цепи существующих научных исследований и выдвигаются фантастические гипотезы, основанные на естественнонаучном или географическом материале.

Но численный перевес по-прежнему остается за повестями и романами на традиционную в научной фантастике тему межпланетных сообщений. В современных условиях эта тема открывает особенно широкие возможности для постановки самых смелых научных и социальных гипотез.

* * *

После войны издавались еще новые произведения писателей, работавших в научно-фантастическом жанре в двадцатых — тридцатых годах.

С. М. Беляев, автор известного романа «Истребитель 22» (1939), опубликовал одну за другой три книги: сатирическую антифашистскую повесть «Десятая планета» (1945) и романы «Приключения Сэмюэля Пингля»

(1945) и «Властелин молний» (1947).

Приснившееся академику Солнцеву удивительное путешествие на «Десятую планету», описание жизни ее обитателей, победивших обезьяноподобных «подчеловеков», — прозрачная аллегория, близкая к политическому памфлету. С. Беляев выступил здесь как ближайший предшественник Л. Лагина и других авторов, развивающих социально-сатирическое направление в научной фантастике.

«Приключения Сэмюэля Пингля» — искусная имитация стиля и художественной манеры английского классического романа о скитаниях юноши из бедной семьи. История жизни заглавного героя прихотливо сплетается с изумительными опытами биолога Паклингтона по перестройке химической структуры фильтрующихся вирусов II пересадке желез внутренней секреции.

В романе «Властелин молний» советские ученые успешно решают проблему получения из атмосферы электромагнитной энергии и передачи ее без проводов на большие расстояния по ионизированным трассам. Однако читатель не может не заметить резкого несоответствия между замыслом и выполнением. По стилю это типичный «роман тайн», с нагромождением случайностей и загадочных происшествий. Жуткая, таинственная обстановка как-то не вяжется с намерением автора показать трудности исследовательской работы и эффективные результаты деятельности коллектива сотрудников Экспериментального института высоковольтных разрядов. Ученые совершают на каждом шагу алогичные, странные поступки. К концу романа все загадки объясняются сцеплением случайностей, как это бывает часто в буржуазном, авантюрном романе.

При всей своей традиционности и даже подражательности, оба романа написаны с настоящим профессиональным мастерством. Хорошо построенный, занимательный сюжет с первых же страниц приковывает внимание читателей. Но как бы ни были увлекательны романы Сергея Беляева, они не внесли ничего принципиально нового в научную фантастику, так как были для нее пройденной ступенью: по всем своим особенностям они тяготеют к литературе даже не тридцатых, а двадцатых годов.

Более сложную и благодарную задачу поставил перед собой Г. Адамов в романе «Изгнание владыки» (1946). Книга была написана в 1938-1942 гг., но вышла из печати уже после смерти автора.

Здесь мы видим одну из первых в советской научной фантастике попыток нарисовать картину грандиозных работ по отеплению Арктики — от зарождения замысла до его претворения в жизнь. Вместе с тем, «Изгнание владыки»- далеко не лучшая книга Адамова: роман сильно растянут, написан неровно, населен довольно бесцветными героями. Но если Адамову и не удалось создать на этом материале полноценное художественное произведение, то сама тенденция оказалась весьма плодотворной, и это подтверждается дальнейшим развитием советской научной фантастики.

Величественную тему преобразования природы и грандиозного строительства в условиях нового общественного строя продолжили А. Казанцев и вслед за ним Ф. Кандыба, Г. Гуревич и другие авторы, создавшие общими усилиями новый тип научно-фантастического романа, характерный для литературы послевоенных лет.

Эти романы напоминают многие произведения наших писателей, посвященные индустриальному строительству, творческому труду изобретателей и ученых, формированию коммунистического сознания советских людей. В то же время по содержанию они являются научно-фантастическими, так как нерешенные, перспективные проблемы науки и техники показаны претворенными в жизнь.

Наиболее ярко и отчетливо эти новые тенденции сказались в романах А. Казанцева «Арктический мост» (1946) — переработан и дополнен в издании 1958 года — и «Полярная мечта» (1956), в первом варианте — «Мол Северный» (1952).

Осуществление грандиозного проекта-строительства Северного мола или подводного тоннеля, соединяющего через Северный полюс Советский Союз и Соединенные Штаты Америки — преломляется в человеческих судьбах, в отношении героев к труду, в сфере личных взаимоотношений, в особенностях психологии и характеров действующих лиц.

Первоначальный замысел Алексея Карцева — оградить гигантской ледяной плотиной Северный морской путь от натиска полярных льдов — оказался технически несостоятельным, но самая идея вдохновила на творческие искания людей разных профессий. Решение одной задачи подсказывает другую, еще более величественную. Дело не ограничивается сооружением ледяного мола. Академик Овесян предлагает использовать для отепления Арктики колоссальную энергию термоядерной реакции. Искусственное солнце, погруженное в воды Ледовитого океана, создает вдоль берегов Сибири незамерзающую полынью. Завершение всех этих работ поможет приступить к комплексной переделке климата на больших пространствах всего полушария, и таким образом Северный мол становится лишь деталью в общих планах преобразования лица земли, а история его сооружения переплетается с судьбами всех персонажей романа. Проблемы науки и техники включаются в широкий круг социальных, политических и моральных проблем.

