74

74

14/I-<19>59 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Целый век нет от Вас ни слова! М<ожет> б<ыть>, это я не ответил Вам? Не помню.

Прежде всего — с Новым Годом! От души желаю Вам всяких радостей и приятных вещей, во всех смыслах и направлениях. Я очень люблю и как-то особенно чувствую строчки Мандельштама: «Он исповедоваться хочет, но согрешить сперва»[381]. Ну, вот что-то в этом роде у меня и сейчас в мыслях. Я был в Париже на каникулах, целый месяц. Ничего, все по-прежнему. Умер, внезапно, бедный Оцуп. Я был с ним в полу-ссоре, а теперь вспоминаю его с хорошим чувством, т. к. в целом он был хороший, искренний и чистый, мешала только какая-то надутость и вечная, подозрительная обидчивость, внушенная, кажется, его Беатриче — Дианой[382].

Я слышал какие-то рассказы об «Опытах»: будто Вейдле что-то наврал М<арии> Сам<ойлов>не о том, что Биск его статью знает, и другое. Не могу себе представить Вейдле-вруна! Все, что угодно, но не это! Если бы мне сказали, что он стал завсегдатаем «Фестиваля», было бы правдоподобнее. Напишите, пожалуйста, в чем дело[383] — и отчего «Опыты» не появляются? Меня это чуть-чуть смущает в личном порядке, т. к. у меня там много о Пастернаке, до-живаговского периода[384]. Между тем сейчас П<астернак> — другой, и т. к. журнал выйдет теперь или даже позже, что-то не складывается и не «увязывается».

Кстати, вакханалия вокруг П<астернака> — в частности, «Н<ового> Р<усского> Слова» — мне очень не по душе, не говоря уж о том, что это его подводит. Но противно мне желание покрасоваться за счет П<астернака>: и Слоним — в позе пророка Иеремии[385].

Ну, все это Вы знаете и понимаете сами. Гринберг издает альманах в честь П<астерна>ка. Я ему ответил без большого восторга, т. к. не знаю, что это будет, т. е. хватит ли у него ума и такта сделать нечто приемлемое![386]

Буду ждать письма, дорогой Юрий Павлович. Вы — моя «последняя любовь» на земле, или предпоследняя. Пожалуйста, не заставляйте меня думать, что даже и в этом — разочарование.

Ваш Г Адамович