Крестный отец

Как литератор Андрей Некрасов ученик замечательного советского писателя Бориса Степановича Житкова, мастера на все руки, а уж море знавшего как свои пять пальцев. Однажды, уже за полночь, учитель и ученик бились над особенно трудной главой какой-то важной книги, которую они писали вместе. Головы обоих соавторов устали, и они решили немного отвлечься. Тут Некрасов и рассказал Борису Степановичу несколько историй, сочиненных Вронским.

Житков слушал эти рассказы с улыбкой. Потом вдруг посерьезнел.

— Послушайте, Некрасюк, — сказал он, — а не написать ли вам небольшую повестушку о капитане, который рассказывает о своем кругосветном плаванье и к былям небылиц без счету прибавляет?

«Слово Житкова было для меня законом, — вспоминает Некрасов. — Я задумался… и в эту минуту родился капитан дальнего плавания Христофор Бонифатьевич Врунгель…»

Впрочем, нет: имени у капитана пока еще не было. Его надо было придумать. Фамилия Вронского натолкнула автора на мысль, что имя героя должно перекликаться со словом «врать». Тут же вспомнился барон Мюнхаузен, за ним — барон Врангель (не тот, что в 20-м году напал на Советскую Россию, а другой — русский моряк, чье имя получил остров в Северном Ледовитом океане). И вот наконец появился нужный вариант — капитан Врунгель.

Вовремя вспомнился и приятель Вронского Манн. С немецкого его фамилия переводится как «человек», а по-французски это слово звучит как «лом». Вот и разгадка имени старшего помощника Врунгеля. Ну, а прототипом Фукса стал… Фукс — участник перегона советской китобойной флотилии из Ленинграда во Владивосток. Матрос этот то и дело попадал в разные смешные истории.

Последние штрихи в облик Врунгеля и других героев повести внес художник Константин Ротов, с блеском оформивший сначала журнальное (повесть печаталась в «Пионере»), а потом и первое книжное се издание.

Рассказов Вронского, понятно, не хватило на книгу, пришлось дополнить их разными байками и анекдотами из морской жизни, какие рассказывают друг другу матросы в свободное от вахты время.

Но ведь и Вронский, надо думать, рассказывал не собственные истории, хотя бы и воображаемые. Он создавал их, по всей видимости, из тех же матросских баек и небылиц, то есть фактически из морского фольклора: разные курьезные случаи, возникавшие в море, запоминались, при новых и новых рассказываниях отбирались и обрабатывались — словом, над ними шла та же работа, что и над всякими фольклорными текстами: сказками, былинами, песнями…

Думается, что фольклорная основа повести и придает ей устойчивость в океане времени. Она же в значительной мере определяет ее успех у юного читателя.