Эдвард Морган Форстер

Эдвард Морган Форстер

Эдвард Морган Форстер родился в 1879 г. в Лондоне, в семье архитектора. Он учился в одной из привилегированных школ, где имел возможность на личном опыте убедиться в губительном воздействии снобизма на ребенка. Безрадостные воспоминания о пребывании в Тон-бридж-скул, очевидно, и привели Форстера к весьма горькому выводу о том, что в стенах привилегированных учебных заведений Англии вырастают люди с «недоразвитыми сердцами». Эти слова о «недоразвитом сердце» англичанина из обеспеченной семьи приобретают для Форстера особый смысл. В системе морально-этических проблем его романов вопрос о «скованности» и «слепоте» человеческого сердца занимает одно из центральных мест. И вместе с тем процесс высвобождения потенциальных возможностей личности из сковывающих ее пут предрассудков и условностей всегда привлекает внимание писателя.

В 1897 г. Форстер поступил в Кембридж, где специализировался в области классических языков и истории. Его наставником, а впоследствии и ближайшим другом становится Голдсворси Дикинсон — член совета Кингс-колледжа Кембриджа. Знаток античной культуры, он вовлек в сферу своих интересов и Форстера. Он приобщил его к изучению философии, в области которой самого Дикинсона увлекали труды неоплатоников и учения мистиков. Дикинсон был одним из основателей «Индепендант Ревью» — печатного органа левого крыла либеральной партии. Здесь Форстер публиковал свои ранние рассказы.

К годам пребывания в Кембридже относится начало и ряда других дружеских связей Форстера. В стенах этого старейшего и привилегированного университета учились многие из «блумсберийцев». Кембридж сблизил их. Здесь берут начало дискуссии, которые будут продолжены в 900-х годах на вечерах группы «Блумсбери». Одним из членов ее, вскоре после выхода из университета, становится и Эдвард Морган Форстер. Форстер увлекается философией Джорджа Е. Мура, зачитывается его книгой «Principia Ethica». Одной из основных тем творчества Форстера становится тема поисков путей к совершенным человеческим взаимоотношениям.

За свою жизнь Форстер побывал в Греции и Германии, довольно долго жил в Италии, дважды совершил поездку в Индию, выступал с лекциями о литературе в США. В годы первой мировой войны Форстер служил в Александрии добровольцем Красного Креста. После войны он вернулся в Лондон. Выступал со статьями и рецензиями, некоторое время был литературным редактором в лейбористской «Дейли Геральд». В течение многих лет Форстер жил в местечке Эбингер, в Сюррее. В 1927 г. Кингс-колледж Кембриджского университета избрал Форстера своим почетным членом. В 1937 г. он был награжден медалью королевского литературного общества. Последние годы (с 1946 г.) в качестве почетного члена Кингс-колледжа Форстер живет в Кембридже.

***

Эдвард Морган Форстер по праву считается одним из выдающихся романистов современной Англии.

За плечами писателя большая жизнь, значительный вклад в литературу, истинная ценность и непреходящая оригинальность которого все еще не определены критикой с достаточной полнотой, хотя работы о творчестве Форстера появляются и в Англии и в США систематически. С годами интерес к нему возрастает. Все большую известность завоевывают произведения, созданные им в годы молодости. Они принесли ему литературное признание. После второй мировой войны Форстера стали называть классиком английской литературы.

В довоенные годы (1902–1914) были созданы все рассказы и четыре романа Форстера.

Его первый рассказ был написан в 1902 г. За ним последовал еще ряд рассказов, вошедших в сборники «Небесный омнибус» (1911) и «Вечное мгновение», опубликованный много позднее — в 1928 г., — первый роман Форстера — «Куда боятся ступить ангелы» (появился в 1905 г. Затем один за другим были опубликованы еще три романа «Самое длинное путешествие» (1907), «Комната с видом» (1908) и «Хауардс-Энд» (1910).

К послевоенному периоду творчества относится создание лишь одного романа «Поездка в Индию» (1924).

После опубликования «Поездки в Индию» Форстер не выступил ни с одним новым художественным произведением. Он писал статьи, читал лекции. В 1927 г. вышла его книга литературно-теоретического характера «Аспекты романа». В последующие годы Форстер опубликовал два сборника — «Эбингерская жатва» (1938) и «Да здравствует демократия» (1951), куда вошли его статьи по вопросам литературы, путевые очерки и выступления по радио, с которыми в годы второй мировой войны писатель обращался к своим соотечественникам. В 1934 г. Форстер опубликовал биографию Дикинсона, в 1942 г. он написал работу о Вирджинии Вульф. Вместе с Эриком Крозьером Форстер создал либретто к опере Бенджамина Бриттена «Билли Бад», работал над сценарием к фильму «Дневник для Тимоти» и над пьесой «Англия — приятная страна» (1940).

Своеобразие первого периода творчества Форстера в значительной мере было предопределено воздействием на него эстетических принципов группы «Блумсбери», хотя сам Форстер и возражал критикам, называвшим его «блумсберийцем», и творчество его было «чуждо эстетству «Блумсбери»[78].

Творчество Форстера много шире тех требований, которые предъявляла искусству эстетика блумсберийцев, оно развивалось в русле критического реализма. И все же влияние «Блумсбери» имело место, хотя в послевоенные годы Форстер порывает с этой литературной группой.

Начиная с первых шагов в литературе, Форстер последовательно отстаивает мысль о враждебности мира буржуазного практицизма истинной человечности. В его рассказах и романах отчетливо противопоставляются две категории людей — те, которые живут по законам и в соответствии с нормами буржуазной морали, и те, поступки которых определяются влечением сердца, искренним стремлением помочь людям, полным пренебрежением к выгоде, — именно им принадлежат симпатии Форстера.

