Николай: символика имени в «Войне и мире» Л.Н. Толстого
Николай: символика имени в «Войне и мире» Л.Н. Толстого
[176]
Имя Николай, неоднократно встречающееся или подразумеваемое на страницах «Войны и мира» Л.Н. Толстого, обладает символическим смыслом и связано с почитанием святителя Николая, в старом русском варианте – Николы (в народной огласовке – Миколы) Мирликийского (Николая Угодника, Николая Чудотворца). Николай (Никола) Мирликийский особенно почитался на Руси.
Б.А. Успенский, опираясь как на многочисленные свидетельства иностранцев, так и на разъяснения иерархов Русской церкви (епископа Воронежского и Елецкого Тихона Малинина, митрополита Новгородского Феофана Прокоповича), так характеризовал отношение к святому Николаю Мирликийскому в старой России: «Никола (св. Николай) занимает совершенно исключительное место в русском религиозном сознании. Никола, несомненно, наиболее чтимый русский святой, почитание которого приближается к почитанию Богородицы и даже самого Христа»[177]. В неканонических народных представлениях, доживших до XIX и до XX века, Никола даже может входить в Святую Троицу наряду со Спасителем и Богородицей или быть четвертым Ее Лицом. «Соответственно, в фольклорных текстах Никола может смешиваться с Богом <…> и имя Николы сочетается с наименованием Господа (или Троицы и Богородицы), как бы объединяясь с ними в одно целое <…>»[178]. Ему посвящены многочисленные духовные стихи, известные в том числе и в поздних и в современных записях; святитель Николай прославляется как «во святител?хъ велик в чюдес?х з?ло преславен», «его меч в руках горящих / Пресекает сатану»[179].
Австрийский дипломат барон С. Герберштейн, посетивший Россию в 1517 и 1526 годах, отмечал, что московиты «[с]реди святых <…> особенно чтут Николая Барийского и ежедневно рассказывают о его многочисленных чудесах»[180].
Дж. Флетчер – посол английской королевы Елизаветы, побывавший в Московии в 1588–1589 годах, писал: московиты, почитая святых, «отдают еще преимущество одним перед другими, как то: Благословенной Деве Марии <…> и св. Николаю, именуемому у них скорым помощником. Они говорят, что Бог назначил ему для служения 300 главных Ангелов»[181]. Он упоминал, что «они кладут в руки покойнику письмо к св. Николаю, которого почитают главным своим заступником и стражем Царствия Небесного, каким паписты считают Петра»[182]. Дж. Горсей, приказчик-практикант английской Московской компании, приехавший в Россию в 1572 году и проживший в ней длительное время, утверждал, что русские правители «производили древность собственной церкви от апостола Андрея и св. Николая, своего покровителя»[183]. Это утверждение в отношении святителя Николая, по-видимому, неверно, но весьма показательно, так как является попыткой объяснить особое его почитание.
В «Войне и мире» несколько упоминаемых храмов посвящено святому Николаю (Николе) Мирликийскому. Пьер по пути к Бородинскому полю спускается по дороге, ведущей «мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили» (т. 3, ч. 2, гл. ХХ [VI; 197]). Это новый Никольский собор на городище Можайска, у кромки вала (святой Николай Мирликийский – небесный покровитель Можайска). Собор был построен в 1685 году как надвратный храм; Пьер должен был видеть его в перестроенном виде, но без воздвигнутой в 1814 году колокольни: в 1802–1812 годах старый обветшавший храм был перестроен в неоготическом стиле, возможно, архитектором А.Н. Бакаревым[184].
Упоминание Толстого о можайском Никольском соборе не случайно: Можайск и его надвратный храм воспринимались как символические ворота Москвы, Московской земли, а святой Николай – как покровитель не только Можайска, но и всей Русской земли. По замечанию участника похода на Россию Стендаля, «[н]е воззвания и не награды воодушевляют русских солдат на бой, а приказания святого угодника Николая»[185]. Символично и имя святого, производное от греческого слова «победа»; имя «Николай» означает «победитель народов», наполеоновская армия же состояла из солдат разных народов – «двунадесяти язык» (двенадцати народов). В 12 верстах не доходя до Можайска, на Бородинском поле, у ворот Москвы русские одерживают духовную победу над армией Наполеона.
