Андре Мальро (1901 – 1976)
Андре Мальро (1901 – 1976)
Критика называла А. Мальро не только «свидетелем XX века», но и «властелином душ», «истолкователем страстей, мифов, роковых сил XX столетия».
Раннее творчество А. Мальро складывается в начале 20-х годов. Это произведения, написанные в жанре фэнтези: «Бумажные луны» (1921), «Текст для идола с рожком» (1923), «Королевство Фарфелю» (1928). Основная цель писателя – воспроизведение экзистенциальной смыслоутраты. Используя сюрреалистическую стилистику – языковую игру, черный юмор, гротеск, ошеломляющую метафору, Мальро создает адекватное воплощение тщеты и нелепости жизни. Названия всех трех произведений пост-
роены на сюрреалистическом принципе сочетания несочетаемого. Как и в сюрреализме («Растворимая рыба» А. Бретона, «Магнитные поля» Ф. Супо и А. Бретона), названия произведений Мальро не имеют никакого отношения к содержанию. Писатель не анализирует абсурд, а демонстрирует его, погружая читателя в атмосферу бессмысленности. Создание предельной наглядности стало возможным благодаря понятию искусства как игры. В фантастических феериях Мальро действительность и вымысел уравниваются в правах, размываются границы категорий пространства и времени. Пространство, как и персонажи, лишаются всякой конкретности, являясь символическим воплощением человека и человеческого существования. Используя принцип снижения повествования и образов персонажей при помощи черного юмора и гротеска, Мальро создает ошеломляющую метафору абсурда.
В своей попытке выразить парадоксальность, абсурдность существования Мальро, используя сюрреалистическую стилистику, придает предельную наглядность экзистенциальной смыслоутрате.
Однако вскоре Мальро теряет интерес к литературным занятиям. Его неудержимо привлекает Восток – Индокитай и Китай, где бурлят политические и революционные страсти. Бытует легенда о Мальро, участнике Кантонской революции 1925 г. и шанхайских событий 1927 г., столь достоверно воспроизведенных в романах «Завоеватели» (1928) и «Человеческое существование» (1933).
Легенда обросла фактами после публикации перевода романа «Завоеватели» на немецкий язык в берлинском журнале «Европейское ревю» в 1928 г. Биографическая справка гласила: «Мальро родился в Париже. Направлен министерством колоний в Камбоджу и Сиам с археологической миссией (1923). Член руководящего комитета партии "Молодой Аннам" (1924). Комиссар Гоминдана в Индокитае (1924 – 1925). Заместитель комиссара по пропаганде Бородина при руководящем комитете национально-освободительного движения в Кантоне (1925)».
Опровержений со стороны Мальро не последовало, и легенда о герое Кантонской революции пошла гулять по свету, обрастая все новыми подробностями.
На самом деле весь политический опыт Мальро в Индокитае ограничился участием в либеральном движении «Молодой Аннам» и пропагандой идей этого движения в основанной им газете «Индошин». После закрытия газеты, в 1926 году Мальро возвратился во Францию.
Неудачный опыт азиатской одиссеи, мучительное переживание «Заката Европы», кризиса европейского сознания определили тональность первых философских эссе Мальро – «Искушение Запада» (1926) и «Европейская молодежь» (1927). В этих произведениях намечаются контуры философской мысли писателя, его «трагического гуманизма», опирающегося на философию жизни Ф. Ницше и О. Шпенглера.
Отталкиваясь от шпенглеровской концепции непроницаемости и замкнутости различных культур, Мальро строит эссе «Искушение Запада» на противопоставлении Востока и Запада. Каждый из типов культуры, считал Шпенглер, вырастает на основе своего собственного уникального «прафеномена» (т.е. способа переживания жизни) и, подчиняясь жесткому биологическому ритму, проходит основные фазы развития: рождение и детство, зрелость и закат. Шпенглер вводит противопоставление между культурой и цивилизацией. Культура характеризуется как «органический» тип эволюции во всех сферах общественной жизни – социальной, политической, религиозной и т.д. Второй этап – цивилизация характеризуется «механическим типом эволюции», представляющим «окостенение творческих начал культуры и ее распад». Европа, с позиции Шпенглера, переживает стадию цивилизации, а потому ее закат неизбежен.
