Жорж Сименон. «Литературный детектив»

В континентальной Европе лишь немногие авторы творчески обогатили жанр; встречались выдающиеся его представители, однако они не меняли облик детектива. Тайны творческой мастерской искуснее всех освоили французы, но лучшие их произведения в большинстве случаев сияют лишь отраженным светом. Этому не противоречит даже первоначальный характер французского детектива: французы относятся к сыщику не с таким доверием, как англичане; остроумному преступнику во Франции легче завоевать симпатии публики, чем, скажем, в Англии.

Вследствие того что французский правопорядок ставит обвиняемого в более невыгодное положение, чем это бывает в английской судебной практике, где доказательства в полной мере ложатся на плечи прокурора, мотив изобличающей улики здесь не получает привычного для англичан и американцев акцента, и автору приходится меньше заботиться о нахождении этой улики. Создается впечатление, что французский читатель хочет больше прочитать о жизни как таковой и не любит ни самоцельную логическую игру, ни чванных и напыщенных сыщиков, которых читатель стран с английским языком воспринимает с добрым юмором.

Наиболее значительный среди французских авторов после Эмиля Габорио и Мориса Леблана — Гастон Леру (1868–1927), последний их современник. В произведениях «Тайна желтой комнаты», «Духи дамы в черном» и других мы вновь видим Шерлока Холмса в лице гениального студента Рультабия.

Среди писателей, выступивших позднее, первым завоевал себе имя Пьер Вери (1900–1960) произведениями «Завещание Базиля Крукса», «Исчезнувшие из Сент-Ажиля», «Убийство Деда Мороза», «Краснорукий Поли»; некоторые из них инсценированы для кино.

Многие вещи Станисласа Андре Стимана (р. 1908) тоже вошли в историю жанра: «Смертельный договор», «Убийца живет в 21-м», «Козыри мистера Венса». Оба писателя, как, впрочем, и другие — Жан Бомар, Ив Дартуа, Пьер Буало, Пьер Апестеги, Ноэль Вендри — приняли разработанные английскими мастерами правила таинственной сказки.

По-иному сложился творческий путь у самой выдающейся индивидуальности в истории французского детектива, бельгийца по происхождению Жоржа Сименона (р. 1903), который сначала публиковался под двадцатью различными псевдонимами, а с 1930 года напечатал под собственным именем более восьмидесяти детективных историй. Главный герой их — за небольшим исключением — инспектор Жюль Мегрэ (впервые он появился в романе «Питер-латыш» в 1931 году).

Эдгар По был вдохновителем тайны и выдвинул ее на первый план в своих произведениях. Дэшил Хэмметт интеллектуальное напряжение заменил волнением, вызываемым рядом натуралистических действий. Жорж Сименон попытался использовать третью возможность: сделал шаг в направлении беллетристики. Суть жанра он видит в обрисовке портрета, а разгадку находит в различных характерах.

Сименон — отличный знаток мелких буржуа, о них он и пишет. Местом действия у него становится то маленький фламандский городок, то порт на берету моря, то притоны крупного города, то замкнутая буржуазная обстановка.

«Я собираю людей, как иной — марки», — признается он. Сименон создал примерно две тысячи образов, собрав их во всех, какие только можно себе представить, уголках мира, во всех слоях общества. Это больше, чем у Бальзака. Но истинный предмет его внимания — маленький человек. Он исследует, что побуждает похожего на него самого и на всех нас, обычного среднего человека, не отличающегося как будто ничем от других весьма заурядных людей, на совершение чрезвычайного действия, убийства. В одном из своих интервью он сказал: «Я пытаюсь сделать каждый персонаж тяжелым, как статуя, хочу, чтоб он был братом всех людей на земле». И в «Мегрэ сомневается» его герой-детектив вторит ему: «Я думаю, что, прежде чем кто-то станет преступником, он ведет себя точно так же, как любой другой... Разве не найдется в Париже тысячи потенциальных убийц?»

Мегрэ не терпит чрезвычайного. Этот парижский полицейский служащий со всех точек зрения простой человек. Во рту у него торчит трубка, он носит мягкую шляпу и ботинки размером больше чем следует, предпочитает пиджаки с бархатными воротничками, дома любит ворошить в камине горячие угли. Он мог быть учителем, провинциальным врачом. Он не гений, но блестящий наблюдатель и прекрасный знаток человеческой природы. Его интересуют мелочи и тонкости — жесты рук, слова, улыбки, перехваченные взгляды, молчание.

В «Неудаче Мегрэ» любимый инспектор Сименона даже метод свой отграничивает от холмсовского и его последователей: «Человеческая правда одна. Ее нужно не выяснять с помощью строгой аргументации или логической реконструкции, а ощущать». Больше того: «Я узнаю, кто убийца, если уже опознал жертву», — уверенно утверждает он при знакомстве.

Инспектора Мегрэ почти не интересуют отпечатки пальцев, следы ног, алиби или то, каким образом убийца появился на месте преступления, а затем скрылся оттуда. Он ищет логику чувств. Традиционными средствами жанра пользуется редко (например, изобличая подделку картины знаменитого художника, доказывает, что Ван Гог всегда подписывался своим именем — «Винсент»). Мегрэ скорее будет беседовать с консьержкой, официантом кафе, размышлять о погоде, останавливаться среди людей, наблюдающих за игрой в карты, — чтобы постепенно понять комбинационный рисунок напряжения, исходящего от действующих лиц.

В отношении формы Сименон тоже пренебрегает опытом своих предшественников. Его история начинается чрезвычайно тщательным, но эскизным описанием, он мельком показывает место действия, представляет героев. Увертюра — это всегда психологический кризис, который переживают индивидуумы или семьи. Вслед за описанием он тотчас переходит к стремительному диалогу, непревзойденным мастером которого он остается по сей день. В его сюжетах нет поворотных пунктов, которых ждет читатель других детективных историй, но обнаруживаются факты, не являющиеся открытием, ибо они висели в воздухе, их появления уже как будто ожидали. В живописи манеру письма Сименона называли бы импрессионистской.

В конце сюжетной нити у него отсутствует привычное в англосакских детективах осуждение. Классические детективы редко обходятся без нравственного осуждения, восстановления справедливости, а книги «жесткой школы» — без социальной критики, разоблачительных намерений. Сименон отказывается и от того, и от другого. В «Неудаче Мегрэ» он пишет о своем инспекторе: «Он не осуждает. Это не его ремесло. Эту заботу он предоставляет другим».

Писатель рассматривает повседневные трагедии. И привлекает к ним внимание читателей: «это была трагедия, лишенная всякого величия» («Мегрэ»); «это было одновременно и трагическое и дурацкое дело» («Ночь на распутье»); «было смешно, вовсе не трагично» («Грошовый кабачок»); это дело «было жалким и смешным» («Преступление в Голландии»).

Его неизменный окончательный вывод: трудно быть человеком. Фантастическое он заменил человеческим, сказку — действительностью. Можно ли назвать его настоящим писателем-детективщиком? Пожалуй, он рангом выше.