Молчание пастырей

Молчание пастырей

Мы отмечаем сразу два писательских юбилея: Владимира Маканина и Валентина Распутина. Обоим исполнилось семьдесят пять лет. Оба родились в несчастном 1937 году, с разницей в два дня – 13 и 15 марта соответственно.

Вообще в 1937 году, который по восточному календарю был годом Огненного Быка, родилось удивительно много писателей: Распутин, Маканин, Вампилов, Ахмадулина, Мориц, Чухонцев, Битов, Фокина, Аверинцев (тоже писал стихи), Высоцкий… Называю их без всякого порядка и попытки поделить на какие-то литературные группы или «партии», что и невозможно сделать, если внимательно посмотреть на этот далеко не полный список «детей 1937 года». Кстати, этот термин впервые ввел в оборот очень яркий литературный критик Владимир Бондаренко и даже написал об этом интересную книгу: «Дети 1937 года».

Что было причиной этого странного поколенческого чуда? Можно гадать долго. Но конечно, одной из причин была сталинская забота о рождаемости и запрет на аборты. Проблема «отцов и детей» ведь просто решалась тогда. Этих отцов посадили, этих расстреляли, но раньше все-таки позаботились о демографическом росте, причем как раз накануне страшной войны. Во время войны отцы, которые были на свободе, пошли на фронт, а оставшиеся в тылу матери всю войну и после нее тащили на плечах этот вечно голодный демографический рост.

Наверное, неслучайно одна из лучших повестей Владимира Маканина называется «Безотцовщина», а у героя-мальчика из лучшего рассказа Валентина Распутина «Уроки французского» слишком заметно нет отца.

Владимир Маканин родился на Урале, в Орске. Валентин Распутин – в Сибири, в деревне Аталанка Иркутской области. Между Орском и Иркутском расстояние более 4000 километров. Это почти в десять раз больше, чем между Парижем и Лондоном. И всего лишь (по нашим понятиям – всего лишь!) на полторы тысячи километров меньше, чем между Лондоном и Нью-Йорком. И вот представьте себе, сколько важных событий происходило между Парижем и Лондоном и между Лондоном и Нью-Йорком и как эти события повлияли на ход мировой истории. А между Орском и Иркутском как будто никогда ничего не было.

Вероятно, специалисты по русской истории что-то нам расскажут. Наверное, и неспециалисты вспомнят об уральском казаке Ермаке, который покорил Сибирь. Но всё равно наши дети гораздо лучше знают Д’Артаньяна, особенно в исполнении Михаила Боярского, чем Ермака в исполнении Виктора Степанова в одноименном кино 1996 года.

Но ведь Распутин и Маканин – дети немыслимых исторических и географических пространств, от которых дух захватывает! Ведь Урал и Сибирь – два величайших географических региона в евроазиатской части мира. Война, которую пережили эти «дети 1937 года», была величайшей войной в мировой истории. Русская революция, которая определила судьбы этих детей через их отцов, была, разумеется, главным политическим событием ХХ века. Кто бы с этим поспорил? Но вот что странно: мы совсем не воспринимаем этих писателей как исторических. И если сибирская составляющая Распутина нам еще понятна через его очерки, то уральский вектор Маканина непонятен, нет…

Например, для британской литературы чрезвычайно важно место рождения писателя – сама Англия, Ирландия или Шотландия? Для американской прозы «южане» и «северяне» являются принципиально разными литературными партиями. И даже мы, русские, чувствуем отличие между Фолкнером и Фицджеральдом, не зная, чем отличается штат Миссисипи, где родился Фолкнер, от штата Миннесота, где родился Фицджеральд. Чтобы почувствовать разницу между этими классиками, нам не нужно знать, что прадед Фолкнера воевал на стороне южан, а прадед Фицджеральда – автор текста государственного гимна США, американский Сергей Михалков, грубо говоря…

Но лично для меня Распутин и Маканин тоже являются классиками мировой литературы. И то, что ни один, ни другой еще не получил и, вероятно, не получит Нобелевской премии, является проблемой самой премии.

Вы посмотрите, какие они восхитительно разные! Один – боль, стон, непрерывное апокалиптическое напряжение. Но сколько любви и милосердия в том же небольшом рассказике «Уроки французского», который был написал сорок лет назад, а до сих пор вызывает слезы у всех читающих и что-то чувствующих поколений. Второй – диагност, аналитик, с годами становящийся всё жестче, совсем уж стыдящийся вынесения каких-то прямых моральных оценок. И это тоже заставляет вспомнить рассказ сорокалетней давности, мой любимый у Маканина, «Ключарев и Алимушкин». Как страшно он заканчивался! «Передай мужу, что Алимушкин улетел на Мадагаскар, и его провожала мать», – то есть герой умер, а всем хотелось бы, чтобы он просто незаметно исчез…

По Распутину и Маканину мы могли бы (и должны!) изучать нашу историю, а не по комментариям наглотавшихся каких-то книг и статей политологов. Они могли бы (и должны!) ответить нам на вопрос: что с нами сегодня происходит? Но, пока овцы блеют, пастыри молчат. Оба устали!

Это так грустно, что от обоих юбилеев осталось нерадостное чувство. Словно мы кого-то обманули или нас кто-то обманул. Словно совсем не осталось у нас словесных пастырей. И надо уже идти в церковь, а там тоже непонятно, что происходит, и порой думаешь, что лучше бы и эти пастыри тоже не открывали ртов.

18 марта 2012

Данный текст является ознакомительным фрагментом.