11. Один ведь, один…
11. Один ведь, один…
Верный своему взгляду на мир, Поэт в самых важных делах неизменно обращается за советом к Природе: а что скажет она языком Света и Тени? «Уже Сула не серебряными струями течёт к Переяславлю, и взбаламучена Двина у Полоцка под гиканье врагов». Мудрую «речь» Природы Поэт помещает непосредственно за призывом: «Загородите Степи Ворота!» Сула и Двина, пограничные реки на востоке и западе Руси, всем существом своим, загрязнённым, испакощенным, поруганным, тоже зовут князей к единению и отмщению. Их помутневшие воды символизируют несчастье, которое Тенью надвигается на Русь с противоположных сторон.
Трагедия неотступно идёт за междоусобицей князей, и «западная» поэма об Изяславе столь же поучительна, как и «восточная» -— об Игоре. Ее герой, пока неизвестный историкам князь «Изяславъ, сынъ Васильковъ», один принял бой с литовскими полками и потерпел сокрушительное поражение. Судя по обилию кроваво–красного цвета в изображении побоища, оно было жестоким: «Дружину твою, князь, птицы крыльями прикрыли, и звери кровь её послизали». Пронзительно беспомощная нота печали о воинах, звучащая в этом стихе, издаёт резонанс, в котором слышится голос гуманной души Изяслава. Трогательную, поэтичную самоэпитафию он произнёс в минуту истины, истекая кровью на поле брани — своих уже не было в живых, а враги, возможно, не стали добивать или не заметили смертельно раненного князя. Поэт с непререкаемой экспрессией усиливает мотив одиночества, впервые зазвучавший перед каяльским сражением: «Не было с ним брата Брячислава, ни брата второго Всеволода, и одиноко изронил он жемчужную душу сквозь ожерелье златое».
Братья виноваты! И вина возрастает оттого, что они не пришли на помощь (изменили?) человеку с «жемчужной душой», то есть с душой редкостной красоты, князю из одного «гнезда». Драма Игоря не была столь тяжёлой ни физически, ни морально — брат Всеволод и сыновья сражались вместе с ним против половцев и разделили его участь пленника. «Один ведь, один…» —этот пророческий повтор начинает и завершает элегию о преждевременной и неизбежной гибели героя–одиночки.
В песне об Изяславе мотив обособления, разъединения сил возвышается до трагической ноты предельного отчуждения, когда раскалывается род и семья, и брат оставляет брата в беде. Смерть неотвратимо завершает подобный социальный и психологический процесс взаимоизоляции важнейших жизненных структур.
Изяслав родствен Игорю по судьбе, но не по душе. Тем самым в объединении русских сил объективные обстоятельства, а не индивидуальные характеры выдвигаются Поэтом на первый план. Будет продолжаться междоусобища в условиях внешнеполитической угрозы — и трагическая смерть от руки врага настигнет князей не только с «буйной», но и с «жемчужной» душой. Поэт знает, что есть граница, за которой весь героизм и вся обособленно накопленная сила оказываются неспособными предотвратить трагедию князя, дружины и народа. Эта мысль заряжает новой энергией призыв к одиннадцати князьям объединиться и повести совместную борьбу с врагами во имя своего спасения и спасения Руси. Поэт побуждал их к активному созиданию обстоятельств, благоприятных для умножения сил Руси. В сочинениях лучших киевских мыслителей той поры мы не встретим столь глубоко верного, диалектического взгляда на взаимосвязь обстоятельств и судьбы.
«Прадедняя слава» так умножала силу черниговских полков, что они побеждали врагов лишь с «ножами засапожными». Но, учит Поэт, славу надо беречь— иначе она иссякнет. «Изяслав… погубил славу деда своего Всеслава, и сам пал от мечей литовских под щитами красными». Дорожить славой предков необходимо всем, а не кому?то одному. Лишь тогда цель будет достигнута. Звон Изяславовых мечей «о шеломы литовьския» звонил и о его поражении, и о том ещё, что оно похоронило славу его «деда Всеслава».
На западе Руси, как и на востоке, подтвердилась простая истина, что добрыми намерениями ад вымощен. Изяслав гордо бросился в бой как раз во имя защиты имени своего деда. Но война требует расчёта соотношения сил и необходимого резерва, а тут вместо 10 Соколов лишь один ринулся на стаю Лебедей и, конечно, погиб сам и погубил свою дружину.
Императивный клич–призыв к объединению князей исходит, от реальной исторической ситуации, в которой Русь оказалась зажатой между врагами с востока и запада. К тому же зовёт и голос предков, требующих защитить их славу, доброе имя и боевые традиции.
Только гений мог в тогдашней международной обстановке столь проницательно и без тени сомнения сказать: главная угроза Руси идёт с востока! И пусть не обольщаются князья ни громкими прошлыми победами, ни родственными узами с половцами, и ничем другим — степной Борог уже занёс саблю над Русской землёй.
В научной литературе о «Слове» дебатируется вопрос о причинах, по которым Поэт не обратился к тем или другим князьям с призывом об объединении сил.
Мне хотелось бы высказать об этом некоторые соображения.
Исследователи молчаливо исходят из предпосылки, будто Поэт непременно должен был расширить перечень князей или включить в него вообще всех ннязей. Но сама предпосылка не бесспорна.
Если бы Поэт организовывал объединительный поход в глубь Половецкого поля и при этом обошёл отдельных князей, тогда резонно было бы выяснить мотивы, побудившие его так поступить. Но задача Обращения к князьям не практически–деловая, а публицистическая, воспитательная. Этим, думается, предопределён и её необходимый объем: задача исчерпывается тем, что изображаются все существенные типы и характеры князей. И эта проблема превосходно решена Поэтом. Портреты князей, отсутствующих в его художественной галерее, читатель может самостоятельно добавить в ту или другую раму.
Конечно, если бы удалось доказать, что Поэт упустил из виду (с точки зрения замысла «Слова») некую социально или политически значимую разновидность типа (характера) тогдашнего русского князя, то такое исследование было бы весьма нужным. Но подобной работы мне не известно. В противном случае исследователь, упрекающий Автора за упущения, невольно вмешивается в его творческий процесс, присваивая себе чрезмерное право решать, кто из князей лучше подходил для образного воплощения замысла.