VII. …Вынул ножик из кармана (1968)

VII. …Вынул ножик из кармана (1968)

19 августа 1968 года весь мир облетело сенсационное сообщение: американский космический корабль «Аполлон-11» достиг окололунной орбиты, после чего кабина с двумя астронавтами отделилась от корабля и совершила посадку на Луну. Астронавты Нейл Армстронг и Эдвин Олдрин первыми ступили на поверхность спутника Земли. Главная мечта советского народа была, наконец, осуществлена.

Только не нами.

Пока весь мир, затаив дыхание, смотрел по телевидению прямую трансляцию с Луны, государственное ТВ Польши безмятежно крутило старый детектив со Станиславом Микульским в главной роли, ТВ Венгрии передавало репортаж с птицефабрики в Сегеде, ТВ Болгарии и ГДР транслировали какие-то эстрадные концерты, а советское телевидение, нарушив стройность программы, вдруг принялось показывать шестилетней давности документальный фильм об убийстве президента Кеннеди. Рядовые граждане Москвы и Варшавы, Берлина, Софии и Будапешта в тот день ничего так и не поняли. Специальный корреспондент «Известий» в США Мэлор Стуруа, передав по телетайпу взволнованное сообщение об «Аполлоне», неожиданно получил из Москвы категорический приказ: «О Луне не надо. Срочно дайте Вьетнам и Гэса Холла».

Два десятилетия спустя тогдашний член Политбюро Петр Шелест рассказывал журналисту Андрею Караулову, что сенсационная новость застала Л.И.Брежнева врасплох. Еще две недели назад руководители ГРУ и ПГУ, вызванные в Кремль с отчетом, уверяли, будто американцы безнадежно застряли на испытаниях двухместного корабля «Джемини», а программа «Аполлон» после неудачного старта «Аполлона-1» в феврале 1966 года чуть ли не вообще заморожена. Питер Болдуин, генеральный директор НАСА, приняв после катастрофы 1967 года на «Скайлэбе» соболезнования от советского посла Дубинина, правда, произнес в ответ довольно странную фразу, что-де «не все еще потеряно». Но тогда реплику эту в Москве всерьез не приняли…

Во второй половине того же дня 19 августа было созвано экстренное заседание Политбюро. Запись трансляции, так и не показанной в СССР, была просмотрена в угрюмом молчании. Такой подлости от американцев не ожидал никто. «Узнай мы, что в США только что закончено построение коммунизма, мы и то были бы не так ошарашены, — вспоминал все тот же Шелест. — Это было похоже на катастрофу. Наша цель, к достижению которой мы стремились несколько десятилетий, оказалась нагло присвоенной потенциальным противником. В пору было либо поднимать белый флаг капитуляции, либо объявлять в войсках повышенную боевую готовность…» После долгих споров все, в конце концов, согласились с предложением Михаила Суслова: не признавать в Советском Союзе достижение американцев как факт, просто игнорировать его в ряду всех прочих злокозненных инсинуаций врагов мирового социализма — мало ли клевещут на наш строй! Вместе с тем министру обороны Гречко было поручено «не допускать массовых провокаций и быть готовым к любым неожиданностям». «Мы никому не позволим использовать эту вражескую выходку для расшатывания социалистической системы, — сказал в заключение Брежнев. — Виновные будут наказаны самым строжайшим образом…»

