Второй этап работы. Критические статьи Н. В. Гоголя и В. Г. Белинского в оценке советского литературоведения
Второй этап работы. Критические статьи Н. В. Гоголя и В. Г. Белинского в оценке советского литературоведения
На первом этапе работы студенты под руководством преподавателя изучают первоисточник, на втором — обращаются к Научной литературе.
На практические занятия следует теперь выносить в основном такие проблемы, которые предварительно уже рассматривались студентами. Теперь им надо познакомиться с научным освещением вопроса, его историографией. Следует рекомендовать студентам и литературу общего характера, которая содержит фактические сведения и поможет глубже разобраться в теме[416].
Преподаватель вместе со студентами определяет круг вопросов, требующих освещения: Являлась ли статья Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» программной для пушкинского «Современника»? Чем вызвано «Письмо к издателю» (из Твери) и примечания к нему Пушкина? Почему Гоголь, бывший в середине 1830–х годов ближе по своим эстетическим позициям к Белинскому, чем к Шевыреву, вычеркнул из своей статьи имя Белинского и сохранил в ней высокую оценку критической деятельности Шевырева?
Ряд студентов получает задание проанализировать статьи советских исследователей, посвященных данной теме (по одной каждому из докладчиков). Эти сообщения не должны сводиться к пересказу, их задачей является уяснение концепции исследователя, а также выявление фактов, вводимых им в научный оборот, и проверка их. Лучше всего доклады студентов расположить в соответствии с последовательностью появления анализируемых работ, предварив сообщения беглым обзором дореволюционных работ на эту тему, сделанных руководителем. Студенческие сообщения открываются рассмотрением четвертой части работы В. В. Гиппиуса: «Литературное общение Гоголя с Пушкиным»[417].
Статья В. В. Гиппиуса — крупнейшего гоголеведа — написана в 1931 г., когда гоголеведение не существовало в качестве самостоятельной научной отрасли исследования. Ученому пришлось проделать большую работу по изучению фактов литературного общения Гоголя с Пушкиным. С помощью сложных и убедительных доказательств В. В. Гиппиус опровергает ряд предположений предшествующих исследователей и устанавливает много новых данных, например точную дату знакомства Гоголя с Пушкиным, всю фактическую историю их взаимоотношений (по этапам), хронологию их литературного общения и т. д.
Статья В. В. Гиппиуса много дает для формирования научного мышления студентов: она наглядно показывает им значение точного факта, без которого невозможно построение ни одной подлинно научной концепции. Исследователь рассказывает, что он сначала был убежден в том, что Пушкин внес в статью Гоголя те самые места, о которых потом написал в своем «Письме к издателю» А. Б. Однако после того, как было доказано, что «Письмо к издателю» за подписью А. Б. написано Пушкиным.
В. В. Гиппиус вынужден был признать, что статью переделал не Пушкин, а Гоголь. В. Гиппиус, таким образом, позволяет ответить на первые два вопроса, поставленные перед студентами.
Работа В. Гиппиуса учит тончайшему анализу литературных источников. Обратившись к трактовке письма А. Б. в статье, студенты увидят, что анализ содержания и стиля этого письма позволяет исследователю аргументированно обосновать свою научную гипотезу. Автор исследования считает, что к письму А. Б. не следует относиться как к credo самого Пушкина, что, «загримировавшись» под провинциала из Твери, Пушкин и говорит, как провинциальный помещик.
По мнению В. Гиппиуса, Пушкин в письме А. Б. не лукавил, заявляя, что статья Гоголя не являлась программой журнала, но хорошо понимал значение этой принципиальной и злободневной работы для «Современника». Тактика Пушкина, однако, не совпадала с гоголевской. Гоголь выступал с юношеским прямодушием и увлеченностью, а Пушкин сдержанно.