Еще сложнее композиция, больше персонажей и переплетающихся сюжетных линий в романе «Арктический мост», который в новом варианте составляет как бы дилогию с «Полярной мечтой»: действие происходит несколько лет спустя, когда ледяной мол уже вошел в эксплуатацию, и лучшие строители переключаются на сооружение подводного туннеля.

Роман этот примечателен в двух отношениях.

Научно-техническая идея конкретно обоснована — почти как инженерный проект: подводный туннель удерживается от всплытия стальными тросами; из трубы удален воздух, и поезда могут развивать огромную скорость.

Социальное содержание определяется плодотворной идеей мирного соревнования СССР и США. Совместное строительство символического Моста дружбы сближает континенты, расширяет деловые и культурные связи.

«Арктический мост» Казанцева невольно заставляет вспомнить известный роман Б. Келлермана «Туннель» (1913). Но если немецкий романист изображал прежде всего неисчислимые страдания и бедствия, которые принесло тысячам людей строительство межконтинентального туннеля под Атлантическим океаном, то советский писатель стремился показать трудовой энтузиазм и непрерывный духовный рост строителей, воодушевленных высокими гуманными идеями.

Интересны образы русских инженеров, братьев-соперников Андрея и Степана Корневых. Фигура Андрея, автора проекта арктического моста, привлекает своей монолитностью. С юношеских лет он неуклонно идет к поставленной цели, стойко перенося тяжелые разочарования и неудачи.

Обострения сюжета Казанцев достигает не только обычными приемами приключенческого повествования, но и драматизмом психологических конфликтов. Приподняторомантическая, экспрессивная манера речи полностью соответствует творческой атмосфере напряженных исканий и трудовых подвигов, окружающих героев. Но в тех случаях, когда автору изменяет чувство меры и вкуса, высокая патетика вытесняется обыкновенной риторикой. Есть в романе и другие недостатки: книга слишком растянута, перенаселена второстепенными персонажами, далеко не все эпизоды необходимы для развития действия.

… На одном из островов близ Чукотки проходится небывало глубокая шестикилометровая шахта. Цель строительства- использование в энергетике внутреннего тепла земли. После романов Г. Адамова идея эта не нова. И все же Ф. Кандыбе, автору романа «Горячая земля» (1950), удалось создать оригинальное произведение. Центральный образ инженера Дружинина, талантливого ученого и организатора, сумевшего не только обосновать и защитить свой проект, но и довести до конца сооружение подземной электростанции, с первых же страниц завоевывает расположение читателей.

Автор выбрал единственно правильный путь: история фантастического строительства неразрывно связана с судьбами героев. Сюжет осложняют драматические события, тормозящие осуществление проекта (землетрясение и обвал в шахте). Напряженность повествования нарастает по мере того, как строители проникают в тайны земных недр и сталкиваются с непредвиденными препятствиями.

Главное в этом романе — поэзия вдохновенного созидательного труда, покорение стихийных сил природы для блага людей. И автор «Горячей земли» заставляет поверить энтузиазму своих героев и почувствовать величие стоящей перед ними цели.

Следует также сказать, что важное место в развитии сюжета занимает тема преемственности научных традиций. Неожиданная находка чертежей погибшего в боях с фашистами геолога Петрова, работавшего до войны над той же проблемой, помогает Дружинину отстоять дерзновенный проект.

Развитие и обогащение темы преемственности научных идей мы находим во многих произведениях советской научно-фантастической литературы.

В этой связи следует упомянуть интересный роман Н. Лукина «Судьба открытия» (1951). Автор строит научно-фантастический сюжет (получение пищевых продуктов из минерального сырья, химическое преобразование клетчатки в сахарозу и крахмал) на противопоставлении судьбы двух талантливых ученых — русского инженера Лисицына, посвятившего себя еще до революции изысканию способа выработки дешевой искусственной пищи, и советского химика Шаповалова, который находит записную книжку Лисицына и считает своим нравственным долгом продолжить его опыты.

И действительно, Шаповалов вместе с группой сотрудников успешно решает проблему получения углеводов искусственным путем. Преследуемый царскими властями, Лисицын умер, так и не закончив дело, которому отдал жизнь, но труд его не пропал даром и в новых общественных условиях принес благие плоды. Необыкновенная судьба открытия связывает людей разных поколений, увлеченных одной идеей, и таким образом в истории самого открытия преломляются судьбы ученых, работавших над его осуществлением. «Посев научный взойдет для жатвы народной», — слова Д. И. Менделеева, взятые в качестве эпиграфа, хорошо передают основную мысль произведения.

В новом, значительно улучшенном варианте романа (1958) Н. Лукин еще больше оттенил эту гуманистическую идею.

