Глава XVII

От ветра у путешественников перехватило дыхание, земля качнулась и пропала.

— Держитесь крепче! — крикнул профессор.

Ребята едва расслышали его голос. Их оглушало ровное густое гудение шмелиных крыльев, пронзительный свист ветра.

Сначала шмель летел высоко над землей. Но потом ему, как видно, стало тяжело, а может быть и больно. Три пары рук вцепились в его мохнатую шерсть, три пары ног колотили его по брюху и груди при каждом резком повороте.

Шмель стал метаться из стороны в сторону, — должно быть, для того, чтобы сбросить непрошеных пассажиров.

Он летел, спускаясь все ниже и ниже, отряхивался на лету, но избавиться от тяжелой ноши не мог.

У Вали кружилась голова, сердце так и ёкало. Профессор со страхом поглядывал на нее.

«Только бы удержалась, бедняжка, только бы не разжала рук…»

И вдруг шмель еще сильней затрещал крыльями и стрелой понесся вниз.

«Эх, жалко будет, если сядет раньше времени, — мелькнуло в голове у Карика, — уж хоть бы дотащил до середины пути».

Профессор и ребята поджали ноги, чтобы не стукнуться обо что-нибудь твердое при посадке.

Все ближе и ближе верхушки травяного леса.

И вот сильный толчок — один, другой, третий…

Путешественников выбросило из меховых кабин, и они, кувыркаясь через головы, покатились по какому-то синему, мохнатому, бугристому полю.

Наконец, перекувырнувшись в последний раз, Иван Гермогенович ухватился руками за край огромного круглого камня.

Придерживаясь за край рукой, профессор, кряхтя и охая, встал на ноги и пошел вокруг камня.

— Странно, — бормотал он, ощупывая плоский, гладкий камень, — что же это такое — колесо, жернов?.. А вон еще точно такой же круглый камень… третий, четвертый…

Профессор с трудом взобрался на один из камней, осмотрел внимательно его гладкую, черную, блестящую поверхность, и вдруг смелая догадка пришла ему в голову:

— Пуговица… На пуговице стою. А синее поле внизу — это… это…

— Ребята! — закричал он Карику и Вале, которые сидели на бугорке и потирали ушибленные бока и колени, — ребята, мы почти дома. Это — мой пиджак.

Ребята, обрадованные, вскочили на ноги.

— Значит, и ящик с увеличительным порошком должен быть где-нибудь поблизости?

— Ну да. Вон он!

Профессор протянул руку к густым зарослям травяного леса.

— Ур-ра! — закричали ребята и побежали туда, куда показал профессор.

Сквозь просветы деревьев они увидели четырехугольное деревянное здание. Рядом с ним, точно толстая фабричная труба, высился маяк Ивана Гермогеновича, красный флаг на верхушке маяка терялся где-то чуть ли не под облаками.

У маяка профессор остановился, повернулся к ребятам и сказал взволнованно:

— Итак, друзья мои, через минуту мы станем снова большими, настоящими людьми. Здесь, на этом холме, кончается наше тяжелое, опасное путешествие. Мы стоим на пороге большого мира. Но прежде, чем покинуть этот малый мир, я хочу сказать вам только несколько слов. Вы многое увидели за эти дни, но, если правду вам сказать, вы заглянули только в один из крошечных уголков малого мира. Вы прочитали только несколько строчек из толстой книги, которая называется «Природа». И эти строчки, я бы сказал, еще далеко не самые интересные. В книге природы, есть страницы, от которых просто невозможно оторваться.

Вы увидели пока лишь крошечный кусочек соседнего с нами мира. Он мал, он незаметен, этот мир. Мы часто не обращаем на него внимания. Мы плохо знаем его. А между тем — это очень важная часть нашего большого мира, мира, в котором живем мы с вами. Его жизнь крепко связана с нашей жизнью.

В этом малом мире есть и друзья наши, есть и враги.

И тех и других нам нужно знать.

Мы еще вернемся когда-нибудь снова сюда. Мы придем с большой экспедицией, вооруженные с ног до головы, и завоюем этот еще мало исследованный мир.

Для такого похода нам не понадобится уменьшительная жидкость.

Мы придем с микроскопами, с большими знаниями, с опытом многих ученых.

Нашим оружием будет терпение.

Но мы об этом поговорим дома, когда вернемся к себе. А сейчас займемся самым неотложным делом.

«Давайте увеличиваться».

Профессор подошел к стене деревянного здания и заглянул в единственное круглое окошко.

— Ну-с, кажется, все на месте. Залезайте, друзья мои, в ящик. Справа в углу вы найдете коробку с увеличительным порошком. Действуйте.

