Почему в песне о десантниках «Белорусский вокзал» нет ни слова о прыжках с парашютом и откуда взялось «Мы за ценой не постоим»

Почему в песне о десантниках «Белорусский вокзал» нет ни слова о прыжках с парашютом и откуда взялось «Мы за ценой не постоим»

Песня десантников «Белорусский вокзал» из одноименного кинофильма, написанная более сорока лет тому назад, очень известна. Она может даже считаться самым популярным произведением Окуджавы. Фильм, для которого Окуджава ее создал, посвящен послевоенной судьбе друзей-сослуживцев из десантного батальона. Незадолго до финала фильма они поют эту песню на поминках своего умершего командира. По замыслу режиссера фильма А. Смирнова, она должна была звучать так, как будто ее написал во время войны участник событий для боевых товарищей. По словам Окуджавы, ему удалось мысленно вернуться в прошлое: «Я как бы воочию увидел этого самодеятельного фронтового поэта, думающего в окопе об однополчанах»[110]. Песня в фильме была призвана объяснить зрителю, что связывает персонажей, на первый взгляд очень разных. Источник их общности – страшная война, через которую они прошли вместе, теряя друзей и спасая друг друга. Окуджава, сам побывавший на передовой и получивший тяжелое ранение, показал в своем тексте, как виделась война тогда и оттуда. Это произведение Окуджавы сделало эпизод, в котором оно звучало, одним из самых ярких в фильме; сразу оседают в сознании и завершающие фильм документальные кадры о прибытии на Белорусский вокзал эшелонов с демобилизованными солдатами. Эти кадры в фильме идут под оркестрованную А. Шнитке мелодию Окуджавы.

Даже для тех, кто не видел фильма, благодаря которому появилась песня, сама она продолжает быть «на слуху». Отчасти это можно объяснить ее тематикой. Отечественная война была и остается одним из важнейших событий русской истории, и всякое упоминание о ней в произведениях искусства до сих пор вызывает у людей эмоциональный отклик. Но и среди песен и стихов об Отечественной войне «Белорусский вокзал» занимает особое место. Он звучит на каждом юбилейном торжестве; его оркестрованная А. Шнитке мелодия стала маршем Воздушнодесантных войск России и сейчас исполняется оркестром на всех парадах[111], включая Парад Победы 2014 г. на Красной Площади, а слова из текста «мы за ценой не постоим» с легкой руки Окуджавы стали употребляться в обиходной речи как метафора. Кстати, они быстро сделались объектом внимания критики. Вокруг песни завязалась жаркая полемика сразу после выхода фильма на экраны. Интерес критики к «Белорусскому вокзалу» Окуджавы не исчез и сегодня: его анализировали, например, Д. Быков[112], А. Жолковский[113]. Провозглашенный в этой песне принцип победы любой ценой кажется сейчас спорным и даже одиозным. Но по этому поводу снова нужно вспомнить, что песня должна была производить впечатление самодеятельной и отражать точку зрения не воевавшего, а воюющего; предполагалось, что она сочинена солдатом о себе и своих друзьях. Каждый из них знал, что он может погибнуть, и ему хотелось надеяться, что его смерть будет не напрасной и каким-то образом послужит победе над врагом. Отсюда и слова: «…нам нужна одна победа,/ одна на всех, мы за ценой не постоим…» Здесь есть и утешительный оттенок, поскольку предполагается, что выжившие увидят плоды этой победы. Так чувствовали те, кто был тогда в окопах, и Окуджава в своей песне дал возможность потомкам глубже понять историю войны, взглянув на нее «изнутри», глазами солдата. Кроме того, личный героизм и гибель в борьбе за благородные идеалы всегда казались Окуджаве достойными уважения, что отразилось в его творчестве («Грибоедов в Цинандали» и «Совесть, Благородство и Достоинство»). Тема такого самопожертвования традиционна для мировой культуры (можно вспомнить, например, миф о Прометее). Так что, вероятно, нравственная позиция Окуджавы проявила себя и в «Белорусском вокзале» и определила интонацию песни.