Традиционную для английской литературы тему противопоставления мнимых ценностей буржуазной цивилизации истинной человечности Форстер разрешает в своеобразной манере. Уже в его ранних рассказах («История паники», «Небесный омнибус», «Координация», «По ту сторону изгороди» и др.) появляются исполненные тонкой иронии реалистически четкие в своем строгом рисунке картины из жизни английских буржуа, соединенные усложненной аллегорией и элементами фантастики. Реалии быта, портретные характеристики едва намечены; развернутые описания отступают; все несколько остранено и необычно; в жизнь людей вторгается необъяснимое. И лишь природа живет полной жизнью, со злобным коварством обрушиваясь на тех, кому не дано понять ее красоту и величие, и расточая свои богатства перед теми, кто наделен бесценным умением понимать, слушать и чувствовать. Естественная простота и причудливая фантастика — эти два начала не сосуществуют, они проникают одно в другое, образуя своеобразное целое.

Местом действия двух ранних романов Форстера — «Куда боятся ступить ангелы» и «Комната с видом» — становится Италия. На фоне ее прекрасной природы, в столкновении с яркими и сильными чувствами людей, неподвластных рутине буржуазных предрассудков, особенно отчетливо проявляется ограниченность и внутреннее убожество людей с «недоразвитым», «невоспитанным» сердцем. Оба эти романа могут быть названы «сценами частной жизни» и своего рода «комедиями нравов».

Лилия Хэрритон, героиня романа «Куда боятся ступить ангелы», молодая, недавно овдовевшая женщина уезжает в Италию. На лондонском вокзале ее провожают родственники — весь клан Хэрритонов, возглавляемый матерью умершего мужа Лилии. Миссис Хэрритон опасается за свою невестку, и у нее есть для этого основания. Лилия легкомысленна, не по летам доверчива. В качестве ее компаньонки и наперсницы с Лилией едет мисс Эббот. В доме Хэрритонов остается дочь Лилии Ирма. Вскоре становится известно, что Лилия выходит замуж за итальянца. Для того чтобы предотвратить это событие, миссис Хэрритон посылает в Италию для переговоров с Лилией своего сына Филиппа. Однако он прибывает к месту событий слишком поздно. Лилия уже стала женой Джино. Этот брак англичанки из респектабельной буржуазной семьи и безродного итальянца воспринимается Хэрритонами не только как нежелательная неожиданность, но как скандал, избежать последствий которого они стараются всеми силами. Поступок Лилии не приносит ей счастья. Джино моложе ее, он слишком любит радости жизни, не желает считаться с привычками Лилии, бесцеремонно живет на ее счет. Через некоторое время Лилия умирает от родов. Остается ребенок, воспитанием его занимается Джино. Миссис Хэрритон, не желая примириться с тем, что ребенок, рожденный англичанкой, не сможет получить английского воспитания, вновь отправляет Филиппа и свою дочь Гарриэт в Италию. Они должны забрать ребенка у Джино. Их миссия завершается трагедией. Гарриэт выкрадывает ребенка у Джино, но с экипажем, в котором она спешит к вокзалу, случается авария. Ребенок погибает.

В первом романе Форстера недостаточно глубоко мотивированы поступки героев. Это скорее роман ситуаций, но не характеров. Однако и система образов романа, и происходящие с героями события типично форстеровские. Он выводит своих героев за пределы привычной им обстановки и ставит их перед необходимостью решать неожиданные для них вопросы.

Как несовместимые величины противостоят друг другу заселенное зажиточными семьями буржуа лондонское предместье Состон и залитый солнечным светом итальянский городок Монтериано, где происходит основное действие романа.

Здесь, в Монтериано, Лилия впервые почувствовала себя счастливой: рядом с ней не было никого из Хэрритонов, которые в течение стольких лет подавляли ее волю и убивали желания. Вполне понятно, что вырвавшись из Состона, Лилия дала волю своим чувствам. А так как сила ее эмоций преобладала над скромными возможностями ее разума, то единственное, на что она оставалась способной, был слишком поспешно заключенный брак с Джино. Потребность реализовать столь долго сдерживаемую жажду самостоятельности оказалась так сильна, а непосредственность проявления чувств влюбленного в нее итальянца так покоряюща, что размышлять о чем бы то ни было Лилия просто не могла. Все отступило на второй план перед чарами Италии. Однако обретенное счастье оказалось недолговечным и наступил момент, когда Лилия затосковала по Состону. Лилия продолжает оставаться жертвой Состона, пленницей предрассудков, которые культивировались в доме миссис Хэрритон. Ведь не случайно она обращается с Джино так же, как в доме ее мужа обращались с нею самой: он беден и потому не смеет возражать своей благодетельнице; он молод и хорош собой и потому он глуп; он влюблен и потому она может позволить себе с ним все, что угодно. Лилия не скрывает своего превосходства над Джино. Слишком долго она оставалась в Состоне, поработившем ее личность и не давшем возможности развития ее разуму. Эмоции Лилии слепы. Она способна на мгновенную вспышку чувств, но она не способна разобраться в Джино.

Это выделяет ее из среды безликих обитателей Состона и сближает с пылким и непосредственным в проявлении своих чувств Джино. Однако только этого для обретения подлинной свободы еще недостаточно. Разобраться в окружающем и отдать отчет в происходящем Лилия не в состоянии. Будучи пассивной жертвой обстоятельств, Лилия погибает.