П. Петрей – швед, в 1600–1610-х годах неоднократно бывавший в России, сначала с целью сбора информации о стране, затем с дипломатической миссией, свидетельствовал о Можайске: «В крепости находится образ св. Николая, который содержится в большой чести и богато украшен драгоценными каменьями, жемчугом и золотом. Когда великому князю надо бывает воевать, он ходит туда в Николин день и жертвует святому большие дары и подаяния, чтобы он послал ему победу над врагами»[186]. Память о Можайске как «доме» святого Николая не исчезла и позднее.
Николай-Никола почитался, в частности, как покровитель ратного дела, что отражено в народных причитаниях; показателен и меч святого Николая Можайского на известной резной иконе[187].
Когда французский авангард вступил в Москву, «oколо середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость “le Kremlin”» (т. 3, ч. 3, гл. XXVI [VI; 365]). Храм Николы Явленного выступает здесь в роли своеобразного символического замещения святого Кремля, вехи на подступах к нему.
Знаменательно, что и Пьер Безухов для исполнения покушения на Наполеона (а он полагает, что избран свыше для этой роли) отправится «к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело» (т. 3, ч. 3, гл. XXXIII [VI; 402]). Выбор места, естественно, неслучаен. Пьер как бы ищет небесного покровительства, помощи святого Николая (Николы).
Покидающие Москву наполеоновские войска и русские пленные проходят «мимо церкви», оскверненной французами: у ограды был поставлен стоймя «труп человека <…> вымазанный в лице сажей» (т. 4, ч. 1, гл. XIII [VII; 111]). Неназванная церковь – это сохранившийся храм Николы Чудотворца (Николая Мирликийского) в Хамовниках. Основное здание церкви было построено в 1679–1682 годах, один из приделов, трапезная и колокольня – в 1692 году, второй придел – в 1757 году[188]. Толстой не называет церкви, но это упоминание было понятным для каждого москвича. Ведь «Война и мир» – произведение, адресованное по преимуществу москвичам, а не петербуржцам. В «Войне и мире» противопоставлены не в выгоду новой столице Москва и Петербург. При этом петербургские топографические реалии практически не упоминаются в книге (Фонтанка, дом на Английской набережной и Таврический сад – редкие исключения). Между тем московские реалии, адреса упоминаются очень часто, причем в расчете на посвященного читателя, их хорошо знающего. Помимо улиц, бульваров и площадей это, например, Гурьев дом (т. 1, ч. 3, гл. XIII), Юсупов дом (дом князя Н.Б. Юсупова в Харитоньевском переулке – т. 3, ч. 3, гл. XVI), дом князя Грузинского на углу Поварской (т. 3, ч. 3, гл. XXXIV), приход Успения на Могильцах (т. 2, ч. 5, гл. XII), домовая церковь Разумовских (церковь Вознесения на Гороховом поле – т. 3, ч. 1, гл. XVIII). В случае с «Гурьевым домом», о котором вспоминает Николай Ростов в полудреме, находясь во фланкерской цепи, Толстой, ориентирующийся на собственное восприятие Москвы, очевидно, допускает исторический анахронизм: Гурьевым домом («Гурьевкой») назывался роскошный дом, построенный по проекту М.Ф. Казакова на углу Тверской и Малого Гнездниковского переулка для московского главнокомандующего А.А. Прозоровского после 1778 года (вероятно, в 1790–1795 годах). Он принадлежал позднее княгине Голицыной, затем Куракиной; в руках «богатого помещика Гурьева, который его окончательно забросил» дом оказался только в 1840-х годах и лишь с этого времени приобрел обиходное название «Гурьев дом»[189].
Изображение храма Николы в Хамовниках – это еще один пример указания на символическое значение святого Николы (Николая) и имени Николай в «Войне и мире»: Никола Угодник словно бы выпроваживает из Москвы французов, которые осквернили его храм.