Окуджава в песнях и стихах о войне, написанных «от себя» (Белорусский вокзал – все-таки до некоторой степени стилизация), конечно же, не пропагандировал «победу любой ценой». Одна из ранних песен на эту тему начинается словами: «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…»[114]. В текстах, появившихся после «Белорусского вокзала», он осуждал войну еще более категорично. «Все мои стихи и песни – не столько о войне, сколько против нее», – говорил он. Приходит на ум еще одно его высказывание: «Я увидел, что война – это суровое, жестокое единоборство, и радость побед у меня постоянно перемешана с горечью потерь, очевидцем которых я был»[115]. Нельзя не сказать о том, что принципа «победы в войне любой ценой» практически придерживались власти, иначе чем можно объяснить огромную разницу в потерях по сравнению с немецкими? В финальных документальных кадрах фильма «Белорусский вокзал» есть поразительная деталь: среди прибывших много очень пожилых людей в солдатских гимнастёрках. К концу войны уже не оставалось молодых мужчин для замещения погибших, и в армию были призваны старшие возраста – так реализовывался принцип, который можно выразить словами: «Мы за ценой не постоим»[116]. Конечно, можно спорить о том, насколько народы Советского Союза были едины в своем отношении к этому принципу, все ли приняли его. Во всяком случае, это произошло не сразу. Коммунистический режим многое сделал для того, чтобы у людей пропала охота его защищать. Только тогда, когда выяснилось, что немецкое нашествие представляет экзистенциальную угрозу для русского народа, война действительно стала Отечественной[117].

Что касается «Белорусского вокзала», то можно сказать, что хотя песня неоднократно исследовалась, многие вопросы, связанные с ее историческим аспектом и литературной стороной, включающей в себя структуру песни, образы, ритмы и рифмы и другие характеристики поэтического текста, по сей день остаются открытыми. К примеру, непонятно, почему, притом что герои «Белорусского вокзала» – десантники, в нем нет ни слова о прыжках с парашютом, зато говорится о том, как десантники закапываются в землю. Контексты этого произведения также обсуждали мало. Эти и другие темы и будут рассматриваться в статье.

Вот текст «Белорусского вокзала» Окуджавы:[118]

Здесь птицы не поют,

деревья не растут.

И только мы, плечом к плечу,

врастаем в землю тут.

Горит и кружится планета,

над нашей родиною дым,

и, значит, нам нужна одна победа,

одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,

и всё ж бессилен он.

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,

десятый наш, десантный батальон.

Едва огонь угас —

звучит другой приказ,

и почтальон сойдёт с ума, разыскивая нас.

Взлетает красная ракета,

бьёт пулемёт неутомим,

и, значит, нам нужна одна победа,

одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,

и всё ж бессилен он.

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,

десятый наш, десантный батальон.

От Курска и Орла

война нас довела

до самых вражеских ворот… такие, брат, дела.

Когда-нибудь мы вспомним это —

и не поверится самим,

а нынче нам нужна одна победа,

одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас ждёт огонь смертельный,

и всё ж бессилен он.

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,

десятый наш, десантный батальон.

При чтении текста бросается в глаза одна важная деталь. В песне Окуджавы о десантниках отсутствует какое-либо упоминание о самой трудной и опасной части их дела: парашютной. В действительности сержант Окуджава, описывая военный путь батальона, придерживался исторических фактов. На самых ответственных участках фронта десантные соединения в Отечественной войне использовались как пехотные. При переводе в пехоту этим соединениям присваивалось звание «гвардейских». Поскольку они не имели в своем составе тяжелого вооружения, десантники несли тяжёлые потери. Третья строфа позволяет судить о том, где и когда происходят события, описанные в песне. Из слов «от Курска и Орла» следует, что батальон из песни вступил в бой летом 1943 года, где на Курской дуге проходило одно из самых кровопролитных сражений Второй мировой войны, в котором Красная Армия сначала оборонялась, а затем контратаковала и отбросила немцев, понеся при этом огромные потери, в точном соответствии со словами о «цене» из песни. Историки подтверждают, что десантные войска действительно участвовали в оборонительной фазе битвы на Курской дуге: «11 июля 1943 года танковая дивизия «Адольф Гитлер» 2-го танкового корпуса СС нанесла удар в стык 95-й гвардейской стрелковой и 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизий 33-го гвардейского стрелкового корпуса…»[119]. Это там десантники «врастали в землю», и действительно, там, в районе крупнейшего в истории танкового сражения, земля была выжжена дотла, и на ней «не росли деревья» и «не пели птицы». А «вражеские ворота» – граница с Германией, достигнутая в августе 1944 г. Следовательно, события, описанные в песне, укладываются в интервал с июля 1943 по август 1944 г., а воображаемый автор предположительно создал ее чуть позже. Картина, нарисованная Окуджавой, документально точна. Эта документальность, присущая скорее хронике, чем художественному произведению, создает ощущение, что автор сложил песню прямо «в окопе» и писал не о «войне вообще» или «десантниках вообще», а о своей конкретной судьбе, не переосмысливая свой боевой опыт, а фиксируя то, что видел вокруг.