На следующий день, 20 августа, многие читатели газет обратили внимание на две довольно загадочные публикации. Одна статья была напечатана на первой полосе газеты «Правда» и называлась коротко: «Заявление ТАСС». Вторая называлась длинно — «Не надо врать, господин президент!» — и вышла в «Литгазете»; подписали это обращение С.Кургузов, С.Шпанырь, Г.Марков, О.Хрусталев и другие фантасты. Понять смысл обеих статей, не зная ничего о полете «Аполлона», было совершенно невозможно. «Заявление ТАСС» почему-то предостерегало Соединенные Штаты от попыток «вбить клин между странами социалистического содружества, посеять неверие в достижения советской науки», а потом вдруг, вне всякой связи с предыдущим текстом, напоминало о безопасности Кубы и о «недопустимости милитаризации космоса». (Фраза о Кубе, вставленная в «Заявление» на всякий случай, по совету осторожного министра иностранных дел Громыко, вкупе с «космосом» вызвала к жизни невероятный слух, будто бы с территории «Острова Свободы» мы запустили к Луне ракету, которую-де американцы и сбили, приняв за баллистическую. Называлась даже фамилия погибшего космонавта — Громов, вообще неизвестно откуда взятая…) «Коллективка» писателей-фантастов в «Литгазете» была столь же невнятна, хотя еще более любопытна. Дело в том, что в день триумфа «Аполлона» президент США Линдон Джонсон действительно выступил с коротким обращением к нации, содержавшим поздравления с победой. В обращении были, в частности, слова: «У американской астронавтики за минувшие годы было немало просчетов. Но теперь, наконец, она взяла реванш». Последнее слово, выдернутое из контекста, и обыгрывалось в письме фантастов. «О каком реванше сегодня толкуют в Вашингтоне и в Бонне? — вопрошали писатели. Или, может быть, народы США и ФРГ забыли, кто был настоящим победителем во второй мировой войне? И какая именно страна запустила в космос первый в мире пилотируемый корабль „Восток“? Ваши угрозы не делают чести Соединенным Штатам, г-н президент. Ваши попытки перечеркнуть все великие достижения советской космической науки бесполезны и кощунственны». Письмо заканчивалось обращением к «нашим коллегам за океаном, американским писателям-фантастам Рэю Брэдбери, Роберту Шекли, Клиффорду Саймаку, Генри Каттнеру и другим» с пожеланиями вразумить своего президента на благо мира и прогресса. (Генри Каттнер, правда, едва ли смог бы послушаться своих советских коллег, ибо скончался еще полтора десятилетия до того и был вписан в верстку уже готовой полосы «Литгазеты» замороченным дежурным редактором — вместо исключенного из текста по требованию Главлита «антисоветчика Роберта Хайнлайна».) Помимо вышеописанных благоглупостей, было в «коллективке» фантастов одно тревожное слово, проскользнувшее как бы невзначай, среди призывов «не усиливать конфронтацию», и потерянное в словесном мусоре даже самыми внимательными читателями-следопытами, опытными толкователями подтекстов.

Слово это было — «Чехословакия».

К лету 1968 года Москву не слишком тревожили демонстративные эскапады Белграда и Бухареста (Чаушеску, например, разрешил транслировать в Румынии высадку американских астронавтов и даже обратился к Джонсону с витиеватыми поздравлениями). Однако поведение Праги все более настораживало брежневское Политбюро.

«Пражская весна» 68-го принесла Москве много тревог. Пока Гомулка решал в Польше еврейский вопрос, а Хонеккер отстреливал всех желающих перебраться через Берлинскую стену, Александр Дубчек («Саша», как звал его Брежнев) все больше склонялся к «ревизионистам» — тем, кого не устраивал «московский» вариант социализма, насаждаемый в Чехословакии. Дубчек понимал, что экономика страны, с каждым годом все более интегрированная в гигантский космический проект Большого Брата, скоро не выдержит и надорвется. Ота Шик в своем докладе «Лунный блеф», прочитанном на майской сессии ЦК КПЧ и позднее ставшем «экономической» частью знаменитой декларации «2000 слов», блистательно доказывал: у Чехословакии нет и быть не может реальных оснований строить свои промышленные программы в расчете на неуемные аппетиты Главкосмоса СССР. «Каждый грамм лунного грунта, привезенного на Землю, обойдется нашей стране в миллионы и миллионы крон, — отмечал автор. — Готовы ли наши налогоплательщики платить за стратегическое любопытство восточного соседа такую цену?» Сторонники «социализма с человеческим лицом» твердо были уверены, что не готовы. Иржи Прохазка в статье, опубликованной в газете «Млада фронта», например, писал: «Допустим, Советский Союз добьется своего и завоюет Луну. Что же он понесет туда? Может быть, идеалы свободы, равенства и братства, написанные на знаменах Великой французской революции? Едва ли. Скорее, это снова будут идеи сталинско-готвальдовского концлагеря, которые по-прежнему в ходу. Мы очень хорошо помним, как Рудольф Сланский был расстрелян НКВД только за то, что выразил сомнения в необходимости строить в Брно завод по производству специальной стали, предназначенной для советских ракет. Мы не хотим в очередной раз становиться пешками в чьей-то большой игре. Достигни Советы Луны сегодня, и мы будем обречены тоже играть в чужую „лунную партию“. Стать сателлитом сателлита — участь более чем незавидная…»

Можно себе представить, какую реакцию в Чехословакии вызвало неожиданное сообщение о полете «Аполлона-11». Телетрансляция с Луны шла по ТВ весь день, и запись повторялась ночью… Тысячи людей вышли на улицы Праги, Братиславы и других крупных городов страны, звучали песни, поздравления, выступающие скандировали имена Армстронга, Олдрина, Коллинза и президента США Джонсона. «Американцы натянули нашим русским друзьям нос, — ликовал в „Праце“ Зденек Ганзелка. — Есть шанс, что это событие кое-что изменит в международном раскладе сил и, не исключено, поможет хотя бы несколько ослабить медвежьи объятия наших восточных соседей по соцлагерю». Примерно в том же духе, может быть, в чуть более корректных выражениях, было выдержано выступление 20 августа самого Александра Дубчека по национальному радио. Поздравив соотечественников с новой знаменательной победой мировой науки, первый секретарь ЦК КПЧ выразил уверенность, что «теперь будет положен конец бессмысленной гонке за приоритетом, во имя которой народное хозяйство нашей страны было поставлено в незавидное положение». В финале своей речи Дубчек отметил, что в самые последние часы возникла принципиальная договоренность между правительствами США и ЧССР — о том, что в один из следующих лунных экипажей будет включен и гражданин Чехословакии, майор ВВС Ян Ворличек. По мнению известного советолога Малькольма Такера, это последнее сообщение переполнило чашу терпения Москвы.