В тех же сложившихся традициях научно-фантастического романа о перспективах советской науки и техники написаны повести В. Сытина «Покорители вечных бурь» (1955) и Г. Гуревича «Подземная непогода» (1956). Научная проблематика этих книг — изыскание и использование новых источников энергии.

В повести В. Сытина советские ученые создают стратосферную электростанцию, которая устанавливается в гондоле стратостата. Несмотря на то, что первое испытание окончилось неудачно, так как не были предусмотрены завихрения, действующие на большой высоте, ученым удалось доказать целесообразность своего проекта. К энергетическим ресурсам страны прибавится новый неисчерпаемый источник энергии. Драматического напряжения повесть достигает в тех главах, где описывается опытный подъем стратостата и героизм, проявленный во время воздушной катастрофы пилотом Александровым. Вместе с тем, повесть производила бы большее впечатление и героическая фигура Александрова казалась бы более убедительной, если бы автор не вдавался по всякому поводу в сентенции и назидательные пояснения. Однако самый замысел книги — показать неотделимость работы ученых от трудовых подвигов простых исполнителей, испытывающих с риском для жизни новую технику, — решен автором не шаблонно.

Г. Гуревич, не ограничиваясь в повести «Подземная непогода» изображением научного открытия в уже готовом, сложившемся виде, стремится ввести читателей в самый процесс творческой работы ученого.

Прогрессивные идеи в науке не теряются и не исчезают. Молодой ученый Виктор Шатров, наметивший путь для безошибочного предсказания вулканических извержений, погиб, не успев закончить свой труд. Научный противник Шатрова Грибов, ознакомившись с оставшимися дневниками и заметками Виктора, нашел в себе мужество отказаться от ошибочной теории, которой он раньше придерживался, и посвятил свою жизнь развитию научных идей Шатрова. Грибов не только научился предсказывать извержения, но и принял участие в строительстве нового города у подножья сопки. Здесь впервые будет использована для промышленных нужд энергия вулканической деятельности. Автор изображает многочисленные трудности, подстерегавшие на каждом шагу строителей Вулканограда. Наконец город построен, и па центральной площади возвышается памятник с надписью на цоколе: «Виктору Шатрову, первому человеку, разгадавшему вулкан».

Надо сказать, что центральные образы — Шатрова, Грибова и Елены Кравченко — оставляют сильное впечатление. По ходу действия возникает острый конфликт между передовыми деятелями науки и рутинерами, задерживающими ее развитие, а также другие конфликты, связанные с личными взаимоотношениями героев. Все это придает повествованию необходимую динамику, которая, к сожалению, ослабевает по мере приближения к финалу.

Более частным проблемам — научно-техническому новаторству и ближайшим перспективам отдельных отраслей науки и техники — посвящены произведения В. Охотникова и В. Немцова. И тот и другой пришли в литературу с запасом оригинальных идей, возникших у обоих в процессе практической научно-изобретательской деятельности.

В. Охотников выпустил сборник интересных научно-фантастических рассказов «В мире исканий» (1949), остающийся его лучшей книгой. Из крупных произведений этого автора упомянем роман «Дороги вглубь» (1950).

Сконструированный советским инженером А. Треблевым подземный «крот» натолкнул писателя на мысль взять эту реально существующую машину в качестве отправной точки для изображения фантастического снаряда, совершающего экскурсии в недрах земли вместе с людьми. Автор подробно излагает историю рождения технической идеи и ее последующей реализации. Но там, где можно было бы развернуть увлекательный рассказ, наполненный яркими приключениями, повествование обрывается. Охотников завершает роман описанием первого испытания машины, не использовав до конца широкие возможности научно-фантастического сюжета:

В творчестве В. Немцова подкупает глубокое, отнюдь не дилетантское знание специального материала, особенно когда речь идет о вопросах радиотехники, тщательное обоснование научной стороны замысла, пропагандистская целеустремленность и незаурядный популяризаторский талант.

Книгам Немцова свойственна ярко выраженная публицистическая направленность. Не ограничивая себя развитием стержневой темы (изображение техники завтрашнего дня), писатель сталкивает своих героев с различными жизненными проблемами. Автора и его героев волнуют вопросы коммунистической этики, любви и дружбы, воспитания, здорового быта и т. п. Многочисленные отступления, правда, разрыхляют композицию повествования и ослабляют динамику сюжета, но в то же время придают книгам Немцова большую актуальность.

Из романа в роман переходят образы двух друзей — комсомольцев Вадима Багрецова и Тимофея Бабкина. «Им было всего лишь по 18 лет, — пишет Немцов о своих любимых героях, — но они уже работали техниками в научно-исследовательском институте. В то время я послал их в деревню Девичья Поляна и рассказал об этом в романе «Семь цветов радуги» (1950). В другом романе — «Счастливая звезда» (1955) — путешествовал только Багрецов, а Тимофей оставался в Москве. Потом они уже вместе улетели в Средне-Азиатскую пустыню, и об их приключениях я написал в книге «Осколок солнца» (1955). И вот новая книга — «Последний полустанок» (1959). Герои мои… вдруг оказались в гигантской летающей лаборатории … последнем полустанке па пути к звездам».

