ОЦУП Николай Авдеевич 23. X(4.XI).1894, Царское Село — 28.XII.1958, Париж

ОЦУП

Николай Авдеевич

23. X(4.XI).1894, Царское Село — 28.XII.1958, Париж

Николая Оцупа чаще всего представляют учеником и биографом Николая Гумилева. Действительно, это так, Оцуп даже ходил хлопотать в ЧК, когда Гумилева арестовали. Написал о своем любимом поэте несколько работ, в эмиграции за фундаментальное исследование о Гумилеве Оцуп в 1951 году получил ученую степень доктора наук в Парижском университете. Да, Оцуп — гумилевовед, но он представляет интерес и сам по себе.

Оцуп родился в семье придворного фотографа и окончил Александровский лицей в Царском Селе. «А Царское Село, воистину город Муз, город Пушкина и Анненского, не это ли идеальное место для будущего поэта?» — писал Оцуп. И он стал поэтом, вначале заложив за 32 рубля золотую медаль, полученную по окончании гимназии; в 1913 году Николай Оцуп отправился в Париж, где учился «с отвращением» в «Ecole de Droit», зато с упоением в Коллеж де Франс слушал лекции философа-спиритуалиста Анри Бергсона. Вернувшись в Россию, Оцуп поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, попал в армию и в феврале 1917-го вернулся в революционный Петроград, «с красными знаменами, ошалевшими броневиками» и, естественно, сам тоже ошалел. Но, будучи юношей весьма сообразительным, понял, что «нужно заниматься своим делом», и принял приглашение Горького на работу в издательстве «Всемирная литература».

В 1919 году состоялось знакомство Николая Оцупа с Блоком и Гумилевым. Оцуп вспоминал: «В 1918–1921 годах не было, вероятно, среди русских поэтов никого равного Гумилеву в динамизме непрерывной и самой разнообразной литературной работы. Именно тогда мне привелось близко его узнать. Знакомство наше быстро перешло в дружбу. Он предложил мне помочь восстановить „Цех поэтов“ и быть с ним соредактором сборников „Цеха“».

Во второй «Цех поэтов» вошли Георгий Иванов, Марк Лозинский, Георгий Адамович и другие молодые поэты.

В 1921 году вышел первый сборник стихотворений Оцупа «Град».

Женщина, прекрасная и бледная,

У дубовой ручки замерла,

Сквозь перчатку жалит ручка медная,

Бьет в глаза нещадный блеск стекла…

Стихи легкие, летучие, пропитанные акмеистической печалью.

О, жизнь! С дыханьем лондонских туманов

Смешался аромат хайямовских диванов,

Джульетта! Ромео! Веронская гробница

В цветах и зелени навеки сохранится.

О, жизнь моя. А что же ты оставишь?

Студенческий трактат о Цизальпинском праве,

Да пару томиков стихов не очень скучных,

Да острую тоску часов благополучных,

Да равнодушие у ветреной и милой,

Да слезы жаркие у верной и постылой,

Да тело тихое под говорливым кленом,

И солнцем проливным,

и легким небосклоном.

О, жизнь!.. В настоящей жизни были иные туманы и другие ароматы. Брат Павел был расстрелян в ЧК, а сестра Надя сотрудничала с тем же ЧК, щеголяла в кожаной куртке с револьвером за поясом, что в дальнейшем не гарантировало ей уверенности за собственную жизнь, и она крепко пострадала из-за «троцкистского уклона».

7 августа 1921 года умер Александр Блок. «Блока гроб я подпирал плечом…», — напишет Оцуп. 24 августа был расстрелян Гумилев. Оцуп пережил гибель Гумилева как семейное горе и личное предупреждение. Большинство членов «Цеха поэтов» приняло решение эмигрировать из новой России. Уехал и Оцуп в Берлин «по состоянию здоровья», хотя со здоровьем у Оцупа было тогда все в порядке. Он был молод и энергичен. В петроградских литературных кругах к нему относились с добродушной насмешкой за его умение и предприимчивость: Оцуп имел обыкновение уезжать временами из голодного Петрограда в провинцию и привозить оттуда всякую снедь. Его фамилию Корней Чуковский шутя расшифровывал как аббревиатуру: Общество Целесообразного Употребления Пищи. Георгий Иванов писал об Оцупе:

Так уж мной заведено:

То поэма, то пшено…

Доставать продукты Оцуп умел мастерски, но изжить постоянно сосущий страх под ложечкой никак не мог. В 1922 году он покинул советскую Россию и воспрянул духом в Берлине, где

Нищий немец на Курфюрстендаме

Юнцов и девок сводит по ночам.