Знаменательно в «Войне и мире» время действия в Эпилоге. Действие Эпилога приходится на «канун зимнего Николина дня, 5 декабря 1820 года» (VII; 272). Престольный праздник в Лысых Горах, где собираются любимые толстовские герои, – праздник святого Николая. По мнению Б.И. Бермана, приуроченность событий Эпилога к этой дате связана с воспоминанием о старшем брате Толстого, рано умершем Николае: «Миросозерцание <…> и, главное, жизнечувствование тридцатилетнего Толстого, несомненно, складывалось под влиянием его любимого старшего брата Николая Николаевича, бюст которого Толстой всегда держал перед собой в яснополянском кабинете. Не думаю, чтобы действие Эпилога “Войны и мира” случайно совпало с Николиным днем 6 декабря 1820 года»[190]. Однако психологическая трактовка, даваемая Б.И. Берманом, еще не объясняет функции этой приуроченности в контексте самого Эпилога. Вероятно, для Толстого существенно то, что вслед за зимним Николиным днем следует Никольщина: в народном быту «[э]то празднество всегда справляют в складчину <…>. В отличие от прочих, – это праздник стариковский, большаков семей и представителей деревенских и сельских родов»[191]. К зимнему Николину дню собираются вместе все оставшиеся в живых представители родов Ростовых и Болконских и Пьер Безухов – единственный признанный законным сын графа Безухова; вместе оказываются главы, отцы семейств Ростовых – Болконских (Николай) и Безуховых – Ростовых (Пьер). Из старшего поколения – графиня Ростова.
Имя Николай, очевидно, для Толстого не только «отцовское» имя (его отец Николай Ильич) и имя любимого рано умершего брата Николеньки, но и «победоносное» – Николаем звали Болконского-старшего, генерал-аншефа, которого ценили еще екатерининские полководцы и сама императрица; Николенькой зовут младшего из Болконских, в Эпилоге мечтающего о подвиге, о подражании героям Плутарха. Честным и храбрым военным стал Николай Ростов. Имя Николай – как бы «самое русское имя»: не случайно все оставшиеся в живых из Ростовых и Болконских и Пьер, а также друг Николая Ростова Денисов в Эпилоге собираются в лысогорском доме к празднику Николы зимнего.
В особенном почитании святителя Николая Мирликийского и в имени Николай для автора «Войны и мира» значимы, очевидно, не только такие смыслы, как ‘победоносность’, ‘покровительство воюющим за правду’. Толстой, приверженный представлению о высшей ценности простоты, о нравственном и поведенческом идеале, к которому ближе всего простой народ, должен был учитывать, что святой Николай Мирликийский особенно почитаем именно в народной, в крестьянской среде. По словам фольклориста С.В. Максимова, «вообще, св. Никола пользуется в народе огромным уважением за его любовь к крестьянам и почитается самым старшим и самым близким к Богу святым угодником»[192]. Почти век спустя так же оценил значение почитания святого Николая А.Д. Синявский, приведший ряд примеров народного почитания святого в советское время, свидетелем которых был сам: «Наиболее популярный на Руси святой это Николай-Чудотворец, которого у нас в народе величают запросто и любовно – Никола, или еще более огрубленнее и просто – Микола». По замечанию А.Д. Синявского, «[н]а Украине существовала шутливая побасенка, которая построена в форме диалога двух мужиков. Один мужик спрашивает: “А що буде, як Бог помре?” И второй отвечает: “А Микола святый на що?” Если умрет Бог, то на этот непредвиденный случай еще остается в запасе Никола. Разумеется, это сказано с юмором. Но это, вместе с тем, говорит о том, что Никола рассматривался самым старшим и самым близким к Богу святым угодником»[193].
В народных легендах и сказках-притчах святой Николай является терпящим бедствие в облике простого «старичка», как, например, в сказке «Об отце Николае», или «старого дiда», как в украинской сказке «Людьска доля» из сборника А.Н. Афанасьева[194]. По словам А.Д. Синявского, простому народу «Никола рисовался в виде скромного, седенького старичка, который в лаптях, с посохом в руке ходит по всей России. Либо сидит под деревом и плетет лапти. Словом, среди всех святых, почитаемых на Руси, Никола не только самый уважаемый, но и самый теплый, самый простой. Это вечный странник и вечный работник, это самый трудолюбивый святой, потому что, может быть, наиболее земной и конкретный. Он и ближе всех других святых к Богу, он же ближе всех других к человеку, к мужику»[195].
По народной легенде, святой Николай сохранил урожай мужику, на которого разгневался пророк Илья за то, что крестьянин ему не молился, а молился святителю Николаю (Миколе). Благодаря дождю, сведенному на его поле Миколой, и советам святого мужик получил большую прибыль, продав урожай ржи, несмотря на град, которым ее побил Илья[196].
Широко распространена в различных губерниях России была легенда о святом Касьяне и Николае, встретивших крестьянина, воз которого завяз в грязи. Касьян побрезговал помочь, боясь испачкать свою райскую ризу и в таком непотребном виде предстать пред Господом. «Николай же Чудотворец ни словечка мужику не ответил, а только уперся плечом, натужился, налег и помог воз вытащить». За это Господь определил праздновать святому Касьяну только раз в четыре года (в високосные годы – день его памяти 29 февраля), а святому Николаю – дважды в год[197].