Форстер, в отличие от модернистов, не отрицал рациональные начала жизни и верил в возможности разума.

Нельзя не почувствовать, что рационализм Форстера проявился и в композиции его романов, построенных, как правило, просто и четко, и в системе образов его героев, среди которых отчетливо различаются две категории людей: носители и жертвы предрассудков и условностей, с одной стороны, и люди, сохраняющие подлинную человечность, гуманность и понимание окружающего, — с другой. И в данном случае Форстер опять-таки был очень далек от модернистов, нарушавших основные композиционные принципы традиционных повествовательных жанров и вполне сознательно стремившихся к смешению временных и пространственных представлений, Форстер избегает подобных крайностей, выступая продолжателем лучших реалистических традиций литературы прошлого. Никогда не отказывается он и от вполне определенного морального критерия в подходе к описываемым им явлениям и поступкам, оставаясь чуждым релятивизму модернистов и избегая вместе с тем морализирования, свойственного английским критическим реалистам XIX века.

В разрешении основных конфликтов важную роль в романах Форстера играет и столкновение характеров героев и развитие интриги, действия.

Судьба Лилии символически выражает мысли Форстера об обреченности людей с «неразвитым» и «невоспитанным» сердцем. Никакого иного выхода, кроме физической гибели, писатель пока еще не видит. Символична и трагическая гибель ребенка Лилии. Попав во власть вы-кравшей его Гарриет Хэрритон, — этой достойной во всех отношениях дочери миссис Хэрритон, — несчастный младенец уже был обречен, ибо трудно было найти более неподходящего, чем Гарриет, человека, чтобы опекать его. Гарриет лишена сердца, чувств и рассудка. Ее готовность во что бы то ни стало исполнить наказ миссис Хэрритон, ее слепое стремление выполнить до конца превратно понимаемый ею долг по отношению к своему семейству доходит до фанатизма. Форстер беспощаден к Гарриет, воплотившей в себе все то, что так ненавистно ему в Состоне: снобизм и лицемерие, слепоту сердца и атрофию чувств, жестокость, прикрывающуюся громкой фразой о фамильной чести и долге, кастовую замкнутость.

Миру Хэрритонов, воплощенному в образе Гарриет, противостоит Джино. При столкновении с Хэрритонами этот необузданный в своих страстях «нецивилизованный» итальянец одерживает неоспоримую моральную победу. Он обладает такими свойствами человеческой натуры, как способность чувствовать жизнь, отзывчивость и доброта. Благодаря общению с ним сын миссис Хэрритон и молодая англичанка Каролина Эббот пересматривают свое отношение к жизни и ее ценностям.

Однако свой положительный идеал Форстер отнюдь не связывает с образом Джино, и он далек от какой бы то ни было его идеализации. Причиной внутреннего перерождения Филиппа Хэрритона и Каролины Эббот стал не столько сам Джино с его необузданным темпераментом и неразвитым умом, сколько те новые сферы жизни, которые благодаря общению с ним приоткрылись перед этими двумя англичанами. И в данном случае мы опять-таки убеждаемся в том, сколь важное значение имеют для Форстера морально-этические проблемы, определяющие характер взаимоотношений между людьми.

В данном случае Форстер вновь обращается к теме, которую он ставит во многих своих рассказах и к которой он неизменно будет обращаться во всех последующих романах — к теме прозрения, помогающего человеку понять смысл и истинную ценность бытия. Однако в романе в разрешении ее Форстер идет дальше, чем в своих рассказах (например, «Вечное мгновение»). Герои рассказов Форстера постигали красоту жизни внезапно и интуитивно в результате мгновенно озарявшего их прозрения; дремавшая в них сила чувств и эмоций пробуждалась при общении с природой, с неведомыми прежде сторонами бытия. Инстинктивные начала опережали разум, и именно с этим связано то обстоятельство, что героями многих рассказов Форстера являются дети («Небесный омнибус», «Координация» и др.), мир чувств которых широко открыт для восприятия окружающего, но чье сознание еще недостаточно развито. Проявившийся в творчестве раннего Форстера интерес к интуитивному мировосприятию, к эмоциональным началам человеческой личности весьма показателен. Глубокий интерес к внутреннему миру человека— одна из форм реакции на антигуманистическую сущность буржуазной цивилизации. В английской литературе XX века основы психологической новеллы и психологического романа были заложены уже в раннем творчестве Форстера. Оно во многом предопределило и появление романов Дэвида Лоуренса, в которых с такой силой проявилось присущее этому писателю стремление высвободить скованные лицемерной моралью викторианской Англии эмоции, чувства и страсти человеческой личности. Лоуренса и Форстера сближает общность основной темы их творчества — пути достижения взаимопонимания и нормальных естественных отношений между людьми. Однако к разрешению ее Форстер подходит с иных, чем Лоуренс, позиций. Английский литературовед А. Коллинз отмечает, что Форстер аппелирует к интеллекту, культуре, к пробуждению сердца, а Лоуренс поглощен темой страсти, темой секса, которая чужда Форстеру. «И все же Форстер и Лоуренс имеют много общего. В их творчестве крушение предвоенного мира становится очевидным. Они были предвестниками, творцами и символами процесса морального распада, который в 1920-х годах усилился в английской жизни и литературе»[79]. В отличие от Лоуренса, Форстер твердо верил в силы и возможности человеческого разума, справедливо полагая, что без его определяющей роли достижение гармоничных взаимоотношений между людьми неосуществимо.