Итак, Окуджава при создании этого текста пользуется маской воображаемого автора. Но песня написана не от его имени. Она поется от лица множества людей, что особенно типично для песен о войне и революции. При этом чаще, употребляя местоимение «мы», автор имеет в виду батальон, то есть содружество воевавших в нём людей без разделения по должностям и званиям, а в других случаях (в частности, в первых строчках рефрена) это местоимение можно понимать более широко, оно предположительно относится ко всему народу.

Слова «одна победа» могут означать окончательную победу в войне всей страны, и эта победа единственна, но для ее достижения батальон должен выиграть каждое конкретное сражение. Можно себе представить, что в первых строках рефрена к голосам солдат, от которых зависит результат боя, присоединяется хор всех, кого коснулась война. Таким образом, необходимость победы для народа и его готовность платить за нее любой ценой распространяется на «врастающих в землю» десантников, как на его часть. Использованный здесь Окуджавой приём названия части вместо целого и наоборот называется синекдохой. Общий, провозглашаемый в припеве, принцип превращается в установку для людей, составляющих батальон: несмотря ни на что, одержать верх в каждой ситуации, представленной в песне. В первой строфе воюющие должны выстоять там, где ничего живого уже не осталось, во второй строфе они идут в атаку под смертельным огнем.

В третьей строфе, где расширяются временные рамки и появляется взгляд на войну из мирного времени, наречие «нынче» возвращает нас в «сегодняшний день» песни, когда перед десантниками стоит очередная конкретная задача, которую они должны решить.

В песне «Белорусский вокзал» три строфы, написанные разностопным ямбом – именно разностопным, а не вольным: они метрически идентичны. Количество стоп варьируется от 3 до 6. Пятая и шестая строки каждой строфы рифмуются с началом рефрена. Он же сближает строфы друг с другом в плане ритма. Рефрен наглядно иллюстрирует мысль Ю. М. Лотмана о том, что «универсальным структурным принципом поэтического произведения является принцип возвращения»[120]. В этой песне часть рефрена, следующая за строками о цене победы, объясняет их значение по отношению к батальону и показывает, что на всех фазах войны от него ожидается одно и то же: «сражаться, не жалея живота своего». При этом в структуре песни возникает параллелизм, поддержанный общностью ритмико-синтаксических характеристик строф.

Поскольку рефрен выполняет организующую функцию по отношению ко всему тексту, интерпретацию можно начать именно с него. Первым двум строкам рефрена было уже уделено внимание. Слова «одна на всех», которые здесь относятся к победе, вызывают в памяти строки из Екклесиаста «одна участь всем».

Екклесиаст – древнейший литературный источник, где появляется мысль об общности людских судеб, различия между которыми устраняет смерть. В своих стихах и песнях Окуджава возвращается к этой мысли многократно, развивая и преобразуя ее.

Как переложение Екклесиаста звучит, например, одно из последних стихотворений Окуджавы «Вымирает мое поколение»[121].

Вымирает мое поколение,

собралось у двери проходной.

То ли нету уже вдохновения,

то ли нету надежд. Ни одной.

Впрочем, в этом тексте Окуджава мог отталкиваться от стихотворения Г. Иванова «Всё чаще эти объявленья…»[122] из цикла «Rayon de Rayone», опубликованного в 1950 году.

Все чаще эти объявленья:

Однополчане и семья

Вновь выражают сожаленья…

«Сегодня ты, а завтра я!»

Мы вымираем по порядку —

Кто поутру, кто вечерком —

И на кладбищенскую грядку

Ложимся, ровненько, рядком.