На следующий день советские танки вошли в Прагу.

Корреспондент «Правды» Сергей Борзенко, въехавший в город на броне вместе с автоматчиками, рассказывал в первых же своих репортажах о «толпах хулиганов, выкрикивающих грязные ругательства». В действительности же, демонстранты осаждали танки с именами американских астронавтов на устах — о чем, естественно, журналист написать не имел права, даже если бы захотел. К сожалению, жители Чехословакии, рисовавшие мелом на стенах и на танковой броне контуры «Аполлона-11», и представить себе не могли, что офицеры танкисты (не говоря уж о рядовых автоматчиках) вообще не знают ничего о высадке Армстронга и Олдрина и не понимают смысла изображений. Пользуясь этой неразберихой, «Правда» в те дни писала: «Воинствующие молодчики рисуют на стенах атомные бомбы и ракеты, надеясь, что американский генерал Макартур придет на помощь отщепенцам и ревизионистам…»

Суслов добился своего — высадка американцев на Луне стала сенсацией вчерашнего дня и в мировой прессе отодвинулась куда-то на третий план. Отныне темой номер один стала Чехословакия. «Пражская весна», увы, не была приспособлена к встрече с танками, и к уличным боям (как некогда в Будапеште) никто не оказался готов: сообщение о том, что в подвалах домов Гаека, Гольдштюккера, Елинека были найдены «автоматы, радиостанция западногерманского производства, патроны и запасы горючего», были ложью от начала до конца. Короткая перепалка в ООН также танкам не помешала. От имени Дубчека, официально еще не выведенного из Политбюро КПЧ, все решения уже принимали Гусак и Биляк. Именно Гусак во время первого же официального телефонного разговора с Москвой пообещал, что «ЧССР будет верна всем обязательствам перед Советским Союзом».

Разумеется, скрыть от многих москвичей космическую победу американцев, несмотря на интенсивно работающие «глушилки» и повышенную активность Комитета госбезопасности в эти дни, было невозможно. По Москве ходил тогда печальный анекдот о том, как мы, в пику Штатам, тоже высадили своих космонавтов. «И не двух, а две дивизии. И не на Луне, а еще дальше — в Праге». 21 июля в Москве были арестованы молодые литераторы Сергей Штерн, Игорь Малахов, Борис Руденко, Зиновий Юрьев и Владимир Орлов, попытавшиеся устроить демонстрацию. Пока они проходили мимо американского посольства с плакатами «Да здравствует „Аполлон-11“!», «Привет, Армстронг и Олдрин!», агенты госбезопасности их не трогали (перепутав с участниками запланированной Комитетом студенческой демонстрации протеста «против зверств американской военщины во Вьетнаме»). Однако, как только они дошли до чехословацкого посольства и вытащили плакаты в поддержку «пражской весны», они были немедленно избиты «случайными прохожими» и затолкнуты в «случайно подвернувшийся» неприметный «рафик». Больше никаких инцидентов в столице в те дни не было.

Вечером 21 августа Степан Кургузов был срочно вызван в Кремль. Шеф Секции фантастов, еще когда ему двумя днями раньше позвонили из «Литгазеты», догадывался, что теперь его помощь будет снова постоянно необходима. Идя на встречу, Кургузов прихватил с собой несколько сигнальных экземпляров фантастических романов писателей — членов Секции, рассказывающих о нашем славном покорении Луны. Судя по мемуарам самого С.Кургузова, принял его непосредственно Брежнев, причем Суслов тоже молча присутствовал при разговоре. Речь шла о Чехословакии и о Луне. «Я надеюсь на поддержку наших выдающихся писателей-фантастов, — сказал Брежнев, вежливо перелистав книжки. — Кроме того, вам сегодня предстоит нелегкая задача: вы должны осторожно, но твердо развенчивать миф о якобы имеющемся космическом приоритете США. Действуйте так же, как и раньше. Пишите еще активнее — никаких сложностей с публикациями у вас не будет. Важно, чтобы народ не утратил веры в силу наших достижений, не поддался буржуазной пропаганде, не принял какой-нибудь случайный наш просчет за признак слабости…»