В романе «Куда боятся ступить ангелы» мы не найдем широкой панорамы итальянской действительности или изображения социальных контрастов жизни; не найдем потому, что для прозрения героев Форстера не это имеет первостепенное значение. И отнюдь не знакомством с какими-то неведомыми им прежде аспектами социальной жизни обосновывает Форстер изменение их взглядов. Для пробуждения сознания, способности воспринимать красоту жизни и человеческих отношений определяющую роль играют скрытые от героев Форстера эмоциональные сферы жизни. Они были недоступны им прежде, закрыты от них системой воспитания, той «прирожденной» неприязнью «истинного англичанина» к проявлению своих эмоций, о которой так любят говорить и которая стала законом, определяющим поведение всякого «респектабельного» человека. Форстер ведет своих героев к пониманию никчемности подобных предрассудков, он учит их быть людьми и помогает раскрепощению сердца каждого из них, «неразвитого сердца» англичанина из обеспеченной семьи, того самого англичанина, о типичных чертах которого Форстер с горьким юмором писал в своей великолепной статье 1920 г. — «Заметки об английском характере». — «… дело не в том, что англичанин не умеет чувствовать, дело в том, что он боится чувствовать… Он не смеет выражать сильную радость или печаль, или даже слишком широко раскрыть при разговоре рот — если он сделает это, может выпасть трубка. Он должен сдерживать в себе свои эмоции и допускать их проявление только в самых исключительных случаях»[80]. Форстер сравнивает английский характер с морем, ибо он изменчив, а эмоции англичан — с рыбами, которые и рады были бы всплыть на поверхность, да не знают, как это сделать.

Форстер стремился помочь своим соотечественникам высвободить погребенные в недрах их душ богатства эмоций. Возможно ли это? Ни о какой положительной программе в данном случае говорить не приходится. Форстер далек от нее. Однако в плане историко-литературном роман «Куда боятся ступить ангелы» и все последующие произведения Форстера первого периода сыграли вполне определенную роль. В них отразился характерный для романистов XX века интерес к внутреннему миру человека, его эмоциональной жизни. Появившийся в самом начале века роман «Куда боятся ступить ангелы» был одним из первых шагов в этом направлении. В дальнейшем Форстер продолжает свои поиски.

Роман «Комната с видом» был задуман и начат раньше, чем «Куда боятся ступить ангелы», но завершен тремя годами позднее. В этих произведениях много общего. Но психологический рисунок характеров в «Комнате с видом» тоньше, поступки героев мотивированы более убедительно.

Молодая девушка Люси Ханичерч в сопровождении своей кузины мисс Бартлет совершает первое путешествие по Италии. В одном из отелей Флоренции они встречают группу англичан. Среди них — отец и сын Эмерсоны. Их разговоры и манера обращения с людьми не похожи на то «добропорядочное» лицемерие, к которому так привыкла Люси в кругу своей семьи. Мистер Эмерсон-старший, человек либеральных взглядов, во всеуслышание говорит о том, что он думает, не скрывая своих мыслей и мнений. Он прям в суждениях, и не только его слова, но и поступки лишены общепринятых в «хорошем обществе» условностей. В системе образов романа мистеру Эмерсону принадлежит основная роль — это он помогает Люси Ханичерч разобраться в жизни и людях, в его уста вкладывает Форстер свои суждения об истинных ценностях жизни. Первая встреча Люси и Эмерсонов происходит при таких обстоятельствах: к моменту приезда молодых девушек во Флоренцию все лучшие комнаты в отеле оказываются уже занятыми. Люси и мисс Барт-лет вынуждены поселиться в комнатах, выходящих окнами во двор, а они мечтали о «комнате с видом», откуда они могли бы любоваться панорамой города. Узнав об этом, мистер Эмерсон предлагает им занять те комнаты, в которых он живет со своим сыном, а сам он готов перебраться в помещение, предназначенное для Люси и мисс Бартлет. Благовоспитанные англичанки на первых порах несколько шокированы этим неожиданным для них предложением. Они не знают, как отнестись к нему. Следует ли его расценить только как любезность, или за ним кроется нечто большее? Не будет ли это переселение в комнаты, занимаемые мужчинами, расценено как нарушение этикета? И все же мисс Бартлет отваживается принять предложение Эмерсона. Искушение иметь лучшие комнаты велико. Зазвучавший в самом начале мотив «комнаты с видом» получает в дальнейшем свое развитие, становясь основным в романе. Комната с видом, окно, широко распахнутое в жизнь, — это именно то, что так нужно Люси Ханичерч, а мистер Эмерсон оказывается тем человеком, который помогает ей выбраться из паутины предрассудков, разобраться в своих чувствах, сделать правильный жизненный выбор. Благодаря его влиянию она незаметно для себя начинает идти по жизни без помощи путеводителя, которым снабдили ее дома перед отъездом в Италию (тонко и беспощадно зло высмеивает Форстер этот неизменный «Бедекер», находящийся в ру-ках каждого путешествующего англичанина и отгораживающий его от подлинной жизни с ее реальными, а не музейными ценностями). Вот, совсем неожиданно, Люси встречает мистера Эмерсона в церкви Санта Кроче: «Я люблю Джотто, — говорит она, рассматривая фрески… Хотя вещи, подобные младенцам Делла Робина, мне нравятся больше». — «Так и должно быть, — отвечает мистер Эмерсон. — Младенец стоит дюжины святых». Он советует Люси сделать все возможное, чтобы избежать той путаницы взглядов и представлений, жертвой которой она так легко может стать под влиянием постоянной опеки мисс Бартлет и своих домашних. Прямолинейность суждений Эмерсона не только откровенно пугает мисс Бартлет, но и наводит ее на мысль о том, не социалист ли он. Однако священник Биб успокаивает ее, поясняя: «Заслуга его, если это можно считать таковой, заключается в умении говорить прямо то, что он думает. А это так трудно, по крайней мере, я нахожу это трудным, — понимать людей, которые говорят правду». И тот же мистер Биб говорит об Эмерсоне — старшем: «Нет, он не тактичен, и все же — вы замечали когда-нибудь, что есть люди, которые совершают поступки очень бестактные и в то же время — прекрасные?» «Прекрасные? — спрашивает мисс Бартлет, озадаченная этим словом. — Разве красота и такт не одно и то же?» Этот разговор происходит в самом начале романа, а все то, что впоследствии случается с Люси Ханичерч, доказывает превратность ее и мисс Бартлет представлений об истинной красоте человеческих отношений.