Эта незавершенная еще эпопея о жизненном поприще двух советских молодых людей, а также повести «Огненный шар» (1948), «Тень под землей» (1948), «Золотое дно» (1949) и другие произведения характеризуют Немцова как последователя фантастики «на грани возможного». Писатель старается намечать решения преимущественно лишь таких вопросов, к которым наука подошла почти вплотную (прибор для поиска металлических руд, аккумулятор огромной емкости, подводный танк для работ на дне моря, преобразование солнечного света и тепла в электроэнергию с помощью усовершенствованных полупроводниковых батарей и т. д.).

Познавательное и воспитательное значение фантастики «ближнего прицела» несомненно. Но если писатель старается поэтизировать только ближайшие перспективы отдельных, подчас узко специальных отраслей науки и техники, то это приводит нередко к тому, что действительные возможности науки быстро опережают его воображение и произведения теряют прелесть новизны.

Так получилось, например, с повестью «Золотое дно», которая через несколько лет после выхода в свет перестала быть фантастической.

Книги Немцова переиздаются и пользуются известностью. Очевидно, читателей привлекают реализм социально-бытового повествования, образы героев — простых и скромных инженеров, изобретателей, беззаветно преданных любимому делу. Однако научно-фантастическому замыслу в произведениях Немцова отводится не главная, а скорее служебная роль.

В последние годы в нашей литературе наметился своеобразный жанр научно-фантастического «репортажа» из будущего. Разрозненные очерки авторы соединяют в связные циклы или создают целостные очерковые повествования.

В. Захарченко в книге «Путешествие в завтра» (1952), основываясь на реальных достижениях науки и техники наших дней, сделал интересную попытку показать в очерковой форме завершение таких великих начинаний, которые или уже предусмотрены на ближайшие пятнадцать — двадцать лет государственными перспективными планами, или — заглядывая еще дальше — неизбежно будут подсказаны, по мысли автора, самым ходом научно-технического прогресса. Однако традиционный вопросно-ответный диалог и безликие фигуры экскурсантов значительно снижают выразительность нарисованной В. Захарченко картины грандиозных преобразований. Читатель представляет себе, как будет выглядеть в недалеком будущем металлургический завод, каковы будут успехи энергетики, химии, автоматики, телемеханики, какими путями пойдет преобразование природы на необъятных просторах нашей страны и т. д. Но люди в книге Захарченко кажутся лишь «приложением» к производству. Отсутствие центрального героя иногда возмещается в очерковой повести особым углом зрения автора или воображаемого рассказчика, который и становится главным действующим лицом. Так построена удачная книга Б.,Ляпунова «Мечте навстречу» (1957).

Повествование ведется от имени безымянного очевидца и участника перелета Земля-Луна-Земля, строительства внеземной станции, а затем уже межпланетных перелетов в пределах солнечной системы. Рассказчик никак не обрисован, он находится как бы «за кадром», но его присутствие чувствуется на каждой странице. Его единственная примета — живой, взволнованный тон мыслящего собеседника, которого заставляют радоваться и гордиться величайшие достижения науки. Вся книга держится как бы на одном дыхании и представляет собой стремительный порыв в будущее.

Кстати сказать, в довоенные годы научно-фантастические очерки занимали почетное место на страницах молодежных журналов и было создано не мало удачных произведений. Сейчас «Техника — молодежи», «Знание — сила» и другие журналы, к сожалению, ослабили заботу о развитии научно-фантастического очерка. Несмотря на то, что художественные задачи обычно отступают в очерковой литературе на задний план, было бы ошибкой недооценивать эту наглядную и действенную форму пробуждения научно-технических интересов.

* * *

В послевоенные годы новая расстановка сил на международной арене, идеологическая борьба и противоречия двух социальных систем нашли свое отражение во многих научно-фантастических романах. С большой политической остротой и целеустремленностью ставится вопрос о судьбе новейших открытий и изобретений в зависимости от того, в каких целях они используются, служат благим намерениям или грязной наживе, процветанию человечества или истребительным войнам.

Тема большого масштаба — столкновение двух миров в связи с историей научного открытия — положена в основу романа А. Казанцева «Пылающий остров». Эта книга, опубликованная незадолго до войны, вышла в 1957 году в новом варианте.

Найденный русским физиком Кленовым способ концентрации энергии в сверхпроводнике, помимо широких перспектив применения в мирных целях, может превратиться в разрушительное средство огромной силы. Вокруг этого открытия завязывается ожесточенная борьба, сплетаются нити сложного многопланового повествования. Из тунгусской тайги действие переносится в Харбин, оттуда в лабораторию американского ученого Холмстеда, на островок в Тихом океане, в замок фабриканта смерти Вельта, в Советский Союз, где престарелый Кленов находит убежище и спасается от преследования врагов. Угрозу всемирной катастрофы, вызванной злой волей человеконенавистника Вельта, предотвращают советские ученые.

