2038 год
2038 год
Бонни Херринггон подошла ко мне, снова с видеокамерой в руке.
— Вы уверены, что не хотите сообщить что-либо конкретное о нашем марсианине? — спросила она. — Все остальные уже высказали предположения.
— Все остальные — это фотограф, звукооператор, правительственный чиновник, проводник и толпа носильщиков. Вряд ли они обладают достаточными знаниями, чтобы делать конкретные суждения на этот счет.
— Вы ведь не думаете всерьез, что он родился на Земле? — не унималась она.
— У вас камера выключена?
— Камера выключена, а до звукооператора пятнадцать метров, — кивнула она в сторону Рэя.
— Ну, хорошо. Нет, это существо родилось не на Земле. И, разумеется, не на Марсе. Это дает нам примерно десять миллиардов других планет только в нашей Галактике.
— И вы не хотите предположить, где именно?
— Только в общих чертах. Это должна быть планета с кислородной атмосферой и гравитацией, близкими к нашим. Не такими же, а близкими.
— Тогда почему вы не желаете заявить это перед камерой?
Мне хотелось сказать: «Потому что мое слово весит больше, чем ваше, и нет смысла добавлять веса таким предположениям, пока мы не узнаем, с чем имеем дело». Но я не хотел обидеть ее, поэтому лишь пожал плечами:
— Потому что это предположения. Я не эксперт по условиям на других планетах. Надо подождать, пока выскажутся специалисты.
Она задала еще несколько вопросов, явно разочаровалась ответами и медленно направилась к Гловеру. Затем Джим Донахью попросил нас встать возле тела, решив сделать групповые фотографии.
Наконец Горман предположил, что мы уже бесполезны, пока я не свяжусь с экспертами.
Я похлопал по карману, где лежал телефон:
— Позвоню им через несколько минут.
— Предположительно, они могут появиться здесь завтра, — сказал он. — Если смогут зафрахтовать чартерный рейс и прилететь в Арушу, скажем, в полдень, то прибудут на вертолете. Тут много ровных площадок для посадки.
Нджобо кивнул:
— Я свяжусь со своим начальством в Додоме, — тут он впервые признал, что у него есть начальство, — и оно решит, когда и куда можно будет переместить тело.
— Часа через два уже стемнеет, — заметил Горман. — Нет смысла всем сидеть и мерзнуть. Нам нужен доброволец охранять тело, а в помощники ему я пришлю одного из носильщиков: мало ли, вдруг придется отгонять гиену или шакала? Остальные могут вернуться к хижинам, где мы оставили палатки, и быть на месте с утра пораньше.
На несколько секунд все замолчали. Думаю, все ждали, что Горман вызовется добровольцем. Когда стало очевидно, что тот не намерен оставаться на леднике, я решил: Бонни, Рэй, Джим и даже Горман сегодня уже поработали и будет логично, если я предложу в охранники себя.
Я поднял руку и без особой радости произнес:
— Я останусь.
— Вот и хорошо, — отозвался Горман с облегчением.
Муро поговорил с носильщиками, и крупный парень, которого я успел приметить, кивнул, подошел и заговорил с Горманом на суахили.
— Профессор, это Джака. Он останется с вами. Мы дадим вам еды и термические одеяла. Будет не так удобно, как в отеле «Риц», но насмерть не замерзнете.
— Меня это устраивает.
— Тогда мы пошли, — попрощался Горман. — Увидимся утром.
Они ушли вниз, а я достал телефон и принялся названивать своим коллегам. Почти все они жили в Америке или Европе, но Ральф Галлер находился относительно близко, в Найроби. Он сказал, что за ночь доберется до Аруши на машине, наймет вертолет в местном маленьком аэропорте, попросит пилота пролететь над ледником и отыщет нас по сигналу моего телефона. Он пообещал, что прибудет вскоре после рассвета.
Я попробовал было начать разговор с Джакой, но быстро пришел в отчаяние. Его знания английского для этого просто не хватало. Тогда мы завернулись в одеяла, взяли по несколько кусков вяленой говядины из припасов экспедиции и молча поели.
Когда окончательно стемнело, я наломал веток на ближайших кустах и попытался развести костер, но ветер задувал его быстрее, чем пламя успевало как следует вспыхнуть. Тогда я поплотнее завернулся в одеяло и попробовал не обращать внимания на ледяной ветер. Чтобы не заснуть, я позвонил друзьям в Англию и Америку. Затем, когда почувствовал, что вот-вот провалюсь в сон, убрал телефон и несколько раз обошел существо, пока холод не развеял мою сонливость.
— Долго еще осталось ждать вертолета? — спросил я Джаку, исчерпав все способы стряхнуть сон.
— Солнце поднимется через час.
— Хорошо. А то я уже начал думать, что утро никогда не наступит.
— Увы, это неизбежно, — сказал он, вставая.
Я уставился на него, нахмурясь:
— Твой английский внезапно стал лучше. И где носильщик из племени чагга, живущий на Килиманджаро, мог узнать слово «увы»? И почему ты его использовал?
— Потому что устал притворяться, а очень скоро ты все равно узнаешь правду.
— Правду? Какую еще правду?
— Я надеялся, что ты все-таки заснешь. Так было бы легче для нас обоих.
— Хватит говорить загадками! — рявкнул я. — Что было бы легче?
— То, что я должен сделать.
— Да что ты несешь? — сказал я, пятясь.
— Успокойся, Тони. Можно называть тебя Тони? Я не причиню тебе вреда.
Я уставился на него:
— Ты здесь, чтобы украсть нашу историю?
— Нет, Тони. Я здесь, чтобы убить вашу историю.
— Кто ты такой?
— Неправильный вопрос, Тони. Лучше спросить так: что я такое?
Если бы я целый день не разглядывал нашу находку на леднике, мне было бы намного труднее поверить в существо передо мной.
— Ладно. Что ты такое?
— Позволь для начала сказать, кем я не являюсь. Я не твой враг.
— Может, назовешь свое настоящее имя?
Он печально улыбнулся, когда над горизонтом показались первые рассветные лучи:
— Ты не сможешь его произнести.
— Это твой настоящий облик? — спросил я.
— Только когда я его выбираю.
— Ты умеешь менять облик? Не верю.
— У меня только одно обличье. То, что ты видишь — это образ, который я проецирую.
Неожиданно я осознал вею серьезность ситуации и попятился еще на несколько шагов.
— И теперь, когда я знаю, что ты такое, ты меня убьешь? — спросил я.
— Конечно, нет, Тони.
— Значит, ты лишь пришел забрать своего друга?
— Он мне не друг.