В сопоставлении Запада и Востока в эссе Мальро четко обозначается преемственность шпенглеровской традиции. Писатель утверждает труднопреодолимую границу двух культур: в одной из них (Восток) есть Бог, есть нравственно-этические ценности, личность слита с коллективом; в другой (европейской) – крушение всех традиционных ценностей, «смерть Бога» и зияющая бездна абсурда.
«Европейцы устали от самих себя, от собственного индивидуализма, который трещит по швам. То, что их поддерживает, – это отрицание всего... Способные действовать вплоть до самопожертвования, они хотели б найти в действии более глубокий смысл».
В «Европейской молодежи» Мальро, задолго до Камю, называет абсурд «духовным заболеванием» поколения. Отталкиваясь от утверждения Шпенглера, что «всякая культура имеет своим источником религию», Мальро видит в крушении христианства одну из причин кризиса европейского сознания. С потерей жизнеспособности христианских мифов, считает писатель, нарушается равновесие человека в мире. Человек, по мысли Мальро, превращается в «бытие брошенное», смерть разрастается до масштабов мировой трагедии, лишая жизнь смысла. «Первые признаки нашего бессилия проистекают из потребности объяснить мир через «решетки» христианской культуры, хотя мы уже не являемся христианами. Поэтому, как мне кажется, основное усилие современного мира должно быть направлено на создание своей собственной реальности».
Неоспоримым авторитетом «в создании собственной реальности» и этики «трагического гуманизма» стала для Мальро философия действия и самопреодоления Ф. Ницше. Ницшеанский культ действия с его принципом «универсальной единичности», истины, добываемой в переживании, провозглашается писателем как основное средство самоутверждения в мире абсурда.
Философские эссе А. Мальро – генезис его творчества. В них содержатся ключевые темы романов 20-х годов – «Завоеватели» и «Королевская дорога» (1930).
За свою сравнительно долгую жизнь Мальро создал шесть романов – «Завоеватели», «Королевская дорога», «Человеческое существование», «Время презрения» (1935), «Надежда» (1937), «Орешники Альтенбурга» (1942), для которых характерна однородность мышления, несмотря на активную политизацию писательской мысли в 30-е годы.
Романы Мальро, рожденные в самой гуще современной истории – китайская революция («Завоеватели», «Человеческое существование»), годы фашистского безвременья («Время презрения»), гражданская война в Испании (1937), являются не столько историческим свидетельством, сколько типологией европейского сознания, потрясенного бурями века двадцатого. Героев произведений писатель наделял своим «типом сознания», обобщая лично-пережитое до универсальной истины. «Мальро не прекращает говорить о самом себе. Нет ни одного персонажа, который не был бы в известной степени им самим» (Г. Пикон).
Принцип «универсальной единичности», положенный в основу романов, определяет их форму как форму самовыражения. В романах Мальро мир лишен верховного смысла, истина неразрывно связана только с личным опытом, а поэтому может быть только личной, экзистенциальной. Мальро, по его собственному признанию, «не писал романы». Он размышлял, мыслил притчами, творя новый миф «трагического гуманизма».
Образцом для писателя был Ницше. Ницше определял миф как «воплощение универсальной истины, как символ», который отмечает человеческий опыт печатью вечности. Только миф, с точки зрения немецкого философа, делает доступным для восприятия самые сложные философские мысли: «Сев верхом на все символы, ты будешь разъезжать на всех истинах», – вещал Заратустра. Предметом философских размышлений Мальро становится индивидуальное действие как способ самоутверждения в мире абсурда.
В философии жизни, в немецком экзистенциализме, в романах Мальро утверждается иная концепция реальности: в философии жизни как дивной иллюзии (Ницше, Киркегор, Шпенглер), в экзистенциализме и в произведениях Мальро как смыслоутраты. Таким образом, в творчестве Мальро, впитавшем сложный спектр традиций экзистенциальной философии, возникает новый вид романа, в котором размываются грани между философией и литературой.