Естественно, что в романе с острым приключенческим сюжетом и множеством действующих лиц автор очерчивает своих героев самыми броскими штрихами и в некоторых случаях сознательно прибегает к приемам плакатной характеристики. Отсюда преобладание в каждом персонаже какой-то одной определяющей черты, доводящей образ почти до символической обобщенности.

Наиболее выразителен образ Вельта, олицетворяющего зловещую сущность современного империализма.

В эпилоге автор так объясняет замысел произведения:

«Эта книга — памфлет… Все в нем немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром… и подвиг… Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых».

Гротескные преувеличения — неотъемлемое свойство романа-памфлета. Социальная сатира вообще не может обойтись без гротеска, а научная фантазия придает ему особую остроту. Но художественный эффект достигается только в том случае, если автор не теряет чувства меры и умеет разнообразить нюансы. Эта далеко не оригинальная мысль подтверждается, прежде всего, произведениями Л. Лагина.

Его талантливый роман «Патент АВ» (1947) привлек читателей своей сатирической остротой и парадоксальным поворотом сюжета: монополисты пытаются использовать похищенный препарат доктора Попфа для создания новой породы рослых и физически сильных людей с умом трехлетнего ребенка. Эти уроды предназначаются в качестве пушечного мяса и дешевой рабочей силы. Как всегда у Лагина, из абсурдной, на первый взгляд, предпосылки выводятся все возможные логические последствия. Памфлетную остроту придает замыслу не только прямое разоблачение, но и политический подтекст: пушечное мясо понимается в буквальном смысле слова и становится своего рода «реализованной метафорой». С такими же точно художественными приемами мы сталкиваемся и в других сатирико-фантастических произведениях Лагина, основанных не столько на научной гипотезе, сколько на парадоксальном стечении обстоятельств, дающих повод для социальных обобщений (романы «Остров разочарований», «Атавия Проксима»).

Вообще, творческий метод Л. Лагина, использующего фантастическую идею как отправную точку для создания социального памфлета, очень интересен и плодотворен. Советский писатель выступает как последователь замечательной традиции, созданной в мировой литературе романами Д. Свифта, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. Франса.

Некоторое сходство с творческим методом Л. Лагина легко заметить в романе С. Розвала «Лучи жизни» (1949). Порядки, господствующие в капиталистической державе «Великании», изображенной в гротескно-сатирических тонах, вызывают трагические переживания и злоключения ученого-гуманиста Чьюза. Открытые им «лучи жизни», способные избавить человечество от болезней, военное ведомство хочет превратить в орудие смерти. Сюжет романа сам по себе настолько увлекателен и динамичен, что автору не приходится «проталкивать» свою политическую идею, ибо она естественно вытекает из самого сюжета. Рост самосознания Чьюза как общественного деятеля и его участие в борьбе за мир подсказаны логикой предшествующих событий.

Острой политической направленностью отличаются научно-фантастические романы В. Иванова «Энергия подвластна нам» (1951) и Г. Гуревича «Иней на пальмах» (1951). Использование атомной энергии в мирных и военных целях, попытка организовать диверсию против СССР с помощью отраженного от Лупы пучка радиоактивных излучений — такова тема романа «Энергия подвластна нам», едва ли не первого фантастического произведения в нашей литературе, посвященного перспективам использования атомной энергии. Однако как литературное произведение книга оставляет желать много лучшего. Империалисты так откровенно и навязчиво говорят о своем желании разжечь новую мировую войну и захватить всю планету, а советские патриоты так часто напоминают друг другу о необходимости бороться за мир, что роман теряет главное — художественную непосредственность. Герои перестают быть живыми людьми и становятся лишь «рупорами идей»

В повести Г. Гуревича «Иней на пальмах» история фантастического открытия нового способа получения искусственного холода и его применения для постройки ледяных плотин, дождевания и других целей сплетается с резкими разоблачениями американских промышленников, использующих «электрохолод» для производства атомного оружия. Повесть Г. Гуревича не только насыщена социальной атмосферой нашего времени, но и занимательна по сюжету. Жаль только, что динамику приключенческого повествования ослабляют пространные авторские ремарки и рассуждения.

Интересные образцы социального памфлета в научной фантастике созданы в последнее время Н. Томаном, писавшим до сих пор преимущественно приключенческие детективные повести. В его повестях «История одной сенсации» (1956) и «Накануне катастрофы» (1957) фантастический сюжет сам по себе служит благодарным материалом для политической сатиры.

Искусственное усиление электронной концентрации ионной сферы для передачи телевизионных сигналов американские бизнесмены используют в целях разжигания военного психоза («История одной сенсации»).

Политическая борьба, связанная с историей уничтожения с помощью ракет астероида, изменившего свою орбиту и грозящего упасть на Землю, служит автору поводом для сатирической характеристики представителей господствующих классов США («Накануне катастрофы»).