Невероятно до смешного:

Был целый мир – и нет его…

Вдруг – ни похода ледяного,

Ни капитана Иванова,

Ну, абсолютно ничего!

Эту же мысль Окуджава использует и в «Путешествии дилетантов».

Однако в других своих произведениях Окуджава отклоняется от классической интерпретации Екклесиаста. Он говорит уже не о равенстве всех людей перед лицом смерти, а о единой судьбе представителей своего поколения, с их радостями и бедами. Эта тема возникает как в ранних, так и в поздних его стихах, начиная с не включенного в авторские сборники стихотворения «Моё поколение» (1953), где он пишет о том, что ему и его современникам «высшее счастье быть коммунистами». А в «Неистов и упрям…» (1957(?)) есть такая строфа: «Нам все дано сполна:/ и горести и смех,/ одна на всех луна,/ весна одна на всех».

Здесь присутствует уже оттенок горечи, а «мы» – это люди, с которыми Окуджава себя ассоциировал. В связи с этим текстом Окуджавы приходят на ум строки Брюсова из его стихотворения «Строгое звено»: «Одна судьба нас всех ведёт,/ И в жизни каждой – те же звенья!» Началом, которое связывает людей между собой, в этом случае является не смерть, а жизнь.

А в «Белорусском вокзале» тема общности судеб переплетается с мыслью о единой для всех цели. «Всех» объединяет не жизнь и не смерть, а победа, вклад в которую внесут и те, кто погибнет, и те, кто останется в живых, о чем и говорит вторая часть фразы: «…одна на всех, мы за ценой не постоим». Смерть в борьбе за Родину традиционна для искусства и уходит корнями в древность. Ещё в стихотворении «Грибоедов в Цинандали» (1965) Окуджава написал: «…как прекрасно – упасть, и погибнуть в бою,/ и воскреснуть, поднявшись с земли!».

О том, что, погибнув, человек может оказаться победителем, говорит также Тютчев в стихотворении «Два голоса».

Рассматривая историю оборота «мы за ценой не постоим», можно отметить, что слово «цена» в переносном смысле в состав этого несколько архаичного выражения было введено именно Окуджавой. В XIX веке, как и в начале XX, говорилось: «Мы не постоим за деньгами» или «в деньгах»; правда, у Карамзина встречается фраза: «Не постоим за многое, чтобы спасти главное…»[123]. В то же время метафорическое употребление слова «цена» до Окуджавы можно было найти в поэтических текстах, например, у Блока: «ценою жизни ты заплатишь»[124] или у Г. Иванова: «И вновь мы готовы за счастье платить какою угодно ценой»[125]. Окуджава преобразовал оборот, который ранее использовался преимущественно в обиходном русском языке, добавил в него метафору, и в таком виде он «прижился» как в литературе, так и в бытовой речи.

Следующие строки припева: «Нас ждет огонь смертельный, / и все ж бессилен он» могут восприниматься как развитие идеи, стоящей за словами «мы за ценой не постоим». «Смертельный огонь» предполагает огромные потери, которые, однако, не могут остановить солдат в стремлении к победе. Как мы уже отметили, в других песнях и стихах, где нет стилизации, Окуджава никогда не говорит о войне в такой тональности. В связи с рефреном «Белорусского вокзала» можно вспомнить строки А. Твардовского: «Бой идёт святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле».