Люси влюбляется в сына мистера Эмерсона — Джорджа. Сама она еще не отдает себе в этом отчет, но опекающая ее мисс Бартлет спешит увезти ее в Рим, где Люси встречается с молодым человеком «своего круга» Сесилем Вайзом. Из Италии место действия переносится в Сюррей, в дом Ханичерчей. И пройдет еще немало времени, прежде чем Люси разберется в характере своих чувств к обручившемуся с ней Сесилю Вайзу и вновь встретившемуся на ее пути Джорджу Эмерсону и произнесет слова, свидетельствующие о том, что пребывание в Италии и жизнь в «комнате с видом» не прошли для нее бесследно, а были поворотным моментом в ее судьбе; она поймет, что предстоящая ей жизнь с Вайзом будет подобна пребыванию в комнате, лишенной вида, с окнами, обращенными в колодец двора, это будет жизнь, лишенная главного — ощущения настоящего и перспективы. Последний разговор Люси и Вайза приобретает особый смысл: «Вы заметили, — говорит ей Сесил, — что ни разу со времени нашей помолвки вы не были со мной ни в поле, ни в лесу?… И я начинаю думать, что в комнате вы чувствуете себя со мной гораздо лучше». — «Знаете, вы правы. Так оно и есть… Когда я думаю о вас, то всегда представляю вас только в комнате». — «В гостиной?» — спрашивает Вайз. — «Без вида?» — «Да, без вида», — подтверждает Люси. Произнося эти слова, она делает решительный шаг в своей жизни и порывает с Вайзом. Поездка в Италию не прошла для нее бесследно. Она помогла ей разобраться в самой себе и избежать той путаницы в представлениях о жизни и людях, которая была ей свойственна прежде. «Италия наделила ее самым бесценным сокровищем, — замечает Форстер, — ее собственной душой».

Процесс прозрения Люси Ханичерч Форстер прослеживает очень внимательно.

Шаг за шагом ведет Форстер свою героиню к осознанию того, что, повторяя чужие слова и чужие мысли, быть «умной» очень легко, гораздо труднее найти свои собственные слова для выражения своих сокровенных мыслей. Форстер учит свою героиню видеть, чувствовать, понимать; он учит ее наблюдать, сопоставлять, делать выводы. Но еще многое придется ей пережить и передумать, прежде чем слова мисс Лэвиш: — «в Италию приезжают не ради ее красот, а ради самой жизни», — приобретут для нее вполне определенный смысл. Ее первые шаги по жизни робки и неуверенны. И Форстер не скрывает насмешливой улыбки, следя за вымуштрованной английской мисс, оказавшейся столь беспомощной на залитых солнцем улицах Флоренции. Писатель нигде не говорит об этом прямо, но он ясно дает почувствовать, что Люси Ханичерч слепа, глуха и, в сущности, почти невосприимчива к окружающему. Однако уже первая разлука с «Бедекером» оказалась для нее спасительной. Очарование Италии подчинило ее себе, и, оставшись без всяких наставников, предоставленная самой себе, она впервые почувствовала себя счастливой.

Одну из задач своего творчества Форстер и видел в том, чтобы помочь современникам в разрешении проблем нравственно-этического характера. Он придавал этому особое значение, видя в скованности чувств и неразвитости эмоций «среднего англичанина» одно из наиболее откровенных проявлений убожества современной ему цивилизации. Со стремлением писателя раскрепостить чувства человека, высвободить их из-под бремени предрассудков и условностей связано появление своеобразных «руссоистских» мотивов в его творчестве: культ природы, способствующий пробуждению лучших сторон человеческой натуры, усиленное внимание к проблемам воспитания, среди которых он придавал важнейшее значение гармоническому слиянию чувств и разума.

В «Комнате с видом», как и во многих своих рассказах, Форстер говорит о любви как о высшем и наиболее полном проявлении всех возможностей, заложенных в натуре человека. Это то «вечное мгновение», в котором реализуются все ценности человеческого бытия и благодаря которому перед человеком раскрываются скрытые от него прежде красота и величие жизни. Как и в других случаях, мысли Форстера наиболее полно реализуются в словах мистера Эмерсона-старшего. Он говорит о своем сыне: «Я научил его верить в любовь. Я говорил: «Когда приходит любовь, это и есть реальность». Я говорил: «Страсть не ослепляет. Нет. Страсть — это самое естественное, и женщина, которую ты любишь, единственное существо, которое тебе суждено действительно понять».

Толкование страсти не как ослепления, а как прозрения, составляет характерную особенность Форстера. Пребывание в Италии не прошло для Люси бесследно именно потому, что там она научилась видеть и понимать, там она «приобщилась к реальности».