Стремление преодолеть трафарет и штампы — это наибольшее зло приключенческой литературы — привело писателей к попыткам обогатить художественные возможности приключенческого повествования за счет привлечения элементов научной фантастики. Удачное соединение приключенческого сюжета с научной фантазией, играющей в данном случае подчиненную роль, открывает писателям-«приключенцам» новые пути для творческих исканий. Некоторые из этих попыток заслуживают внимания.

Г. Тушкан в приключенческо-политическом романе «Черный смерч» (1954), направленном на разоблачение врагов мира и демократии, ставит приключения своих героев, и прежде всего естествоиспытателя Аллана Стронга, в зависимость от создания бактериологического оружия (ультравирусы, вызывающие почти мгновенную гибель растений) и выработки защитных средств (использование меченых атомов для обнаружения «биобомб»).

В другом романе Г. Тушкана — «Разведчики зеленой страны» (1950) — похождения группы юных натуралистов в лесах Киргизии и поиски мальчиком Егором Смоленским своего фронтового друга полковника Сапегина (кстати, он фигурирует и в романе «Черный смерч») служат удобной рамкой для включения большого познавательного материала.

Описание зеленой лаборатории и фантастических достижений советских биологов-селекционеров естественно врастает в сюжетную ткань приключенческого повествования. Биологическая фантастика представлена здесь в самых разных аспектах. Автор рисует увлекательные перспективы превращения диких плодовых лесов в лесосады и сады, получения съедобного микробелка, создания сахарных биофабрик, сверхбыстрого выращивания деревьев и т. д.

Таким образом, шаблонный детектив вытесняется в книгах Тушкана научными проблемами, преимущественно бактериологическими. Если бы не рыхлость композиции и не растянутость, романы Тушкана в художественном отношении значительно выиграли бы.

Эта правильная тенденция развивается также А. Студитским в романе «Сокровище Черного моря» (1956). Напряженный приключенческий сюжет связан здесь с историей открытия и разведения золотоносных водорослей. Трудности, преодолеваемые в процессе исследовательской работы советскими учеными, усугубляются действиями вражеской разведки. Правда, такой вариант приключенческого сюжета не нов, но роман хорошо написан и читается с большим интересом.

На географическом и этнографическом материале, с привлечением элементов научной фантастики, построены романы Л. Платова «Архипелаг исчезающих островов» (1949) и «Страна семи трав» (1954), составляющие дилогию «Повести о Ветлугине». Писатель здесь выступает как последователь художественной традиции В. А. Обручева, знакомя читателей с архаической культурой и бытом народа, находящегося на стадии родового строя. Мотивом, сближающим «Архипелаг исчезающих островов» с «Землей Санникова», являются поиски неизвестной, но якобы виденной прежде земли, существование которой Ветлугин предсказывает умозрительным путем, на основании убедительных признаков. В отличие от Обручева, писавшего о гипотетической земле до решения вопроса о ее существовании, Платов пишет о вымышленной земле, используя недавние открытия плавающих ледяных островов, работы В. Ю. Визе и других исследователей.

«Страна семи трав» — редкий случай фантастики на историко-этнографическом и географическом материале (история племени нганасанов и обоснование возможности существования оазиса в центре Таймыра). Приключения Ветлугина в стране нганасанов и история его поисков, изображение жизни «заблудившегося» народа, оторванного от остального мира и постепенно деградирующего, — этот сюжет дает писателю больший простор для выдвижения научно-фантастических гипотез.

В творчестве Платова привлекает не только «экзотика» сюжета, но и умение писателя лепить образы, рисовать впечатляющие пейзажи, так описывать события, что они надолго запоминаются читателю.

Реалистические произведения Платова, так же, как романы Г. Тушкана, А. Студитского и других авторов, убедительно показывают, какие большие и далеко не исчерпанные возможности таятся в приключенческих и научно-фантастических сюжетах.

* * *

Творчество И. А. Ефремова, талантливого писателя и крупного ученого-палеонтолога — одна из самых ярких страниц в истории советской научно-фантастической литературы. С большой убежденностью и страстностью Ефремов утверждает материалистическое познание мира, раскрывает в художественной форме взаимозависимость и взаимопроникновение различных явлений при-34 роды, науки, культуры, истории. Познающий разум так же неисчерпаем, как и природа, — вот основная мысль, окрыляющая творчество Ефремова.

Еще и сейчас многие писатели-фантасты в состоянии только сопоставлять явления природы, раскладывать науки по полочкам — одну подле другой. Ефремов в своей научной и литературной деятельности исходит из убеждения, что новое рождается «на стыке» нескольких наук. Отсюда парадоксальные на первый взгляд, ошеломляющие сочетания палеонтологии и астрономии, медицины и фольклора и других наук, далеко отстоящих одна от другой в обычной систематике знаний. Отсюда же и некоторая общность логических доказательств и метода обоснования новых идей в научных трудах и художественных произведениях Ефремова.

Блестящим примером подтвержденной жизнью фантастической гипотезы служит рассказ «Алмазная труба» (1944), в котором писатель обосновал возможность алмазных месторождений в Якутии задолго до того, как они были открыты в действительности.

