Фёдор Николаевич Глинка

Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах,

Бормочет нам растянутый псалом:

Поэт Фита, не становись Фертом!

Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах!

Вообще-то нас справедливо можно упрекнуть в том, что в список забытых литераторов, удостоившихся эпиграмм Пушкина, попал Фёдор Николаевич Глинка. Всё-таки это имя ещё на слуху, пусть даже по далёким от литературы причинам. Мы помним его причастность к декабристскому движению, и дружество с Пушкиным, и его подвижнический труд на ниве благотворительности… Только стихов его мы почти не помним. Ещё в начале сороковых годов девятнадцатого века Виссарион Белинский так писал о Глинке: «…Поэтов на Руси явилось столько, что Ф. Н. Глинка совершенно потерялся в их густой толпе».

Ф. Н. Глинка Гравюра на стали художника К. Я. Афанасьева

Первое своё стихотворение он опубликовал в «Русском вестнике» в 1807 году, а уже в 1810 году, с «Письмами русского офицера» о событиях войны 1805–1807 годов, к нему приходит настоящая литературная известность. Несколько лет спустя, если верить Виссариону Белинскому, нельзя было найти «ни одного журнала, ни одного альманаха, в котором бы не встретилось имя господина Глинки».

Действительно, литература в начале девятнадцатого века была основной формой культурной жизни, и без стихов не обходилось ни одно собрание, ни один светский раут. Гоголь писал, что «сделались поэтами даже те, которые не рождены были поэтами», а что уж говорить о тех, кто имел литературный талант. Фёдор Глинка, безусловно, такой талант имел.

Он прожил долгую, насыщенную событиями жизнь – без малого век, сохраняя ясный ум и хорошую память. До глубокой старости Глинка писал стихи, полные чувства и любви к Родине, остро отзываясь на всё, что происходило в России. Это само по себе должно вызывать удивление и почтительность, как всё необычайное и исключительное. Наверное, такое же удивление испытала Екатерина Великая, наблюдая, как прадед Глинки в возрасте более ста лет прекрасно держался в седле и ловко управлялся с огнестрельным оружием.

Военное образование Глинка получил в Первом кадетском корпусе и через два года уже участвовал в кампании против Франции в пехотной бригаде генерала Милорадовича. Он был в сражении под Аустерлицем в Четвёртой русско-австрийской колонне под началом Михаила Илларионовича Кутузова, где союзные войска понесли сокрушительное поражение от армии Наполеона. В 1812 году снова при Милорадовиче участвовал в сражениях под Смоленском и на Бородинском поле, в которых проявил бесстрашие и отвагу, за что был представлен к наградному золотому оружию. А в 1814 году Глинка в составе русского гвардейского корпуса победно входил в Париж.

Карьера военного у Глинки складывалась вполне успешно, однако литературные устремления у Фёдора Николаевича всегда числились в приоритете. С переводом в гвардейский Измайловский полк Глинка оказывается в кругу единомышленников, с помощью которых сначала была образована библиотека, а затем и «Военный журнал», который Глинка возглавил. И как мы уже знаем, председательствовал Глинка и в «Вольном обществе любителей российской словесности». В это же время, с 1816 по 1821 год, Глинка сближается с деятельностью тайных декабристских обществ и вступает в масонскую ложу «Избранного Михаила». Он искренне полагал, что целью тайных объединений является нравственное обновление граждан, просвещение народа и его духовное возрождение. «Люди без образования нравственного не общества, а стада!..» – писал поэт и офицер Фёдор Глинка. Впрочем, заблуждался Фёдор Николаевич недолго: поняв разрушительность и гибельность для России подобных тайных союзов, он порывает не только с масонами, но и с декабристским движением. Тем не менее, после провала восстания он, как входивший в «Союз спасения» и «Союз благоденствия», был арестован и помещён в Петропавловскую крепость. Сыграли свою роль ложные доносы и оговоры сослуживцев на «Комиссии для изысканий о злоумышленных обществах».

Фёдор Николаевич был настолько возмущён своим заключением под стражу, что сумел добиться аудиенции с Императором. «Глинка, ты совершенно чист, но всё-таки тебе надо окончательно очиститься», – таков был вердикт Николая Первого. И Глинка на короткое время отправляется в ссылку в Петрозаводск, где поступает на гражданскую службу в губернское правление.

В 1835 году с Глинки окончательно снят надзор, и он с женой Авдотьей Павловной, урождённой Голенищевой-Кутузовой, поселяется в Москве. После Москвы супружеская пара переезжает в Петербург, а в 1862 году они окончательно обосновываются в родном для Авдотьи Павловны краю – в Твери. Надо отметить, что супруги во многом имели общие увлечения и устремления. Авдотья Павловна сама была поэтесса и переводчица, причём духовная поэзия занимала в её творчестве центральное место. Также как и Фёдор Николаевич, она принимала активное участие в благотворительности, её стараниями было образовано движение «Доброхотная копейка» и бесплатная столовая для бедных. Сам Глинка не только поддерживал начинания Авдотьи Павловны, но и являлся председателем благотворительного общества. В Твери до сих пор помнят, что Индустриальный техникум, бывший прежде ремесленным училищем, основал Фёдор Николаевич, он же был попечителем Тверской мужской гимназии, да и Краеведческий музей создавался не без его активного участия и поддержки.