Отмечая достоинства статьи В. В. Гиппиуса, преподаватель укажет и на ее недостатки: блестяще устанавливая факты литературного и личного общения Гоголя с Пушкиным, исследователь почти ничего не говорит об общности их эстетических позиций. Чтобы показать студентам различные методы исследований, преподаватель, несколько нарушая хронологическую последовательность, обращается к небольшой работе В. В. Гиппиуса «Заметка о Гоголе. III. Вариант Хлестакова», написанной в 1941 г.[418]. В ней всего три страницы, на которых автор сумел сказать много нового и значительного. Она расширяет представление о Гоголе–художнике, перенося нас в творческую лабораторию автора «Ревизора». Исследователь ссылается на указание Гоголя о независимости его художественных образов от реальных прототипов, на то, что писатель называл свой метод создания характеров методом «соображения», с помощью которого он объединяет в одном лице множество черт, присущих разным людям. В то же время исследователь обращает внимание на слова писателя, сказавшего, что соединение этих «разбросанных» черт и характеров «часто попадается в натуре». Это обусловило пристальное внимание литературоведа к отысканию реального прототипа Хлестакова. И он делает открытие — обнаруживает его в Сенковском.
В. В. Гиппиус говорит, что характеристика Сенковского в статье Гоголя о журналистике перекликается с характеристикой Хлестакова и в комедии, и в высказываниях писателя о нем:
1) в характерах и костюмах, при всех изданиях «Ревизора»;
2) в письме к М. С. Щепкину от 10 мая 1836 г.; 3) в «Отрывке из письма к одному литератору» (окончательная редакция — 1841 г.) и 4) в «Предуведомлении» для актеров (1846). На первом этапе работы ни одно из этих высказываний Гоголя о Хлестакове не привлекалось. Теперь студенты убеждаются в их значении.
В конце своей небольшой заметки В. В. Гиппиус анализирует черновые и окончательные тексты «Ревизора». Мастерство, с которым он это делает, — прекрасный образец для студентов. Следуя от одной редакции «Ревизора» к другой, исследователь показывает, как Гоголь устранил явные намеки, относящиеся к редактору «Библиотеки для чтения», но сохранил психологическое сходство Хлестакова–литератора с Сенковским.
Обе статьи исследователя — образец лаконизма и изящества литературоведческого анализа, стройности и продуманности концепции.
О Сенковском (Брамбеусе) — Хлестакове подробно говорится в книге Э. Л. Войтоловской «Комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Комментарий»[419]
Далее следует анализ статьи Н. И. Мордовченко «Гоголь и журналистика 1835—1836 гг.»[420]. Н. И. Мордовченко сумел отлично показать самую существенную и принципиальную сторону разногласий между журналистами указанного периода — общественную и идейную сторону борьбы «Телескопа» и «Молвы» с «Московским наблюдателем», которая рассматривается им как «замечательнейший по принципиальности спор об идейности и содержательности искусства»[421]. Студенты увидят, что в центре внимания исследователя стоит тот самый вопрос об отношении Гоголя к «Московскому наблюдателю» и его критику Шевыреву, который не был до конца прояснен на первом этапе работы.
Тогда для них было очевидным только то, что Гоголь и Белинский, безусловно близкие по основным воззрениям на искусство, различно относились к критику «Московского наблюдателя» и его деятельности.
Н. И. Мордовченко по–новому решает вопрос об отношении Гоголя к «Московскому наблюдателю», анализируя различные течения внутри журнала. Позиция левой группы журнала особенно отчетливо выясняется в рецензии Н. Ф. Павлова (за подписью «— О —») на комедию М. Н. Загоскина «Недовольные» и в статье В. П. Андросова о «Ревизоре» Гоголя. Андросов не только одобрял комедию Гоголя, он поддерживал ее обличительную направленность.
Постепенно студенты начинают понимать, что характеристика левой группы «Московского наблюдателя» очень важна для концепции Н. И. Мордовченко, так она органически сливается с его трактовкой творчества Гоголя. По мнению исследователя, основная мысль статьи Андросова близка самому Гоголю, хотя по своему объективному значению «Ревизор», как и все, созданное Гоголем в это время, шире и больше того, что хотел воплотить в нем автор.
Как проходит в аудитории работа по анализу статьи Н. И. Мордовченко? Концепцию автора излагают студенты. Преподаватель следит за тем, чтобы студенты правильно поняли позицию исследователя. Возникает спор о концепции Н. И. Мордовченко, который говорит о том, что автор «Ревизора» выступал с критикой одних только «злоупотреблений» при сохранении основ существующего строя.
В процессе беседы со студентами преподаватель будет направлять их к художественным текстам Гоголя. Он покажет, как обедняет толкование Н. И. Мордовченко комедию «Ревизор», повести «Нос», «Невский проспект», «Записки сумасшедшего», «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» и др.