В ранних рассказах Ефремова («Встреча над Тускаророй», «Атолл Факаофо», «Озеро горных духов», «Белый рог» и др.) научно-фантастическая идея соединяется с романтикой морских приключений, с красочными описаниями природы, с изображением повседневной работы моряков, геологов и палеонтологов, совершающих необыкновенные открытия.

В каждом отдельном случае автор находит неожиданное объяснение таинственных явлений, с которыми сталкиваются герои, и эта поэтическая атмосфера творческих исканий придает рассказам Ефремова своеобразие и непосредственность, хотя они и проигрывают от того, что действующие лица обрисованы менее выразительно, чем окружающая их обстановка.

Обычный в научной фантастике приключенческий сюжет часто заменяется у Ефремова «приключениями мысли» — от зарождения гипотезы до ее превращения в теорию, подкрепленную многочисленными доказательствами. В таких повестях, как «Тень минувшего» (1945) или «Звездные корабли» (1947), развитие сюжета определяется не приключениями ученого, а его исследовательской работой, поисками доказательств, необходимых для подтверждения удивительной гипотезы.

В повести «Звездные корабли» профессор-палеонтолог Шатров, изучая обломки костей динозавров, пробитые, по-видимому, огнестрельным оружием, приходит к мысли, что семьдесят миллионов лет назад на Земле побывали гости из космоса. Предположение Шатрова кажется правдоподобным в свете астрономической теории одного из его учеников, доказывавшего, что в меловом периоде происходило сближение нашей солнечной системы с центральными сгущениями галактики, где развитие жизни могло начаться значительно раньше, чем на Земле. Догадка ученого блестяще подтвердилась, когда при раскопках кладбища динозавров был найден череп, подобный человеческому, с широким и крутым лбом, а рядом какой-то странный диск, скрывавший фотографию звездного пришельца.

«Из глубины совершенно прозрачного слоя, увеличенное неведомым оптическим ухищрением до своих естественных размеров, на них взглянуло странное, но несомненно человеческое лицо. Неизвестным способом изображение было сделано рельефным, а главное — необыкновенно, невероятно живым. Казалось, живое существо смотрит, отделенное только прозрачной стенкой оптической линзы. И, прежде всего, подавляя все остальные впечатления, в упор смотрели громадные выпуклые глаза. Они были как озера вечной тайны мироздания, пронизанные умом и напряженной волей, двумя мощными лучами, стремящимися вперед, через стеклянную преграду, в бесконечные дали пространства. В этих глазах был свет безмерного мужества разума, сознающего беспощадные законы вселенной, вечно бьющегося в муках и радости познания».

Так писатель утверждает непреложную материалистическую истину о единстве в разных уголках мирового пространства великого процесса эволюции, становления высшей формы материи и творческой работы познания.

В романе «Туманность Андромеды» (1958) Ефремов сделал первую в нашей литературе серьезную попытку нарисовать картину коммунистического будущего. В отличие от большинства научно-фантастических произведений, «Туманность Андромеды» не приключенческий, а философский роман, наглядно иллюстрирующий, как тесно связаны в настоящее время теоретические проблемы точных наук с важнейшими проблемами материалистической философии.

Автор переносит нас на много веков вперед. Коммунистический строй, давно уже восторжествовавший на всей планете, изображен как нечто само собой разумеющееся, как единственно возможная и целесообразная форма социальной организации, имеющей свои исторические традиции. «Земля избавлена от ужасов голода, заразных болезней, вредных животных, спасена от истощения топлива, нехватки важных химических элементов, преждевременной смерти и старости людей». Все силы природы поставлены на службу человеку. Земной шар связан единой энергетической системой. Звездолеты преодолевают космические расстояния почти со скоростью света. Путь, пройденный человеком в пространстве, измеряется парсеками.

При таком полете фантазии трудно упрекать автора в недостоверности тех или иных деталей; важна здесь общая философская концепция, которая опирается на марксистско-ленинское понимание закономерностей исторического и научного прогресса.

Изображенный Ефремовым будущий мир достиг уже такого уровня науки и техники, когда космические скорости кажутся недостаточными, потому что ближайшие звездные системы отстоят на сотни и тысячи световых лет.

«Вечные загадки и трудные задачи превратились бы в ничто, — мечтают люди Земли, — если бы удалось совершить еще одну, величайшую из научных революций, — окончательно победить время, научиться преодолевать любое пространство в любой промежуток времени».

Проблема времени предстает и в другом аспекте. Все находится в движении, возникает, развивается и уходит в прошлое. Лавина времени все сметает со своего пути, но великие завоевания мысли и лучшие традиции мировой культуры не исчезают и не забываются. Люди далекого будущего помнят изречения античных мудрецов, воздвигают памятники ученым нашего времени, открывшим человечеству дорогу в космос, принимают по Великому Кольцу населенных миров сообщения с далеких звездных систем, посланные миллионы лет назад, когда на Земле еще не существовало человека. Все это создает приподнято-романтическую атмосферу вечных исканий и горения бессмертной мысли, которую не могут погасить ни время, ни пространство.

