Нравоописание как жанровый тип произведений

Нравоописание как жанровый тип произведений

Помимо героического эпоса, романа и романа-эпопеи существует еще один жанровый вариант повествовательных произведений, который можно назвать нравоописательным. Данный тип жанра тоже определяется особенностями проблематики и избирает в качестве главной проблемы изображение той или иной социальной среды без ее дифференциации на избранных и ординарных, с подчеркиванием ее стабильности, устойчивости, неизменности и очень часто консервативности.

Этот тип произведений ведет свое начало с древнеримской литературы, находит себе место в литературе Средневековья, Возрождения, а затем и в последующие эпохи. Из литературы XVIII века назовем произведение английского сатирики Д. Свифта «Путешествие Гулливера». В русской литературе XIX века к данному жанровому типу могут быть отнесены ««Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасова, «Записки из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского, «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Посмотрим, как выглядит произведение данного жанра, обратившись к «Мертвым душам» Н.В. Гоголя.

В данном произведении иная, чем в романе, ситуация, иное соотношение героев. Ведущий персонаж Павел Иванович Чичиков, который часто появляется на сцене, – герой нероманного типа. Между ним и помещиками нет реальной отчужденности. Он прекрасно понимает их и строит, исходя из этого, свое поведение, а помещики достаточно быстро распознают его планы и готовы осуществить предлагаемую им сделку-продажу мертвых душ. Что касается чиновников, то они прямо-таки сватают в объятия нового «херсонского» помещика и празднуют покупку, понимая, в чем ее суть. Следовательно, в изображении среды здесь не акцентируется ее дифференцированность и неоднородность, как в «Евгении Онегине» и других романах, потому что именно среда становится основным объектом внимания и изучения.

С указанным обстоятельством связан и иной тип отношений между различными сферами изображаемой действительности, иными словами, отсутствие сколько-нибудь заметной иерархии между персонажами и их «уравненность» в правах. Выделение Чичикова в качестве ведущего персонажа и его присутствие во многих эпизодах нужны не для того, чтобы читатель вглядывался в его внутренний мир, а для контактов с обитателями поместий, ибо представить в роли их гостя и собеседника Онегина или Печорина просто невозможно.

Появление Чичикова в сюжете подчеркнуто методом от противного. На первой же странице повествования в момент приезда героя в губернский город с одинаковой степенью внимания описаны: его бричка, ее колеса, рассуждающие мужики и, что еще любопытнее, «некий молодой человек», который проходил мимо трактира «в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкой с бронзовым пистолетом». Акцент на, казалось бы, второстепенном и эпизодическом – это признак не таинственности, а равноправия всего того, о чем пойдет речь. За этим последуют подробнейшие описания костюмов, манер, привычек всех без исключения упомянутых в повествовании лиц. Приведем пример. Вследствие тревог, связанных с назначением нового генерал-губернатора и аферой Чичикова, в городе, как пишет автор, «все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и тот похудел». Как видим, внимание фиксируется на самых разных, значительных и едва заметных в городе, лицах, потому что писателя интересует общий уклад жизни города, а затея Чичикова – это способ потревожить этот уклад и обнажить его особенности.

Характером иной, чем в романе, ситуации мотивируется и принцип организации действия. Внутренней пружиной, двигающей действие вперед, являются здесь не сложные отношения персонажей, а как бы внешний толчок, которым оказывается решение Чичикова посетить помещиков с целью купить у них «мертвые души». Поэтому в смене эпизодов нет обязательной причинной последовательности, эпизоды не вытекают один из другого, как чаще бывает в романе, а присоединяются один к другому, как бы нанизываются один на другой.

Предлагаемое понимание жанра «Мертвых душ», казал ось бы, противоречит определению автора, который назвал свое произведение поэмой, ибо поэма подразумевает нечто возвышенное, воспеваемое и воспевающее. Между тем высокие мысли Н.В. Гоголя о Руси только вкрапливаются в текст его сочинения, основная же его часть содержит не воспевание русской жизни, а критическое восприятие, что хорошо известно. Не случайно в первом издании данного произведения его заглавие было; «Мертвые души, или Похождения Чичикова», – что связывало данное произведение с традицией авантюрно-плутовского романа. При этом романный аспект оказался нейтрализован, а детализированное изображение провинциальной помещичье-чиновной среды стало доминирующим, центральным, что и преобразовало этот роман в нравоописательное повествование.

Произведения нравоописательного типа не чужды и литературе XX века, в том числе русской. Данная жанровая ориентация весьма очевидно просматривается в многочисленных повестях 60—70-х годов, посвященных крестьянской тематике, то есть в произведениях В.И. Белова, В.П. Астафьева, В.Г. Распутина, В.М. Шукшина, Ф.И. Абрамова и других. Жанровая направленность многих произведений названных авторов предопределялась замыслом художников, стремлением ввести в литературу новых героев, новый материал, попыткой

расширить тематические рамки тогдашней литературы, показать тяжкие условия жизни человека в деревне и вместе с тем выявить и продемонстрировать сохранившиеся там нравственные ценности, которые, с их точки зрения, таил в себе уклад сельской жизни.