В романах Мальро впервые в мировой литературе смерть становится основной темой размышлений. Философская суть смерти, считал писатель, заключается в том, что, обрывая жизнь, смерть означает «непоправимое событие». Перед единственно безусловной истиной – беспощадной очевидностью смерти – все оказывается химерой: и забота о ближнем, и собственная карьера, и гражданский долг. Смерть, в концепции Мальро, упраздняет жизнь и все ценностные критерии.
Изначальный трагизм бытия, по мысли писателя, не только в смерти, но и в неразрешимых бытийных противоречиях: всепожирающая власть времени, уязвимость плоти, неизбежность старости. Враждебность безрассудно молчащего мира осмысляется Мальро как рок или судьба. «Под судьбой подразумевается нечто вполне определенное: осознание человеком равнодушного к нему и смертоносного космоса, Вселенной и времени, земли и смерти».
Думать о смерти, в концепции Мальро, «не для того, чтобы умирать, а для того, чтобы жить, сделав предпосылкой действия само отсутствие у жизни конечной цели». Неприятие судьбы выливается в стремление «основать величие человека на самой зависимости от рока». Действуя «наперекор судьбе», экзистенциальная личность, в оценке Мальро, становится «бытием-против-смерти».
Писатель, превращая внешний мир в своеобразную аллегорию столкновения человека с судьбой, создает грандиозную утопию «богоравной независимости», противопоставленную хаосу истории и трагизму существования.
Основной фон событий первого романа Мальро «Завоеватели» – Кантонская революция 1925 года – является символикой реального, аллегорией столкновения человека с судьбой. В названии содержится ключ к раскрытию основного замысла: «Завоеватели» – это бунтари против судьбы, стремящиеся обрести в сопротивлении абсурду свое достоинство и честь. Главного героя Гарина Мальро наделяет своим «типом сознания»: трезвое осознание абсурда, бунт против судьбы, ницшеанский культ действия.
Своеобразным толчком к «пробуждению» сознания Гарина явился судебный процесс, во время которого его не покидало ощущение нелепой фантасмагории, лицедейства, где роли заранее распределены и где каждый из судейских чиновников, выступая от имени «истины и справедливости», оперировал стертыми клише и штампами, не имеющими ничего общего с подсудимым (Гариным), с правдой человеческой жизни. Эта тема выхолощенных, мертвых ритуалов позднее будет развита А. Камю в романе «Посторонний».
Гарин одержим «потребностью в могуществе» и видит «свой образец» в Наполеоне. Сопоставление Запада и Востока развернуто на сравнении двух типологий сознания – Гарина и Чен-Дая. Между ними труднопреодолимая граница двух культур: обезбоженности и бездуховности европейской противопоставляется азиатская традиционная слитность личности с коллективом, культ религиозных и этических ценностей. Террорист Хонг – плод отрыва от «китайскости». Терроризм выбирается Хонгом не из склонности к насилию, а из ницшеанской потребности перейти за рамки дозволенного в погоне за иллюзией собственного могущества. В Гарине и Хонге Мальро соединил как бы «две версии одного и того же персонажа». Для Гарина революция – своего рода «паскалевский дивертисмент»: он безразличен к ее результатам, его занимает сам процесс, интенсивность которого поглощает внутреннюю тревогу, порожденную осознанием абсурда. Гарин одержим стремлением доказать, что человек способен преодолеть судьбу. Авантюризм Гарина – это попытка спастись от навязчивой идеи о смерти. Но, лишенный иллюзий, наделенный трагическим знанием, он трезво осознает бесплодность своих попыток «оставить след на карте».
«Завоеватели» – «рыцари чести», «фантастические фетишисты черты» – воплощают на практике ницшеанскую идею «героического пессимизма», провозглашающего в качестве основной ценности самопреодоление, доходящее до предела. «Тайна пожинать величайшие плоды и величайшее наслаждение от существования, – утверждал Ницше, – состоит в том, чтобы жить в опасности».