В последних двух строках рефрена слова: «Сомненья прочь» вызвали нарекания критика[126]: «Сомненья прочь» мотивировано не очень убедительно: какие могут быть сомнения, если есть приказ выступать?». Однако в словаре Даля слово «сомненье» истолковывается в том числе и как «раздумье», и, скорее всего, в данном контексте именно это толкование актуально. «Хватит раздумывать, пора действовать!» – таков смысл предпоследней строки рефрена. Окуджава использует не главное, а одно из возможных значений слова «сомненье», привлекая к этой коллизии внимание читателя. В других случаях этот оборот можно понимать иначе, например, у Кузмина: «…Сомненья прочь! Любви помочь/ Дано одной надежде»[127]. Внутренняя рифма «прочь – ночь» использовалась многими и является общим местом. Далее в припеве возникает название части, в которой служили герои фильма: «отдельный,/ десятый наш, десантный батальон». А. Жолковский придает большое значение присутствию в рефрене слова «отдельный», считает, что на нем стоит смысловой акцент, и предлагает свое объяснение причин употребления этого слова. В действительности Окуджава использует официальное название, которое было закреплено за любым десантным батальоном. И если Окуджава вводит в песню полное наименование батальона, это может быть связано не с попыткой обособить его, а скорее со стремлением к конкретике и документальной точности, руководствуясь которым он указывает в тексте и место, и время совершения событий. Кроме того, как уже было отмечено, в «Белорусском вокзале» десантный батальон в описываемый период выполнял функции пехоты, и поэтому не остается впечатления, будто Окуджава хотел подчеркнуть, что перед десантниками стоит специальная задача, придающая им отличный от других статус. А. Жолковский пишет: «Его отдельность богато оркестрована… анжамбан обостряет впечатление отдельности тем, что подчёркивает тяготение слова, стоящего в конце строки (здесь – отдельный), вперёд к следующей строке, туда, где находится, определяемое им слово (батальон), но куда его «не пускает» строкораздел». Теория относительно особого внимания Окуджавы к слову «отдельный» не подтверждается ни исполнительской практикой Окуджавы, ни нотной записью песни, сделанной Л. Л. Шиловым[128]. И в фонограмме Окуджавы, и в нотной записи строка: «Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный» укладывается в один такт мелодии. А если бы Окуджава хотел подчеркнуть отдельность, то он мог бы отвести слову «отдельный» целый такт, что он и сделал со словом «победа» в пятой строке, или выделить его внутри такта длительностью нот. Однако в пении нет паузы перед словом «отдельный», а после него в конце строки такая же пауза, как и в предыдущей строке. Анжамбан же в названии батальона связан с многословным идентификатором, присвоенным таким батальонам в военной документации. Что очевидно является выбором поэта в названии батальона, так это номер батальона «десятый», который рифмуется с «десантным».

Анализируя строфы песни, можно заметить, что в начале первой из них присутствуют символы безжизненности, рисуется мертвенное, опустошенное пространство. Строки Окуджавы: «Здесь птицы не поют,/ деревья не растут…» можно сравнить с гумилевскими: «птицы здесь не живут…» и «не живут цветы» из стихотворения «У меня не живут цветы»[129]. Вторые две строки передают ощущение сплоченности и стойкости. В них тоже можно найти перекличку со стихами других поэтов. Выражение «плечом к плечу» встречается и у Мандельштама «Три тысячи людей стояли плечом к плечу…»[130], и у Волошина «И белые и красные Россию Плечом к плечу взрывают как волы…»[131](причем у обоих контекст не лирический, а социальный, как у Окуджавы), и у других поэтов. Метафора «врастаем в землю» есть у Всеволода Рождественского: «Врастать в родную землю, словно сосны,/ Стоять и не сгибаться никогда» (1958). Следующие две строчки придают картине опустошения, появившейся в начале текста, глобальность. Взгляд героев песни обнимает уже не отдельный выжженный дотла клочок земли, а планету, охваченную войной. В связи со строчкой: «Горит и кружится планета» вспоминается первая строка «Молитвы» Окуджавы: «Пока земля еще вертится». Сочетание «земля вертится» можно назвать общим местом: оно использовалось многими поэтами. Но интересно, что в «Молитве», как и в «Белорусском вокзале», говоря о вращении Земли, Окуджава упоминает огонь: «Пока ей еще хватает времени и огня». При этом в «Молитве» огонь, по-видимому, – начало, дающее жизнь, выполняющее

созидательную функцию; в «Белорусском вокзале» же это разрушающее пламя пожара. Слова «кружится планета» есть в стихотворении Вс. Рождественского «Жажда жить во мне неутолима» (1966): «Пусть летит и кружится планета/ Разве где положен ей предел…». И, возможно, местоимение «мы» в песне объединяет в данном случае не десантников, а всех жителей Советского Союза: любой из них мог бы сказать: «Над нашей родиною дым». Этот образ, по существу, представляет собой буквальное воплощение метафоры «дым отечества»; при этом в «Белорусском вокзале» он обретает смысл, противоположный метафорическому.