Необходимо, чтобы студенты искали ответы на вопрос о том, что хотел сказать художник, в первую очередь в текстах его произведений. Студенты почувствуют, что в ту формулировку, которую предложил Н. И. Мордовченко, не может уместиться ни одно–из произведений Гоголя. Трудно поверить, что автор субъективно не выступает в них с критикой всей системы управления в целом, всего бюрократического строя, социального и нравственного подавления человека. Преподаватель рекомендует студентам новые работы о «Ревизоре» развивающие иную точку зрения[422].
Это, однако, не значит, что позитивная программа Гоголя была близка формирующейся в это время позиции революционной демократии в лице Белинского, Герцена и других. О воззрениях Гоголя в 1830–е годы говорит упомянутая выше работа Ю. Лотмана, к которой и отсылаем студентов[423].
Несомненно, что студенты укажут на глубокие противоречия, таящиеся в творчестве Гоголя.
Все это вопросы большие и в данный момент в аудитории, безусловно, неразрешимые. Преподаватель укажет, что статья Н. И. Мордовченко написана в 1936 г., и с момента ее опубликования прошло почти сорок лет; за это время создана огромная литература о Гоголе, которая ставит и по–разному решает кардинальный для понимания всего творчества Гоголя вопрос — о противоречиях Гоголя. Но даже если студенты не смогут разобраться во всей сложности рассматриваемых вопросов, важно уже то, что разбор статьи Н. И. Мордовченко привел их к сознанию необходимости их решения.
Обращаясь к концепции Н. И. Мордовченко, студенты начнут с характеристики, которую дает исследователь правым кругам «Московского наблюдателя»: они укажут, что и Шевырев, и Погодин не только не принадлежали к «недовольным», за которых вступился Н. Ф. Павлов, но именно в эту пору заметно правели, приближались к официальной идеологии. Студенты на первом этапе работы знакомились с критическими статьями Шевырева, его выступлениями за «светское» направление литературы, его «теорией комического», изложенной в статье о «Миргороде». Статья Н. И. Мордовченко обогащает их рядом других фактов: они узнают об отрицательном отношении Шевырева и Погодина к комедии Гоголя «Женитьба», об отказе Шевырева писать рецензию на «Ревизора», которого, по словам Белинского, он именовал «грязной комедией» и т. д.
Чем же объясняет Н. И. Мордовченко симпатии Гоголя в начале 1830–х годов к Шевыреву? Исследователь считает, что Гоголь тогда был близок к романтической эстетике, к шеллингианскому любомудрию, которое пропагандировали «Мнемозина» и «Московский вестник». Преподаватель поясняет, что Н. И. Мордовченко опирается здесь на письмо Гоголя к Шевыреву (X, 354—355), в котором Гоголь пишет, что в пору своего учения он считал «Московский вестник» одним из лучших русских журналов и высоко ценил авторитет Шевырева. Отмечаем, что, по мнению автора статьи, Гоголь в течение 1830–х годов все дальше отходил от этих позиций. «С шеллингианством, — говорит Н. И. Мордовченко, — эстетика Гоголя не совпадала».
Статьи Шевырева о Гоголе, в свою очередь, свидетельствовали о том, что в пору «Московского наблюдателя» Шевырев не принимал эстетических принципов Гоголя: ни его установки на «низкую» действительность, ни его критической позиции.
«Гоголевский реализм, — пишет Н. И. Мордовченко, — вырастал и вызревал на том материале, который Шевырев объявил «или прошлым столетием, или смешной мечтой автора».
Анализируя статью, написанную много лет назад (например, указанную статью Н. И. Мордовченко), преподаватель должен суметь показать студентам, в чем данный исследователь явился новатором, чем он обогатил литературоведение, что осталось от его работы сегодня. Так, например, точка зрения Н. И. Мордовченко о различном отношении Гоголя к двум группам журнала «Московский наблюдатель» не находит в настоящее время основательных подтверждений. С другой стороны, большая заслуга исследователя в том, что он одним из первых в литературоведении правильно поставил вопрос о творческом взаимодействии Гоголя и Белинского. Именно гоголевские эстетические принципы, изложенные им в статье «Несколько слов о Пушкине» и неприемлемые для Шевырева, пропагандировались Белинским[424]. «Статью Белинского «О русской повести и повестях Гоголя», — пишет Н. И. Мордовченко, — следует рассматривать как антитезу статьи Шевырева». Здесь Белинский оригинально толковал шеллингианскую эстетику, выходя за ее рамки.