— «Может быть она и могла бы забыть свою Италию, — замечает Форстер, — но теперь она замечала гораздо больше вещей в своей Англии». Многое из того, в чем она не успела отдать себе отчет в Италии, стало понятно и доступно ей после возвращения в Англию. На все она смотрит теперь совсем иными глазами: на свой дом, на семью, на людей; она смогла, наконец, разобраться и в самой себе и по достоинству оценить Сесиля Вайза и Джорджа Эмерсона.

Прав Д. Бир[81], отмечающий в своей монографии о Форстере, что Сесил Вайз и Джордж выступают в романе «Комната с видом» как антагонисты. Образы этих героев воплощают два прямо противоположных одно другому начала. Д. Бир определяет их таким образом: «жизнь и антижизнь». Сесил Вайз воплощает в себе начала «антижизни». Он хорошо знает искусство и очень плохо жизнь. В своих суждениях об окружающем он исходит не из своего жизненного опыта, — такого опыта у него нет, — а из тех представлений, которые сложились у него в процессе чтения книг и знакомства с произведениями искусства. Он и в Люси не видит живую женщину. Ее облик ассоциируется в его представлении с мадоннами с полотен Леонардо да Винчи, перед которыми он готов преклоняться, но вместе с тем его чувства к ней не имеют ничего общего с подлинной любовью, а страсть, горение которой Люси ощутила в поцелуе Джорджа Эмерсона еще во Флоренции, ему недоступна. Он слишком воспитан и рафинирован для этого. Наступает момент, когда и Люси и сам Сесил понимают это. «Может быть вы и понимаете красивые вещи, но не знаете, для чего они существуют, — говорит Люси, — вы погрузились в искусство, книги и музыку и хотите увлечь за собой и меня». Она противится этому вначале инстинктивно, а потом вполне сознательно и решительно.

Есть в «Комнате с видом» эпизоды, которые в общем контексте романа приобретают особое значение: ощущения Люси в момент, когда она впервые попадает в объятия Джорджа Эмерсона при странных и неожиданных обстоятельствах убийства одного из посетителей магазина во Флоренции; поцелуй Джорджа, память о котором Люси Ханичерч сохранит надолго и который помимо ее желания станет для нее своего рода ориентиром в ее последующих отношениях с Сесилом Вайзом; сцена купания и, наконец, эпизод, воспроизводящий с нарочитой детализацией обстоятельства и ощущения, сопровождающие первую и во всех отношениях неудачную попытку Вайза поцеловать Люси.

«Я никогда не целовал вас… Могу ли я поцеловать вас сейчас?

— Конечно, вы можете, Сесил. Вы могли и раньше. Я не могла отказать вам, вы это знаете.

В этот важный момент он не чувствовал ничего кроме нелепости положения. Ее ответ не соответствовал моменту. Она так деловито приподняла свою вуаль. Как только он приблизился к ней у него возникло желание отступить. А как только он коснулся ее, его золотое пенсне соскочило и шлепнулось между ними.

Таким же было и объятие. Он сразу же решил, что он потерпел поражение. Страсть должна быть уверенной в своей неотразимости. Она должна забыть о вежливости и предупредительности и всех других проклятиях рафинированной натуры».

Несостоятельность Вайза, лишенного непосредственности в восприятии окружающего, очевидна не только для Люси, но и для него самого. И не случайно неразвитость эмоциональных возможностей Вайза Форстер сравнивает с эпохой средневековья, а последнюю главу своего романа, в которой идет речь о счастливом союзе Люси и Джорджа, он называет «Конец средневековья» и пишет ее в необычно ярких и чистых тонах, свойственных полотнам художников Возрождения. Финал романа знаменует торжество светлых начал жизни. Человечность в ее простых и извечных формах проявления одерживает верх над предрассудками, лицемерием, косностью представлений и искусственной скованностью чувств. Распахнуто окно в широкий мир и начаты поиски гармонического. Пока еще только начаты, потому что герои романа «Комната с видом» стоят в самом начале своего жизненного пути.

Гораздо более долгий и сложный путь проходит герой романа Форстера — «Самое длинное путешествие»[82] — от дней юности до смерти. В этом романе, ставящем вопрос о назначении жизни и призвании человека и решительно осуждающем изжившие себя романтические иллюзии, рождающие превратные представления о реальной действительности, Форстер создает более развернутую этическую систему, продолжая вместе с тем основную линию своих предшествующих произведений. Не ограничиваясь семейно-бытовой темой, он расширяет рамки изображаемого и ставит в своем романе вопрос о судьбах предвоенного поколения молодежи Англии. Как и прежде герои его — представители средней буржуазии и интеллигенции, студенты, учителя, начинающий писатель. Его интересует жизненный путь каждого из них, то «самое длинное путешествие», которое совершают они по жизни, формирование их взглядов и становление характеров. Роман открывается спором о природе реальности, об объективном и субъективном подходе к явлениям, который ведет небольшая группа студентов-выпускников Кембриджа. «Они обсуждали вопрос о существовании предметов. Существуют ли они только тогда, когда кто-либо смотрит на них? Или же они существуют сами по себе. Все это очень интересно, но в то же время и трудно». Среди спорящих неутомимый искатель истины Энселл Стюарт и Рики Элиот. Последний не принимает участия в споре, но напряженно раздумывает над этими же вопросами. Рики кончает классическое отделение, но решение относительно своего будущего он еще не принял. Он не отличается выдающимися способностями, но он наделен большой силой воображения и фантазией; он великодушен и добр. В нем заложены возможности, которые в одинаковой степени могут породить и добро и зло. Однако тот путь, на который он встает в жизни, ведет к деградации его личности. Необычайно требовательный к поступкам людей, Форстер не прощает своим героям малейшего отступления от порядочности. Жизнь Рики неуклонно катится по наклонной плоскости. Форстер доказывает, что это происходит отнюдь не потому, что он совершил нечто недозволенное; достаточно было лишь однажды солгать, скрыть истину, чтобы утратить способность понимать и чувствовать истинную красоту жизни. Чувство реальности покинуло Рики, и он терпит одно поражение за другим. Неудачна его женитьба на Агнес Пемброк — девушке, проведшей свою молодость в лондонском предместье Состой — том самом, которое уже было описано Форстером в его первом романе «Куда боятся ступить ангелы» и наиболее отвратительные черты которого воплощала миссис Хэрритон. Корыстолюбие, ограниченность представлений и косность взглядов в неменьшей степени свойственны и Агнес. Это она убеждает Рики скрыть тот факт, что Стефен является его сводным братом. Агнес боится, что если об этом станет известно кому-либо, и в том числе самому Стефену, то она и Рики лишатся значительной доли предназначенного им наследства. Поддавшись ее уговорам, Рики отказывается от своего брата, хотя он и чувствует, что поступает против своих убеждений.