Карик, а за ним Валя полезли в окошко.

Профессор подсадил их и уж собирался было лезть за ними следом, но тут вдруг на стену ящика села бабочка с блестящими крыльями металлического оттенка.

Это была очень маленькая бабочка, всего только вдвое больше профессора.

Иван Гермогенович взглянул на нее, да так и замер.

— Оливковая экофора! — прошептал он, задыхаясь от волнения.

Он прижался к фанерной стенке и весь насторожился, точно охотник, увидевший неподалеку редкостного зверя.

Экофора, не обращая внимания на профессора, ползла мимо него по стене.

Сердце Ивана Гермогеновича забилось, застучало.

— Стой! — крикнул он и, высоко подпрыгнув, схватил экофору за крылья.

Они вместе грохнулись на землю.

Бабочка забилась, замахала свободным крылом и уперлась ногами в грудь профессора. Но Иван Гермогенович не выпускал ее. Он лежал на земле и, напрягая все силы, старался удержать свою драгоценную добычу.

Он позабыл обо всем на свете.

Да и не мудрено.

В руках его билась оливковая экофора — редкая в наших краях бабочка-моль, крошечный представитель чешуекрылых.

Как она появилась на стене фанерного ящика — эта бабочка, живущая в теплых странах, об этом профессор сейчас и не думал. Он помнил только одно: в его богатой коллекции, в отряде бабочек, в семействе молей, там, где под стеклом на тонких булавках сидит, распластав крылышки, ковровая моль, меховая моль, волосяная, зерновая, вишневая, боярышниковая, лопушниковая и полевая моль, — в этом семействе нет еще до сих пор оливковой экофоры.

И теперь она будет.

— Да погоди же ты! Ай, какая! — уговаривал профессор бабочку, которая таскала его по земле.

* * *

А пока Иван Гермогенович боролся с бабочкой, Карик и Валя пробирались в правый угол ящика, где стояла коробочка с увеличительным порошком.

Постепенно глаза их привыкли к полумраку.

Они разглядели пустую комнату с голыми стенами. Сквозь круглое окошко падал на пол косой, узкий солнечный луч. В углу стояла огромная белая коробка, накрытая толстым листом пергамента.

— Вот она! — сказал Карик.

Он взобрался на край коробки и протянул Вале руку.

— Залезай сюда. Ну!

Валя тоже вскарабкалась наверх и села рядом с Кариком.

— Ешь, увеличивайся, — сказал Карик.

— А Ивана Гермогеновича мы не будем ждать? — спросила Валя.

— Нет. И знаешь что? Давай, увеличимся раньше его. Подумай, как будет интересно. Мы уже большие, а он еще маленький…

— Ладно, — сказала Валя и, засунув руку под пергамент, достала полную пригоршню блестящего, как бертолетовая соль, порошка.

Она поднесла ладонь ко рту и вдруг остановилась.

— Карик, а ты знаешь, сколько его надо съесть? Что будет, если мы вырастим больше, чем нужно?

— Ничего, ешь, — спокойно ответил Карик. — Если перерастешь лишнее — уменьшительной жидкости выпьешь и подравняешься. Вот и все.

Ребята насыпали себе в рот по горсти.

— Уменьшительная жидкость вкуснее, — сказала Валя, глотая порошок.

— Нет, и порошок тоже ничего. Кисленький.

Карик спрыгнул на пол и дернул Валю за ногу.

— Бежим скорей отсюда. Скоро нам здесь тесно станет.

— Почему? — спросила Валя.

— Да ты же сейчас вырастешь! — крикнул Карик и прикусил язык.

Голова его стукнулась о потолок.

Раздался громкий треск, и ящик развалился.

Яркий дневной свет ослепил Карика. Он протер глаза и увидел перед собой Валю. Она ничуть не изменилась. Зато все вокруг стало совсем другим: лес превратился в траву, толстая, как фабричная труба, мачта сделалась тоненьким шестом, комары опять стали комарами.

— Как хорошо, — сказала Валя, — подумай только — комара не надо бояться… Вот сейчас хлопну ладонью — его и нет.

— Погоди, — перебил ее Карик озабоченно, — где коробка с порошком?

Они посмотрели себе под ноги, где валялись обломки фанерного ящика.

Среди этих обломков они нашли крошечный пергаментный листок и картонное дно коробочки. Ветер разносил по траве легкую белую пыль.

— Это же наш увеличительный порошок! — крикнул Карик и бросился ловить пыль.

Но было уже поздно.

— Что же теперь будет? — испуганно сказала Валя. — Значит, Иван Гермогенович останется навсегда маленьким? А может быть — мы его уже раздавили?