Ещё в Москве Глинка принимает участие в создании Комитета для призрения просящих милостыню. Нищенство Фёдор Николаевич считал делом позорным и недопустимым. Вины за попрошайничество он не снимал ни с общества, ни с самих нищих и делал многое, чтобы это постыдное явление вовсе исчезло из русской жизни. Глинка одним из первых ратовал за введение пособий в период поиска работы и выступал за обязательное трудоустройство попрошаек. Он не уставал доказывать, что у государства есть все необходимые инструменты для искоренения этого социального зла. Глинка не принимал философии социалистов, но считал исключительно вредным для общества большой разрыв между бедными и богатыми.

Как указывали многие его современники, у Глинки была «исключительно ясная душа, неисчерпаемый запас добродушия и любви к людям». С Глинкой Пушкин сошёлся вскоре после Лицея, и в какой-то степени попал под его положительное влияние и безусловное обаяние. Глинка нередко оберегал Пушкина от опрометчивых поступков, заступался за него перед влиятельными особами, открыто говорил и писал о его редкой поэтической одарённости:

Судьбы и времени седого

Не бойся, молодой певец!

Следы исчезнут поколений,

Но жив талант, бессмертен гений!

Черновой автограф стихотворения Ф. Н. Глинки. Российский Государственный архив литературы и искусства

В Глинке Пушкин чувствовал ту безусловную моральную поддержку, которой ему так часто не хватало в жизни. В одном из своих писем младшему брату Лёвушке Александр Пушкин писал: «Если ты его увидишь, обними его братски, скажи ему, что он славная душа, и что я люблю его как должно…» Конечно, Пушкин не мог не видеть некоторого однообразия поэтических опытов Глинки и в силу своего характера не мог удержаться от добродушной иронии в адрес приятеля, наградив его своей эпиграммой. Посылая эпиграмму Вяземскому, поэт просит никому её не показывать, ибо «Фита бо друг сердца моего, муж благ, незлобив, удаляяйся от всякия скверны». Напомним, что Кутейкин – это персона комедии Дениса Ивановича Фонвизина «Недоросль», семинарист-недоучка, выступающий, тем не менее, учителем русского и церковнославянского.

Как бы критично Пушкин ни смотрел на Глинку как поэта, в отдельных его вещах он видел и яркое дарование, и тонкое лирическое чувство, и присущую его поэтической речи звуковую гармонию. В пушкинских рецензиях мы можем найти о Глинке такие строки: «Изо всех наших поэтов, Ф. Н. Глинка, может быть, самый оригинальный. Он не исповедует ни древнего, ни французского классицизма, он не следует ни готическому, ни новейшему романтизму; слог его не напоминает ни величавой плавности Ломоносова, ни яркой и неровной живописи Державина, ни гармонической точности, отличительной черты школы, основанной Жуковским и Батюшковым. Вы столь же легко угадаете Глинку в элегическом его Псалме, как узнаете князя Вяземского в стансах метафизических или Крылова в сатирической притче. Небрежность рифм и слога, обороты то смелые, то прозаические, простота, соединённая с изысканностью, какая-то вялость и в то же время энергическая пылкость, поэтическое добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей и свежесть живописи, иногда мелочной, – всё даёт особенную печать его произведениям».

Как некогда Глинка заступался за опального Пушкина, так теперь Пушкин хлопотал перед сильными мира сего о своём сосланном друге. И хлопоты эти имели определённый успех: Глинка был переведён в Тверь, где старые друзья после долгих лет, наконец, встретились.

Конечно, Глинка знал, что в сатире «Собрание насекомых», напечатанной в «Подснежнике», «Божья коровка» – это про него. Неизвестно, сердился ли он на Пушкина, направившего ему несколько осторожных и виноватых писем, но известно, что ответом на них были такие естественные для Глинки слова: «…Смею уверить, что я вас любил, люблю и любить не перестану».

Гибель поэта глубоко задела Фёдора Николаевича. Почти сразу же он откликнулся на трагическое событие «Воспоминанием о пиитической жизни Пушкина», и возвращался к памяти русского гения на протяжении всей своей долгой жизни.

Да, мистический характер поэзии Глинки и его этическая дидактика были Пушкину не близки. Но надо понимать, что Глинка стремился воплотить в своём творчестве целостное мировоззрение, в котором утверждалась бы духовная, моральная и культурная роль Российской цивилизации, возможно, оттого он избрал для себя несколько архаизированную стилистику и обращение к ценностным основам христианства. Поэзия Глинки исключительно целомудренна, в ней мы не найдём стихов о чувственных переживаниях лирического героя, о бесплодном томлении, о себе, как особенном центре мироздания… Девизом творчества Глинки, «Мафусаила русской поэзии», как его называли современники, вполне могла бы стать надпись на медали участника Отечественной войны с Наполеоном, которая у него, как у героя этой войны, наверняка имелась: «Не нам, не нам, а имени Твоему». В чтимой Фёдором Николаевичем «Псалтири» эта фраза звучит так: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей». Эта фраза на протяжении двух веков также была девизом рыцарского ордена Тамплиеров.

Весь долгий век Фёдора Николаевича Глинки был исполнен преданного рыцарского служения России, её народу, её культуре. Он не мечтал о славе и величии, желал лишь быть причастным к величию и процветанию страны, помня о своём долге перед ней. О себе он думал меньше всего, но о его жизни и о нём думаем мы, гордясь такими людьми и их помня.

При составлении использованы издания:

Собрание сочинений Ф. Н. Глинки. Том 1. Издание М. П. Погодина. Москва. 1869 г.

А также периодические издания 20-х, 30-х годов XIX века:

«Литературные прибавления к „Русскому инвалиду“», «Северные цветы», «Невский альманах», «Денница», «Славянин», «Подснежник».

Все публикуемые тексты приведены в соответствие с правилами современного русского языка.