Погружая своих героев в «пограничные ситуации» (терроризм Хонга, революция Гарина), Мальро как бы устраивает экзамен их человеческих возможностей. В богоборческом бунте против основ творения Гарин и Хонг черпают доказательство собственной значительности и независимости от судьбы. Подобная позиция обусловливает «отчужденность» героев, непримиримость к любой общественной системе, усматривая в ней отсутствие бытийных оправданий. «Я не считаю общество ни плохим, ни хорошим, ни способным быть улучшенным, – говорит Гарин. – Я его считаю просто абсурдным. Я в той же степени асоциален, в какой я атеист».
Своим возникновением фигура «завоевателя» обязана философии Ницше: стремление к самопреодолению, «идеал опасной жизни», «богоравная» независимость. Однако лишенные иллюзий, наделенные «трагическим знанием», Гарин и Хонг осознают бесплодность своих попыток «оставить след на карте». «Что я сделал из своей жизни? – говорит Гарин. – Но, Бог мой, что можно из нее сделать». Гарин погибает от какого-то неизвестного заболевания, Хонга расстреливают его бывшие соратники. Гибель «завоевателей» – символ поражения, невозможности победить судьбу.
Но Мальро лишь частично удался замысел – превратить роман в обвинение человеческого существования. Иллюзия достоверности в изображении социально-политических событий ослабила философскую проблематику романа, который был воспринят как репортаж о китайской революции. Роман удостоен премии Интералье, которая обычно присуждалась писателю-журналисту.
В следующем романе – «Королевская дорога» – Мальро выбирает более подходящий материал, соответствующий его замыслу. Роман герметичен по форме. Замкнутое пространство камбоджийских джунглей, в которых происходит действие, изолировано от социально-исторического контекста. В основу сюжета положен личный опыт писателя, который в начале 20-х годов предпринял авантюрную экспедицию в Камбоджу, чтобы вывезти бесценные фрагменты ангхорских храмов древней кхмерской цивилизации. Рискованная авантюра провалилась, закончившись громким судебным процессом. Личный опыт Мальро приобретает в романе очертания притчи, где главное – столкновение человека с судьбой. Враждебность мира воплощена в адекватной художественной форме. Используя принципы натуралистической детализации, Мальро предваряет феноменологию Сартра, создавая метафору бытия как вязкого липкого месива, губительного и враждебного человеку. Картины универсального распада и разложения провоцируют физическое ощущение тошноты, головокружения как физиологического знака «отчуждения».
Джунгли – символ судьбы, несвободы, где на каждом шагу героев подстерегают опасности: это и дикие племена мопсов, и тропическая лихорадка, и ядовитые насекомые.
Герои романа – Клод и Перкен – братья по духу. Они, как и «завоеватели», принадлежат к «посторонним», в которых отмерла восприимчивость к нравственному кодексу общепринятой морали. Клода и Перкена связывает не только солидарность людей, испытывающих «отчужденность» от мира, но и отношения учителя и ученика. Клод только входит в жизнь, болезненно воспринимая очевидность смерти. Перкен, обогащенный опытом, знает, что судьба – это не только смерть, но и несостоявшиеся надежды, неизбежность старости, уязвимость плоти. Перкен превращает свое знание в обвинение миру. Этим обусловлено его страстное желание «создать собственное королевство, существовать в большом количестве людей в течение долгого времени».
Но, как и в первом романе, стремление «оставить след на карте» превращается в трагически бесполезный жест. Неизлечимое заболевание Перкена – символ неизбежного поражения в мире абсурда.
Действуя «наперекор судьбе», герои Мальро черпают смысл в мире всеобщей бессмысленности: «...быть человеком еще более абсурдно, чем быть умирающим». В романах 20-х годов писатель создает типологию европейского сознания, «ужаленного одной заботой – сделать осмысленным существование, лишившееся смысла».