— А ты не суетись! — прикрикнул на нее Карик. — Чего доброго, и в самом деле раздавишь.

Валя застыла на месте, а Карик, присев на корточки, принялся прочесывать пальцами, точно граблями, траву.

Но все было напрасно.

Тогда Карик нашел среди обломков ящика маленькую, гладкую дощечку, смахнул с нее соринки и положил на ровное место. Потом сказал негромко, но внятно:

— Иван Гермогенович. Выходите на эту площадку. Не бойтесь, мы не пошевельнемся.

Прошло несколько минут.

Ребята сидели неподвижно на корточках и, склонив головы, смотрели на дощечку.

И вдруг на желтой фанере появилась какая-то мошка.

— Постой! — прошептал Карик, сдерживая дыхание.

Он еще ниже наклонился над дощечкой, прищурил один глаз и стал пристально рассматривать крошечное существо, которое бегало взад и вперед вдоль края дощечки.

— Он! — сказал Карик, прикрывая ладонью рот.

— Да, он! — прошептала Валя. — Видишь, ручками шевелит… Неужели и мы такими были?

— Еще меньше, — ответил Карик, — не разговаривай. Молчи, сиди.

Валя даже перестала дышать.

И вдруг в тишине они услышали тоненький-тоненький писк — слабее комариного.

— Говорит что-то, — прошептал Карик, — а что говорит — не понять.

Между тем профессор соскочил с дощечки на землю и пропал в траве.

Через минуту он появился снова, таща за собой темную бабочку.

Бабочка отбивалась, махала крыльями, валила профессора с ног.

— Поможем ему, — сказала Валя.

Профессор, барахтаясь у края фанеры, что-то пищал.

— Подожди, — остановил Карик сестру, — он опять что-то говорит.

Но Валя уже схватила бабочку и с размаху отбросила ее прочь, потом подняла дощечку с профессором к самым глазам.

— Он, кажется, чем-то недоволен, — сказала Валя.

Профессор, поднимая руки к небу, бегал по дощечке и пищал.

— Что с вами, Иван Гермогенович?

— Да ты не кричи, — шопотом сказал Карик, — ты оглушишь его. Он, ведь, маленький. Дай-ка мне его сюда.

Карик осторожно стряхнул профессора с дощечки к себе на ладонь и поднес его к уху.

— Экофора! — услышал он слабый голосок профессора. — Единственная экофора! Такой экземпляр! Такой экземпляр!

— Про экофору какую-то говорит, — шепнул Карик Вале.

— Это, наверное, порошок так называется, — сказала Валя шопотом, — а порошка-то у нас нет… Скажи ему это…

Карик посмотрел на ладонь и сказал медленно и раздельно:

— Иван Гермогенович, что делать? Ветер унес весь порошок… Мы не виноваты…

И он опять поднес ладонь к уху.

— Это ничего, — пропищал чуть слышный голосок, — у меня в лаборатории есть еще целый грамм такого порошка. Несите меня домой. Только сначала отыщите в траве экофору.

— А что такое экофора? — спросил Карик.

— Экофора, — пропищал профессор, — это бабочка из семейства молей. Водится только на юге. Пожирает косточки или зерна плодов масличных деревьев. В наших местах такие бабочки чрезвычайно редки, а Валя у меня ее отняла. Пусть непременно найдет.

— Ну, Валька, — сказал Карик, — ищи экофору. Сама выбросила эту редкость, сама и найди.

Валя наклонилась, пошарила в траве и подняла за крылышко маленькую полумертвую бабочку.

— Эта? — спросил Карик, показывая профессору бабочку.

— Эта, эта! — обрадовался профессор. — Захватите ее домой, только не помните, пожалуйста.

— А в какую сторону нам домой итти? — спросил Карик.

— Сперва идите к пруду, а за прудом вы увидите дорогу в город.

Карик сорвал лист подорожника, свернул фунтиком и осторожно посадил в него Ивана Гермогеновича.

— Ну, а теперь бежим домой, — сказал он Вале, — только не потеряй экофору.

— Постой, — сказала Валя, — как же мы пойдем по городу голые?

— Ничего. Добежим.

— Нет, нет, — сказала Валя, — надо одеться. Так я не пойду.

Валя подняла с земли скомканную рубашку профессора и накинула ее на себя.

Карик взглянул на нее и захохотал.

— Ну и чучело. Посмотри, на кого ты похожа.

Рубашка профессора доходила Вале до самых пяток. Рукава свисали до колен. Но все-таки это была одежда.

Валя засучила рукава и подобрала рубашку, точно шлейф.

— А ты как? — спросила она у Карика. — Надень и ты что-нибудь.