«Мне кажется, что время от времени мы встречаем в нашей жизни человека или сталкиваемся с событием, которое является символическим. Оно ничто само по себе и все же на какое-то мгновение оно становится своего рода определенным принципом. Принимая его, мы тем самым принимаем жизнь. Но если мы пугаемся и отвергаем его, это мгновение проходит; символ никогда не возникает вновь». Отказавшись от брата, Рики совершил свое первое предательство. Следствием этого становится то, что жизнь с ее реальными ценностями ускользает от него. Он не достигает успеха как писатель. Не может увлечь его и работа помощника учителя в школе Состона, возглавляемой братом Агнес, мистером Пемброком. Наконец, Рики принимает решение покинуть Агнес, школу, дом в Состоне. Вместе со Стефеном он уходит из тех мест, где столь бесплодно и тускло прошли многие годы его жизни.

Однако эта попытка ни к чему не ведет. Слишком много уступок уже было сделано, слишком тяжелым бременем стала та ложь, соучастником которой Рики стал под влиянием Агнес. Он погибает, становясь жертвой несчастного случая. Но, в сущности, гибель его произошла много раньше. Не найдя в себе сил противостоять рутине Состона, Рики Элиот стал ее вечным пленником.

Развитие действия в романе «Самое длинное путешествие» нарочито замедленно. Если в двух ранних романах Форстера сюжетной линии, развитию интриги уделялось значительное внимание, то, начиная с «Самого длинного путешествия», писатель придает этому меньшее значение. Его увлекает задача передать движение времени, поток жизни. Однако в отличие от импрессионистической манеры писателей типа Вирджинии Вульф, которые, отказываясь от принципа отбора, фиксируют бесконечное множество мельчайших деталей вне зависимости от степени их значительности, Форстер последовательно выделяет главные, определяющие моменты в судьбах своих героев. Принципиально важное значение приобретают моменты, связанные с решением встающих перед героями морально-этических проблем. Судьбу своих героев Форстер обычно самым непосредственным образом связывает с тем, каким образом каждый из них подходит к разрешению возникающих перед ними вопросов морального характера. Нельзя не заметить социальной ограниченности Форстера. Она очевидна и проявляется прежде всего в бросающейся в глаза расплывчатости его идеалов, в отсутствии определенной программы. В романе «Самое длинное путешествие» следствием этого явилось то, что образ Стефена — героя, с которым Форстер связывает свои представления о положительных и здоровых началах жизни — оказался слабым. Писатель пытается представить его человеком, постигшим смысл бытия и умудренным опытом жизни и в какой-то мере даже борцом против тех косных сил, которые подавили Рики Элиота. «Стефен был герой, — пишет о нем Форстер, — он был сам для себя законом. Он был достаточно велик, чтобы презирать нашу ничтожную мораль. Он познал любовь».

Однако эти слова остаются декларацией. Стефен не обладает той значительностью, которую пытается приписать ему Форстер. И он не только ничего не совершает в жизни, но и не занимается ничем определенным. Незаконнорожденный ребенок, исключенный подростком из школы и живущий на средства своей тетки миссис Филдинг, Стефен «вырос без определенных принципов». Он всегда следовал своим наклонностям. Но в нем развито непосредственно чувственное восприятие мира, дающее ему то ощущение «реальности бытия», которого лишены остальные герои. Стефен, выбитый силой обстоятельств из проторенной колеи, ведущей к деградации человеческой личности, сохраняет свою индивидуальность в мире обитателей Состона. В связи с этим особый смысл приобретает одна из символических сцен романа. Рики и Стефен, направляясь в дом миссис Филдинг в Кадовер, пускают в реку скомканный и подожженный лист бумаги. Пламя движется по реке, огонь не гаснет.

«Пламя стало сущностью, духом жизни, который Стефен, а не Рики, принесет в будущем. Но Рики помог Стефену спустить его в воду».

Туманность этого символа характерна для Форстера.

По мысли Форстера поиски «реальности бытия», которые вырастают в одну из центральных проблем романа, могут осуществляться в трех основных направлениях. Университетский приятель Рики Энселл Стюарт стремится обрести ее в науке, в книгах.

«Если ты спросишь меня, в чем состоит сущность жизни или с чем она связана, я не смогу ответить, я могу только посоветовать искать ее. Сам я нашел ее в книгах. Некоторые находят ее в природе или друг в друге. Это не имеет значения. Это та же сущность, и я верю, что познаю ее и использую правильно».