Но не только. Берлин был тогда литературной столицей русского зарубежья. «Дом искусств», кафе «Ландграф», где любили встречаться русские писатели и куда часто захаживали Николай Оцуп и Георгий Иванов, почти два десятка издательств… Оцуп переиздает в Берлине свой «Град» и в 1926 году выпускает второй сборник «В дыму».

Любовь одна, и все в любви похоже:

И Дельвиг томно над Невой бродил

И это имя называл, и тоже

Смотрел в глаза и слов не находил.

Оцупа берлинского периода его приятель Бахрах вспоминает так: «С явным налетом элегантности, внешней и внутренней, был он всегда очень аккуратен, всегда чистенько выбрит, какой-то лощеный, может быть, даже преувеличенно вежливый и своей корректностью выделяющийся в литературной, склонной к богемности, среде… Если бы я теперь постарался мысленно восстановить его внешний облик, перед моими глазами встал бы молодой человек спортивного вида, в белых фланелевых брюках, с теннисной ракеткой в руке».

И хотя в сборнике «В дыму» у Оцупа часто встречаются такие мрачности, как туман, мгла, мрак и ад, сам внутри своей души он был светлым человеком. Как написал французский исследователь Луи Аллен: «Тема страха, которая так давит у Тютчева и отравляет прелесть некоторых стихотворений Блока, почти отсутствует у Оцупа…»

«Оцуп, — как отмечает уже Борис Поплавский, — был задуман миротворцем, жалостливцем, голубем неким…» Хотя и «голубю» порой было несладко.

Любовь исчезла. Отчего?

Мираж. Что может быть невинней —

Блеснул, обжег, и нет его.

Я обманулся. Я — в пустыне.

Из Берлина Николай Оцуп переехал в Париж, где в 1928 году вышла отдельным изданием его поэма «Встреча». С 1930 по 1934 год Оцуп издает журнал «Числа», в который он сумел привлечь и старшее поколение (З. Гиппиус, Мережковского, Б. Зайцева, Ремизова и др.) и молодое (Газданова, Поплавского, Терапиано, Раису Блох и др.). А какие художники оформляли «Числа»! Ларионов и Гончарова, Сутин и Шагал; использовал также Оцуп репродукции Дерена, Модильяни, Пикассо…

Занимаясь редакторско-издательской деятельностью, Оцуп продолжал писать стихи.

Как часто я прикидывал у уме,

Какая доля хуже:

Жить у себя, но как в тюрьме,

Иль на свободе, но в какой-то луже.

Должно быть, эмиграция права,

Но знаете, конечно, сами:

Казалось бы, «Вот счастье, вот права» —

Европа с дивными искусства образцами.

Но изнурителен чужой язык,

И не привыкли мы к его чрезмерным дозам,

И эта наша песнь — под тряпкой вскрик,

Больного бормотанье под наркозом…

И, конечно, тоска по родине!

Конкорд и Елисейские поля,

А в памяти Садовая и Невский,

Над Блоком петербургская земля,

Над всеми странами Толстой и Достоевский…

Но тоска без идеализации, без сентиментальных слез, ибо, как написал Оцуп в прекрасном стихотворении «Буря мглою»:

Сонечка на улице в накидке…

Мармеладов… Страшная страна.

Особая страница в жизни Оцупа: Вторая мировая война. Он записался добровольцам во французскую армию. Воевал. Полтора года провел в тюрьме в Италии, бежал, был схвачен и отправлен в концлагерь, откуда в 1942 году снова бежал, уведя с собой 28 военнопленных. В 1943 году Оцуп стал участником итальянского Сопротивления. Был смел и храбр, за что удостоен английских и американских наград, со стороны СССР своеобразная награда: полное замалчивание.

С 1935 года по 1950-й Оцуп писал «Дневник в стихах» длиной в 12 тысяч строк, который, по мнению поэта и литературоведа Юрия Иваска, является «памятником последнего полувека». Помимо дневника, Оцупу принадлежат книга воспоминаний «Современники» и двухтомное издание «Жизнь и смерть» (Париж, 1961). В последние годы своей жизни Оцуп утверждал, что на смену акмеизму, сыгравшему свою роль, пришел «персонализм» как реакция на атеизм, стадность, «это не эгоизм писателя, это защита его личного достоинства».

Николай Оцуп прожил 64 года и умер от разрыва сердца. Его прах покоится на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, под Парижем. «За нами, — писал в своем „Дневнике“ Оцуп, — столько же бесчисленных смертей…»

Это — дальше, следующий век,

Тот, в котором нас уже не будет…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.