Карику пришлось влезть в брюки Ивана Гермогеновича. Он натянул их до самого горла.

Утопая в штанах, Карик сделал несколько шагов, но споткнулся и упал. Хорошо, что он успел во-время поднять руку, в которой держал профессора, а то бы, наверное, потерял или раздавил Ивана Гермогеновича.

— А ты подверни брюки, — посоветовала Валя, помогая брату подняться и справиться со штанами.

Карик так и сделал.

Ребята вышли на дорогу.

* * *

Был уже вечер, когда Карик и Валя вошли в темные улицы города.

В окнах домов светились желтые огоньки.

Улицы были пустынны.

Где-то далеко впереди кричали ребята. Должно быть, играли в лапту или в футбол.

Карик увидел вдали деревья сада «Второй пятилетки».

— Ну, вот, мы скоро и дома! — весело сказал он.

Но лишь только ребята прошли несколько шагов, как из-под ворот какого-то дома выскочила лохматая собачонка с оборванным ухом. Задыхаясь от лая, она набросилась на Карика и Валю, норовя схватить их за пятки.

Карик запустил в нее камнем, и ребята побежали.

Собачонка отстала.

Карик бежал, поддерживая одной рукой сползающие штаны и высоко поднимая над головой другую руку, в которой был зажат лист подорожника с профессором.

Валя еле поспевала за Кариком.

И вдруг перед ними выросла целая толпа мальчишек.

Карик и Валя остановились.

Мальчишки тоже.

— Ну-ка, пропустите нас! — нахмурился Карик.

— А вы откуда?

— А вам не все равно?

— Ясно — не все равно, У нас тут на огороде два чучела пропало — одно в рубахе, другое в штанах.

— Ну так что?

— А то!

Мальчишки засмеялись.

— Эй, ребята, — крикнул один из них, — тащи их на огород, пускай ворон пугают!

— А ну, суньтесь!

Карик поднял руку с профессором высоко над головой, вытаращил глаза, и страшным голосом закричал:

— Микро-гасте-е-ер не-мо-о-р-р-у-у-м!

Ребята шарахнулись.

— Сумасшедшие! — испуганно сказал кто-то в толпе.

Карик затопал ногами и закричал еще громче:

— Ка-р-р-рабу-ус… Корр-ри-кса. Тр-риун-гу-ли-на.

Налетая друг на друга, мальчишки кинулись врассыпную.

Улица опустела.

В темноте замелькали белые пятна рубашек, справа и слева захлопали калитки.

— А все-таки биология нам пригодилась, — сказал Карик, отдуваясь, — только давай бежим скорее, чтобы больше никого не встретить… Должно быть, мы и в самом деле на чучел похожи.

Карик и Валя помчались так, что в ушах у них засвистел ветер.

Дома, переулки, улицы, углы, сады — все это мелькало мимо, точно в кино.

Но вот и знакомые зеленые ворота.

Ребята с разбегу влетели во двор и остановились, тяжело переводя дыхание.

Во дворе было пусто.

Ребята подняли головы.

Они увидели во втором этаже освещенное окно и за окном, у стола — маму.

Перегоняя друг друга, Карик и Валя взбежали по лестнице на площадку и забарабанили что есть силы в дверь.

Когда мама увидела их на пороге, она заплакала и бросилась обнимать Карика и Валю.

— Не трогай! Подожди! — кричала Валя, вырываясь. — Ты раздавишь Ивана Гермогеновича.

— Валечка, что с тобой? — сказала мама и заплакала еще сильней.

— Постой, мама, не плачь, — сказал Карик серьезно, — дай нам лучше маленькую чистую рюмочку.

— Рюмочку?

— Ну да, — кивнул головой Карик, — мы посадим в рюмочку профессора, а потом…

— Ай-ай-ай! Оба помешались! — всплеснула руками мама и уже хотела было бежать к телефону вызывать доктора, но через каких-нибудь пять минут все объяснилось.

Мама успокоилась, приготовила ужин, а ребята отнесли профессора в лабораторию.

* * *

На другой день профессор, как ни в чем не бывало, сидел за столом у себя в кабинете.

Десять корреспондентов снимали Ивана Гермогеновича и записывали в блокноты его похождения.

Вскоре в одном журнале была напечатана обо всем этом большая статья с портретом Ивана Гермогеновича Енотова.

Кто-то пустил слух, будто профессор Енотов научился превращать слона в муху, а потом это перепутали и стали говорить: «Он делает из мухи слона».

Впрочем, может быть, есть и такой профессор, который делает из мухи слона, но про него я ничего не знаю и говорить не буду, потому что я не люблю писать о том, чего я никогда не видел собственными глазами.