Реальным для Энселла становится сам процесс поисков истины, движение к ней. Очевидно с этим связан символизирующий постоянные искания Энселла Стюарта образ квадрата, заключающего в себе круг, в который в свою очередь вписан следующий квадрат с включенным в него кругом и т. д. до бесконечности. Это вечное движение к существующей, но бесконечно отдаленной цели и составляет смысл бытия молодого ученого. Книжному миру Энселла противостоит образ миссис Элиот — матери Рики, воплощающей полнокровные жизненные начала человеческого бытия. Форстер сравнивает ее с плодородной почвой, порождающей жизнь. Не случайно сопутствующим ей в романе образом, который символизирует заключенные в миссис Элиот безграничные возможности, становится образ Деметры, а ее сын Стефен, рожденный ею от незаконной связи, в созданной Форстером системе символов обозначен именем Ориона. Именно он в силу присущей ему человечности и постигает «реальность бытия». Стефен — это человек.

Что же касается Рики Элиота, то, совершая свое «самое длинное путешествие», он встает на неверный и бесплодный путь. Он не приближается, а уходит все дальше и дальше от «реальности бытия». Агнес опустошает его душу, ничего не давая ему взамен. В этой связи раскрывается смысл приведенных в романе строк из поэмы Шелли «Эпипсихидион».

Я не был никогда в числе рабов,

Я не был членом секты многолюдной,

Где каждый должен выбрать для себя

Подругу или друга доли скудной,

И жить вдвоем, любя и не любя.

Из долгой жизни сделать умиранье,

Других же, — пусть на них добра печать,—

Изгнать из узкой сферы обожанья,

И целый мир забвению придать,

И так итти избитыми путями

И каждый день пред тусклым очагом

Томиться с другом, скованным цепями,

Иль, может быть, с ревнивейшим врагом[83].

Стихи Шелли передают в концентрированной и обобщенной форме основной конфликт жизни центрального героя романа — Рики Элиота.

Первый период творчества Форстера завершается романом «Хауардс-Энд». В этом романе мастерство Форстера достигает своей зрелости. Лирическое начало органически сливается в нем с развитием темы большого общественного звучания. Рассказывая о жизни двух семей — Вилкоксов и Шлегелей, Форстер стремится заглянуть в будущее Англии и определить пути ее дальнейшего развития. Он выдвигает свою программу организации современного ему общества. Не затрагивая основ буржуазных порядков, Форстер видит наиболее верный путь их усовершенствования в установлении гармоничных контактов между миром дельцов (в романе — это семья Вилкоксов), осуществляющих практическую сторону преобразования жизни и живущих прозаическими, но необходимыми для страны интересами, и людьми, впитавшими в себя многовековые богатства культуры и воплощающими «душу нации», ее духовные ценности (семья Шлегелей).

Ограниченность этой программы очевидна. Обращает на себя внимание и тот факт, что искания Форстера в первый период творчества не завершились жизнеспособными выводами. Но если характер решения выдвигаемой Форстером проблемы не выдерживает критики, то интерес писателя к вопросам общественного характера знаменателен и свидетельствует о стремлении писателя расширить идейно-тематические границы своего творчества.

В «Хауардс-Энд» изображение частных судеб выливается в широкую картину жизни английского общества начала XX столетия. Своеобразие семейно-бытового романа Форстера заключается в его двуплановости — основному реалистическому плану повествования соответствует символический. Поместье Хауардс-Энд ассоциируется со всей Англией. Символический смысл приобретает и история взаимоотношений семейств Вилкоксов и Шлегелей и рассказ о жизни двух сестер — Маргарет и Элен. История их судеб— это рассказ о двух путях в жизни, о двух способах прожить жизнь. Трагично складывается судьба Элен; импульсивная, несдержанная в выражении чувств, она терпит в своей личной жизни одно поражение за другим. Внешне безрадостна и жизнь Маргарет. Став женой дельца Вилкокса, она вынуждена жить среди людей, для которых главное — собственность и обогащение. Для нее же смысл жизни — не в обладании, не в приобретательстве, а в служении людям. И если для Вилкокса поместье Хауардс-Энд — это лишь собственность, то для Маргарет этот прекрасный уголок земли — воплощение извечной красоты природы, тишины и гармонии. Люди тянутся к ней, и благодаря ее стараниям Хауардс-Энд превращается в место, где каждый может найти прибежище и почувствовать себя счастливым.

В широком плане ставится в романе вопрос о правах наследования поместья Хауардс-Энд: кто унаследует Англию? Кому будет принадлежать ее будущее — дельцам типа Вилкоксов или таким людям, как Маргарет Шлегель? Иных сил Форстер не видит в обществе, и потому его рассуждения о будущем Англии лишены реальной основы. Поставленный им вопрос Форстер разрешает так: спасение от всех зол — во взаимосвязи и взаимопонимании людей различных социальных слоев и взглядов. Только это и может, полагает он, создать благоприятную почву для будущего процветания страны и нации. Форстер учит терпимости и развивает мысль о необходимости компромисса между теми началами жизни, которые в его предшествующих произведениях были показаны как несовместимые. Маргарет Шлегель становится женой Генри Вилкокса. По мысли Форстера этот союз — наиболее разумный выход из противоречий жизни. «Проза» и «поэзия» жизни, дополняя друг друга, слились воедино. Утопическая вера в подобного рода гармонию составляет слабую сторону романа Форстера, свидетельствуя о том, насколько нереальны были его представления о решении проблем общественно-политического характера. Явно узкой была та сфера морально-этических категорий, в рамках которой стремился Форстер реализовать свою расплывчатую программу «всеобщей координации».