Но самое интересное в романе Ефремова — стремление увидеть людей такими, какими они будут, какими они должны быть. Коммунизм эпохи высшего расцвета рисуется не в виде абстрактных утопических пожеланий, а в соответствии с мыслимыми возможностями социального и научного прогресса. Автора интересуют разные стороны общественной и частной жизни, быта и личных взаимоотношений героев, каждый из которых гармонически сочетает в себе лучшие качества — духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство.

Большое место занимают в книге Ефремова вопросы коммунистической этики. Человечество достигло столь высокого уровня сознания, когда индивидуальные желания не могут расходиться с нуждами общества. Один из героев романа, выдающийся ученый Дар Ветер, почувствовал равнодушие к своей работе. При первых же симптомах этой страшной болезни он счел своим долгом временно переменить специальность. Когда другой ученый-Мвен Мае — совершил по собственному почину, без разрешения Совета звездоплавателей, грандиозный научный опыт, показавший новые свойства пространства и времени, Академия Горя и Радости провела всенародный опрос, чтобы вынести свое суждение об этом поступке. Археолог Веда Конг, возлюбленная звездоплавателя Эрг Ноора, за годы его отсутствия полюбила Дар Ветра, но пока звездоплаватель не вернулся на Землю, она не считала себя вправе отдаться новому чувству. Эрг Ноор и его спутница, астронавигатор Низа Крит, обрекают себя на добровольное изгнание: они отправляются в новую долголетнюю экспедицию, зная заранее, что родную Землю они никогда уже больше не увидят. Они совершают великий научный подвиг «для тех, кто придет много лет спустя». Люди Эры Великого Кольца отличаются «доверчивой прямотой», и отсюда вытекают все их поступки и взаимоотношения.

Интересна и своеобразная поэтика произведения. На всем его протяжении последовательно выдерживается тон рассказа современника событий, для которого все, что он видит и знает, так же привычно и обыденно, как и для нас наши вещи, научные термины, общественные явления и т. д. Этот художественный прием поначалу вызывает некоторые затруднения, но постепенно читатель осваивается с законами столь необычного мира и начинает в него верить, начинает подходить к нему с теми критериями и масштабами, которые установлены автором, продумавшим до мельчайших подробностей все причины и следствия, вытекающие из его фантастических допущений. Впечатление достоверности создается также с помощью специально разработанной фантастической научной терминологии. Но — скажем прямо — она заметно утяжеляет книгу, хотя автор и объясняет значение каждого термина в особых примечаниях.

И, наконец, хочется отметить еще одну особенность романа. Это не отвлеченная фантастика, не просто «игра ума». Сюда естественно включается политическая тенденциозность — перекличка с историческими событиями и политическими проблемами волнующими каждого из нас, читателей «Туманности Андромеды». Автор настойчиво говорит об опасности опытов с частично распадающимся атомным горючим и рисует мрачную картину опустошенной, поросшей черными маками планеты Зирды, жители которой убили себя и все живое…

Не все в этой книге кажется нам бесспорным. Для выражения смелых, оригинальных идей автор не всегда находит равноценные изобразительные средства.

И все же И. Ефремов добился главного: он приоткрыл завесу грядущего и показал нам новый мир, мир прекрасный и увлекательный.

Появление «Туманности Андромеды», а вслед за ней глубокомысленной повести «Сердце змеи» («Юность» N 1, 1959) приводит к заключению, что новое слово в научной фантастике будет сказано теми писателями, которые сумеют объединить в одно художественное целое, в один сплав самые передовые научные и философские идеи нашего времени, иначе говоря — создать полноценные, «комплексные» произведения о близком или далеком будущем. И. Ефремов достиг в этом смысле несомненного успеха.

* * *

За последние годы к сравнительно небольшому отряду давно и постоянно работающих в научной фантастике писателей присоединились: Г. Мартынов, Б. Фрадкин,

В. Савченко, К. Волков, Ю. и С. Сафроновы и другие авторы, посвятившие свои первые произведения преимущественно проблемам астронавтики.

Г. Мартынов — инженер, пришедший в литературу с производства, — за сравнительно короткое время написал три книги: повесть «220 дней на звездолете», романы «Каллисто» и «Сестра Земли».

Мартынов — писатель, безусловно, одаренный, обладающий незаурядной выдумкой, умением построить интересный сюжет. Пишет он очень просто и доходчиво, ориентируясь на детей среднего возраста, и его книги пользуются у юных читателей большой популярностью.

В повести «220 дней на звездолете» (1955) межпланетное путешествие изображается как сложнейшая, тщательно подготовленная научная экспедиция. Автор дает почувствовать, что до тех пор, пока скорость звездолета будет меньше скорости планет, исследователи будут жестко лимитированы во времени. Решающий фактор времени стимулирует в повести и развитие действия. С этим связаны приключения Камова на Марсе и его неожиданное возвращение на Землю. К сожалению, книгу портят затянутые описания и много раз использованные в литературе трафаретные образы отрицательных персонажей.