Кургузов вернулся со встречи окрыленный и тут же назначил закрытое заседание Президиума Секции. Стенограмма в тот день не велась, и потому сейчас установить, о чем шел разговор конкретно, не представляется возможным. Очевидно, С.Кургузов делился полученными инструкциями. Так или иначе, уже к октябрю 1968 года самые надежные «кадры» Секции (В.Понятовский, Ан. Спирин и все еще бодрый Сем. Шпанырь) разразились новыми романами на злобу дня — соответственно «Десантом на Луну», «Кораблями Вселенной» и «Перед стартом». Надо заметить, что в новой ситуации очень трудно было «иметь хорошую мину при плохой игре»: в условиях, когда на поверхность Луны ступила нога человека из США, сочинять поучительные истории о наших собственных (грядущих) фантастических лунных первопроходцах могли только очень идейно стойкие и бестрепетные люди. Увы, понять вопиющую, почти мазохистскую нелепость этих позавчерашних пропагандистских творений могла только некоторая часть интеллигенции, знающая о полете «Аполлона» и по старой привычке предпочитающая отважно сжимать свой кукиш в своем же кармане. Призыв Александра Солженицына «жить не по лжи» в те годы услышан не был: ложь стала наркотиком, отказаться от нее для многих означало бы умереть…

Наиболее заметным явлением стал в том же 1968 году роман детского писателя Николая Носова «Незнайка на Луне», выпущенный «Детской литературой». В отличие от упомянутых книг Понятовского, Спирина и Шпаныря, книга была талантливая — хоть и созданная в соответствии с «социальным заказом» Пожалуй, это был единственный в своем роде образец «контрпропагандистской» литературы, когда автор не опустился до злобствований и халтуры. Главные герои романа, глупые и нахальные коротышки Незнайка и Пончик («мистер Понч»), захватывали космический корабль, построенный умником Знайкой со товарищи и таким вот контрабандным путем попадали на Луну. Описание высадки приятелей-жуликов на поверхность Луны было точной, мастерской и, надо признать, смешной карикатурой на высадку американцев с «Аполлона». Нелепые клоуны Незнайка и Пончик становились комическими двойниками реальных Армстронга и Олдрина; даже напыщенная фраза Незнайки: «Смелее, Пончик! Теперь каждый наш маленький шаг войдет в историю человечества!» (после чего герой презабавно падал прямо в яму) — была соотнесена с фразой, действительно сказанной Армстронгом в момент выхода из модуля: «Маленький шаг человека, огромный шаг человечества». Целое поколение школьников, взахлеб читающее «Незнайку на Луне», приучались к мысли что первенство Незнайки, ступившего на Луну, — ворованное, ненастоящее. Что прав не тот, кто успел раньше, а тот, кто долгим честным трудом заслужил победу. Очевидно, сам Носов, работая над книгой, надеялся, что правда о полете «Аполлона-11» все-таки будет сказана в те же 60-е, и пытался таким вот образом уменьшить чувство разочарования своей страной, которое могло бы возникнуть у детишек.

Надежды его не оправдались. Взят был курс на полное пренебрежение истиной, усилился цензурный нажим на печать. Произведения «новых фантастов» стали возвращать из издательств под разными предлогами, а «Новый мир» Твардовского оказался в еще больших цензурных тисках. Твардовского все чаще стали вызывать в ЦК и «настойчиво советовать» ему «не пренебрегать произведениями уважаемых людей из Секции фантастов». Кое-кто надеялся, что Твардовский не выдержит и сдастся. «Злобный старик Зайцев стал являться в редакцию журнала почти каждое утро, — вспоминал тогдашний ответственный секретарь „Нового мира“ Борис Немзер. — Он часами высиживал в приемной Твардовского, не добиваясь приема, а просто зорко поглядывая на всех входящих и выходящих. В руках он держал толстую папку с рукописями. Это была своего рода психическая атака. Он явно брал нас на измор…»

После ареста Штерна, Орлова, Руденко, Юрьева и Малахова состоялось партсобрание Московской писательской организации, где Аркадий Васильев, автор двухтомного романа «Луна на всех одна», предложил «строже отнестись к людям, поступающим в наш союз». Выступившие было Потапов и Аксенов были ошиканы собравшимися — по сути, им просто не дали говорить. Прием нескольких десятков талантливых фантастов в члены СП СССР в те дни был отложен на неопределенный срок.

Перемены коснулись не только литературы. Вновь начались попритихшие было гонения на джаз (кому-то пришло в голову, что фамилия Луи Армстронга будет напоминать о Нейле Армстронге). Вновь была выкопана из небытия статья М.Горького о «музыке толстых» и его же любимое присловье: «Сегодня он играет джаз, а завтра будет против нас». После чего последний джаз-клуб в Ленинграде — много позже оплаканный В.Аксеновым в романе «Ожог» — приказал долго жить. Джаз было, конечно, жалко, но все остальное — втройне…

«Оттепель» закончилась.