Вторая строфа захватывает более длинный временной отрезок. Описывается уже не конкретное сражение, а жизнь в условиях войны, которую ведут десантники. Бои следуют один за другим: «Едва огонь угас —/ звучит другой приказ,/ и почтальон сойдёт с ума, разыскивая нас». Можно заметить, что рифма «огонь угас – приказ – нас» присутствует в виде «огонь угас – нас» у В. Соловьёва[132]. В двух следующих стихах: «Взлетает красная ракета,/ бьёт пулемёт неутомим», с внутренней рифмой «бьёт – пулемёт», появляются атрибуты боя, сходные с теми, которые присутствуют в песне «Смело мы в бой пойдем.»

В третьей строфе стилистика меняется, и появляются обороты несколько архаичные, иногда с былинным оттенком: «вражеские ворота», «такие, брат, дела». Торжественный тон подчеркивает историческую важность событий. Здесь сквозь маску самодеятельного поэта проступает лицо автора песни Б. Окуджавы.

Также можно заметить, что в третьей строфе появляется попытка подведения итогов, оценка пройденного пути, который оказался впечатляющим, взгляд на ситуацию войны из будущего и возвращение в настоящий момент и осознание того, что испытания еще не кончены.

Важнейшим выразительным средством в поэзии является рифма, занимающая особое место в системе поэтических характеристик индивидуального стиля произведения. Необходимо сказать несколько слов о специфике рифмовки в «Белорусском вокзале» и об эвфонической организации песни, которая сыграла немаловажную роль в её успехе у слушателей и сделала её лёгкой для запоминания и исполнения. Для достижения этой цели поэт использовал широкий набор средств[133].

Если искать среди русских военных песен сходную с «Белорусским вокзалом», можно вспомнить песню Гражданской войны «Смело мы в бой пойдем–» Фактически она является переделкой гимна Добровольческой армии Деникина, куплетная мелодия для которого была взята из романса начала ХХ века «Белой акации гроздья душистые…» композитора А. Зорина[134]. А гимну армии Деникина предшествовала народовольческая песня «Смело, друзья не теряйте…» на слова М. Михайлова,[135] которая начиналась куплетом:

Смело, друзья, не теряйте

Бодрость в неравном бою,

Родину-мать вы спасайте,

Честь и свободу свою!

Вот две первые строфы из песни «Смело мы в бой пойдем…» (она очень длинна):

Слушай, рабочий,

война началася

Бросай свое дело,

в поход собирайся!

Смело мы в бой пойдём

за власть Советов

И как один умрём

в борьбе за это.

Рвутся снаряды, трещат пулеметы

Но их не боятся красные роты.

Смело мы в бой пойдём

за власть Советов

И как один умрём

в борьбе за это.

«Белорусский вокзал» сближают с песней Гражданской войны как структура, так и образы. Обе песни имеют куплетную структуру с припевом, встроенным в каждую строфу, который несет в себе главную мысль и утверждает ее в тексте благодаря частому повторению. В первом же куплете объявляется, за что идет война: красные сражаются «за власть Советов», герои Окуджавы – за Родину. Можно сказать о перекличке строк: «Нас ждет огонь смертельный,/ и все ж бессилен он…» и «Рвутся снаряды, трещат пулеметы/ но их не боятся красные роты». В обеих песнях говорится об опасности и решимости ее преодолеть, но у Окуджавы смысловой контраст между двумя строчками гораздо ярче, практически он может быть выражен словами: «смерть бессильна». В этом утверждении присутствует большая доля патетики, для Окуджавы нехарактерной. Однако припев песни Гражданской войны, где, как и в припеве «Белорусского вокзала», говорится о готовности пожертвовать жизнью, еще более патетичен. В строках: «И, как один, умрем в борьбе за это» сиюминутность порыва делает его абсолютно иррациональным: вряд ли красные рисовали себе перспективу собственной поголовной гибели. По сумме признаков можно сказать, что песня «Смело мы в бой пойдем…» оказала влияние на текст Окуджавы. Возможно, он намеренно ориентировался на песню Гражданской войны, которая была «на слуху» у солдат его поколения, и стремился создать произведение, аналогичное ей в плане настроения и интонации. При этом он сочинил свою собственную мелодию в ритме марша.