Николай Чудотворец в народном представлении – самый добрый святой: «В отличие от некоторых других святых (например, от Ильи-Пророка) и даже в отличие от самого Христа, образ Николы не несет в себе ничего грозного, страшного. Никола это постоянный милостивец русского народа. Ради проявления милости ему приходится иногда обманывать других святых и самого Христа, настолько в народном сознании Никола живет как воплощенная снисходительность к нашим земным несчастьям и как деятельная, практическая любовь и пособничество в нужде»[198].
В апокрифических легендах о святом Николае говорилось о его простом происхождении – из «смердовичей»[199].
Не случайно Платон Каратаев, олицетворяющий в «Войне и мире» народную душу, молится кроме Флора и Лавра (Фролы и Лавры) именно Николе-угоднику (т. 4, ч. 1, гл. XII).
Святой Николай в народе воспринимался как особенный помощник в крестьянском труде, покровитель лошадей и пчеловодства[200]. Забота святого Николая о пчелах могла иметь особое значение для Л.Н. Толстого, обозначавшего бессознательное общее начало в бытии людей посредством метафоры «роевая жизнь»: «Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы»; «История, то есть бесцельная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей» (т. 2, ч. 1, гл. I [VI; 19])[201]. Также показательно, что Москву, покидаемую жителями в предчувствии ее захвата французами, автор «Войны и мира» сравнивает с «обезматочившим ульем»: «Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей» (т. 3, ч. 3, гл. ХХ [VI; 340]).
Мотив пчел, пчеловодства присутствует также в воспоминаниях князя Андрея накануне Бородинского сражения: «Наташа <…> рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила. <…> “Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать”, – говорила она, краснея и волнуясь» (т. 3, ч. 2, гл. XXV [VI; 220]). Вообще, эти воспоминания и рассказ Наташи глубоко символичны[202]. Старик пчельник в восприятии Наташи – фигура совершенно особенная, он исполнен какой-то более чем человеческой доброты, «изливающейся» из его глаз[203]. Не исключено, что он, исполняющий роль проводника, выводящий из лесной глуши Наташу, соотнесен со святителем Николаем – это как бы святой Николай, явившийся ей в облике крестьянина, как в народных легендах, пришедший на помощь.
В этой связи существенно, что одна из функций святого Николая – охранитель в пути, а также провожатый душ в рай. Показательны народные пословицы: «Никола в путь, Христос подорожник!», «Бог на дорогу, Никола в путь!»[204]
Соответственно, и рассмотренные выше символические «встречи» Пьера со святителем (с его храмами) – в начале пути опрощения и страданий (в Можайске), в Москве и при вынужденном оставлении первопрестольной – могут означать защиту Безухова святым, покровительство святителя Николая Мирликийского толстовскому любимому герою.
Также святой Николай – заступник за несправедливо осужденных, спасающий их от казни, и помощник узникам, освобождающий их из темниц. Среди его чудес, известных в древнерусской книжности, – спасение невинно осужденных горожан от меча палача, чудесное предотвращение казни трех оклеветанных воевод, сохранение жизни и освобождение Агрикова сына Василия, Христофора попа и Петра монаха. Святитель Николай известен христианам как тот, кто «чловэкыъ <…> от меча избави и ис тьмьниця»[205]. Соответственно, его возможная роль в толстовском произведении – сокрытый, не явленный небесный помощник Пьера Безухова, едва не расстрелянного французами узника, пленника.
Вопрос о знакомстве автора «Войны и мира» с определенными фольклорными произведениями, посвященными святому Николаю Мирликийскому, в данном случае не представляется существенным. Во-первых, Толстой с большой вероятностью знал ряд опубликованных произведений устной народной словесности о святителе, во-вторых, в «Войне и мире» нет отсылок к конкретным фольклорным или житийным текстам о святом Николае, для создателя романа важны не конкретные свидетельства собственно церковного почитания или «народной веры», а особенное значение почитания святого Николая Угодника русским народом и функции этого святого как помощника и небесного покровителя. И наконец, в то время, когда было написано толстовское произведение, русский фольклор оставался живым и имел широкое бытование; соответственно, писатель мог непосредственно в повседневном быту познакомиться с народными представлениями о святом Николае Мирликийском[206].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.