Романы 30-х годов – «Человеческое существование», «Время презрения», «Надежда» – стали непосредственным откликом на драматические события эпохи. В них ощущается значительная эволюция писателя, обогащенного опытом политической борьбы. На смену «завоевателям» приходят герои, объединенные узами братства, сражающиеся во имя справедливости и народного блага. В романе «Человеческое существование» революция теперь не только сфера приложения энергии «игрока», но самостоятельная ценность, способная изменить героя. Несмотря на верность старым темам – столкновение человека с судьбой, «вечный поединок человека и смерти», Мальро в этом романе изображает условия реальной жизни, которые подталкивают к революции. Таким образом, жанр романа «Человеческое существование» представляет синтез элементов притчи и социального романа.
Роман «Время презрения» основан на документальном материале о нацистских тюрьмах и лагерях смерти, но, как и «Человеческое существование», это произведение совмещает социально-историческую конкретность с экзистенциальными размышлениями о человеческом уделе. Герой романа, немецкий антифашист Касснер, «ведет свой бой» даже в тюремной камере, убеждаясь, что человек может сохранить собственное достоинство в любых условиях, осознавая свою причастность к «человеческому братству».
Роман «Надежда», созданный как непосредственное свидетельство участника гражданской войны в Испании, значительно отличается от предыдущих произведений Мальро. «Надежда» – это роман-хроника, в котором последовательно воспроизводится картина военных действий с июля 1936 по июль 1937 года. Жанр романа обусловил соответствующее изображение героев. В плюрализме мнений, в ожесточенных спорах разноликих участников войны постоянно звучит мотив – революция и нравственность. Революция – это война, бойня, кровь, которая потоками проливается и одной, и другой стороной. С позиции нравственности героям «Надежды» трудно оправдать этот «физиологический элемент войны», даже во имя искоренения самого страшного социального зла – фашизма. Мальро в своем романе задолго до «Чумы» и «Бунтующего человека» А. Камю показал вырождение любой благородной идеи в историческом действии. История излечивает от эйфории Мальро 30-х годов идеями коммунизма и светлого будущего. Сотни тысяч жертв сталинских лагерей, массовое уничтожение людей – все это стало для писателя признаками страшной своим трагизмом современной эпохи.
В неоконченном романе «Орешники Альтенбурга» Мальро, возвращаясь после многолетнего перерыва к проблеме индивидуального действия, вносит поправки и уточнения, являющиеся результатом активного вмешательства в современную историю: антифашистская борьба в тридцатые, гражданская война в Испании, французское Сопротивление. Утверждая обреченность любого действия, не имеющего преемственности, писатель взамен предлагает творческий акт художника.
Искусство, в концепции Мальро, – «это то, благодаря чему формы становятся стилем». Писатель подразделяет искусство на «творчество» и «воспроизводство». Первое определяется как истинное, преображающее реальность. Второе, воспроизводящее, копирующее действительность, – не истинное. Мальро считает, что только искусство, побеждающее время, смерть, пространство, является триумфом бренного человека над судьбой. Поэтому искусство определяется им как «антисудьба».
«Орешники Альтенбурга» – последний роман Мальро. Столь короткая творческая биография, охватывающая период между двумя войнами, обусловлена убеждением писателя, что романное время слишком коротко, чтобы вместить ту потенцию «антисудьбы», которая всегда оставалась основой его философских размышлений.
В послевоенную эпоху (40 – 70-е годы) Мальро создает цикл книг по искусству – «Зеркало лимба», которые являются логическим завершением его литературного творчества. Концепция искусства Мальро выразилась в углублении его экзистенциальных раздумий о человеческом существовании. «Божественная сущность» искусства и художника – в стремлении установить эстафету преемственности между поколениями. Мифологемой искусства является сопротивление смерти, обожествленная сила созидания и преображения мира. Этика трагического гуманизма обогащается в работах по искусству концепцией божественной сущности искусства и художника. Мальро создал новую форму романа, очевидными признаками которого являются мифотворчество, притчевость, размывание граней между философией и литературой, тем самым предваряя французский экзистенциализм.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.