Песня – это жанр, в котором текст неотделим от мелодической основы. Вот что Окуджава пишет о том, как создавался «Белорусский вокзал»: «Далеко не сразу, но у меня появилась первая строчка: “Здесь птицы не поют, деревья не растут…” Появилась и мелодия… под эту мелодию мне было легче сочинять»[136]. Поскольку Окуджава с самого начала писал «Белорусский вокзал» как песню, это наложило отпечаток на просодию в тексте. В песне метрические характеристики стиха взаимодействуют с приемами исполнения, когда уже создан конечный вариант произведения.

Текст «Белорусского вокзала», как уже было отмечено, написан разностопным ямбом, и число стоп в нем колеблется от 3 до 6. Соответственно, обращает на себя внимание разница в длине строк. И если рассмотреть нотную запись песни, можно сделать вывод, что ритмоорганизующим началом в первой части песни (первые 4 строки каждой строфы) служит ритм стиха, и за ним следует мелодия. А далее в строфе и в припеве, в котором строки не равной длины, используется «маршеобразная» 4-х дольная мелодия, которая позволяет путём укорачивания и удлинения нот в рамках такта фиксированной длительности укладывать в один такт строки разной длины, т. е. текст проецируется на ритм мелодии, и тем скрадываются колебания в метре стиха. Стихи Окуджавы обрели такую популярность именно в форме песни как раз потому, что без мелодии они кажутся неритмичными. Поскольку Окуджава не делал нотных записей своих песен, прижизненная нотная запись «Белорусского вокзала», к которой мы обращаемся[137], принадлежит его другу – музыковеду и звукооператору Л. Шилову и сопровождается комментариями поэта об обстоятельствах создания песни. Доступны также фонограммы этой песни в исполнении Окуджавы[138].

Анализируя текст песни, мы отметили, что многие образы из нее встречались в произведениях конкретных предшественников, а некоторые являются общим местом. Этот аспект творчества Окуджавы привлекал внимание критиков: так, А. Жолковский[139]упоминал о «сходстве образного репертуара Окуджавы с блоковским», а Л. Дубшан[140], а позже Д. Быков[141] тоже отмечали образное родство с Блоком. Однако связи текстов Окуджавы с поэзией Серебряного века не ограничивались произведениями Блока; можно заметить также близость Окуджавы и к другим символистам, и к акмеистам. А в более общем виде при обсуждении образного родства и особенно встречающихся в каком-то количестве общих мест в творчестве Окуджавы можно сослаться на мнение Ю. Тынянова по этому вопросу: «Эмоциональный поэт ведь имеет право на банальность. Слова захватанные, именно потому что захватанны, потому что стали ежеминутными, необычайно сильно действуют»¹. Сиюминутность реакции особенно важна в песне, так как ее слушатель не имеет текста перед глазами, а следовательно, времени, чтобы обдумать и осмыслить ее в той же мере, как, например, стихотворение, и потому в этом случае перед автором стоит задача вызвать немедленную эмоциональную реакцию. Эта цель может быть достигнута посредством использования образов и рифм, или уже хорошо известных слушателю и имеющих установившуюся эмоциональную окраску, или, как минимум, напоминающих хорошо известные. Однако образы – это материал, из которого поэт строит свое здание. И даже если в работу идут какие-то стандартные блоки из топоса, качество архитектурного сооружения зависит от их взаимодействия. Как мы показали, у Окуджавы эта постройка отнюдь не примитивна, зиждется на мощном фундаменте русской поэтической культуры и особенно тесно связана с поэзией Серебряного века. Не секрет, что успеху песен Окуджавы, в частности «Белорусского вокзала», во многом послужила взаимосвязь текста и мелодии. Ведь песня, как более древнее искусство, чем поэзия, – ближе к синкретическому и апеллирует как к сознательному, так и к бессознательному механизму восприятия. Синкретическое искусство также предполагает большую спонтанность написания и исполнения. «Белорусский вокзал» был сочинен как описание событий войны практически в момент их совершения, «тогда и оттуда», непосредственным их участником. Эмоциональность и спонтанность в такой песне, как нигде, оправданны, а значит, оправданны вторичность и банальность некоторых образов в тексте. Мы проследили в этой статье не только происхождение образов в песне, но и приемы сочетания стихотворного текста с мелодией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.