Эти мысли Н. И. Мордовченко получили дальнейшее развитие в советском гоголеведении.
Н. И. Мордовченко не аргументирует подробно своего верного и важного положения для постижения Гоголя этого периода: на протяжении 1830–х годов Гоголь все дальше отходил от Шевырева и все более приближался в своих теоретических высказываниях к эстетической концепции Белинского.
Таким образом, студенты видят, что вопрос об отношении Гоголя к Шевыреву и Белинскому в их полемике является чрезвычайно существенным и важным для понимания Гоголя 1830–х годов. Н. И. Мордовченко считает, что Гоголь на раннем этапе своего творчества по своим эстетическим и художественным позициям примыкал к романтической эстетике Шеллинга (отсюда его симпатии к «Московскому вестнику» и близость к теоретическим позициям Шевырева). В дальнейшем Гоголь стремится к поэзии «обыкновенного», к «жизни действительной» н отвергает шеллингианскую эстетику. В 1830–е годы Гоголь, несомненно, уходит от Шевырева и все ближе подходит к Белинскому, к его эстетическим принципам. Но высоко ценить Белинского Гоголь начинает не сразу, а только с появлением статьи «О русской повести и повестях Гоголя». Очень важна была для Гоголя, по мнению Н. И. Мордовченко, статья Белинского «И мое мнение об игре Каратыгина».
Н. И. Мордовченко говорит о том, что, сближаясь все более с эстетическими позициями Белинского, Гоголь тем не менее не может принять активно враждебного отношения критика к «Московскому наблюдателю» и к Шевыреву.
Точка зрения Н. И. Мордовченко, несомненно, углубляет выводы, сделанные студентами. Она говорит о противоречиях во взглядах Гоголя даже в эпоху наивысшего подъема его творчества. Противоречивые позиции Гоголя помешали писателю заявить публично свое одобрение критической деятельности Белинского— идейного противника Шевырева и «Московского наблюдателя».
Методы работы со студентами на втором этапе достаточно выяснены выше. Остановимся теперь на рассмотрении со студентами недостаточно аргументированных гипотез — на примере статьи О. Г. Мельниченко «Гоголь и Белинский»[425].
О. Г. Мельниченко строит свои выводы о влиянии статьи Белинского «Ничто о ничем» на статью Гоголя о журналистике на основании ошибочной посылки. Автор утверждает, что письмо Гоголя к редактору «Современника» А. С. Пушкину было написано после цензурного разрешения на все разделы статьи Белинского, т. е. в 20–х числах марта 1836 г. В этом письме упоминалась статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году». Работа О. Г. Мельниченко появилась в 1950 г., т. е. за два года до выхода в свет XI тома Полного собрания сочинений Н. В. Гоголя, в котором уточнена дата упомянутого письма: 2 марта 1836 г. К этому дню Гоголь, в основном закончивший свою статью, не мог еще знать статьи Белинского в целом и вряд ли испытал на себе ее влияние. Об этом же говорит и А. С. Долинин[426].
Студенты наглядно убеждаются в том, что одно только уточнение даты разрушает аргументацию О. Г. Мельниченко: Гоголь не мог знать статьи Белинского, и совпадение их позиций было обусловлено глубокой общностью их воззрений на журналистику эпохи, большой близостью их эстетических позиций. И тем не менее в статье О. Г. Мельниченко именно в этом отношении имеются интересные мысли. Она пишет, что «формирование материалистического, революционного мировоззрения крестьянского демократа Белинского шло, опираясь во многом на творчество Гоголя». Однако и уточнение даты письма все же не может служить основанием для окончательного решения вопроса о влиянии мыслей статьи Белинского на статью Гоголя. Требуется выяснить множество обстоятельств.
Последующие выступления студентов связаны с анализом ряда работ, в частности с обобщающим исследованием С. И. Машинского[427], расширяющим представление студентов о творчестве и идейных позициях Гоголя. В своей книге С. И. Машинский отвечает на ряд вопросов, поставленных ранее перед студентами.
С большим оживлением может пройти обсуждение статьи А. С. Долинина[428]. Статья написана очень живо и увлекательно. Автор наглядно показывает единство позиций Гоголя и Белинского и значение их борьбы с реакционной журналистикой, в первую очередь с «Библиотекой для чтения». Студенты сами и с помощью преподавателя могут показать, что А. С. Долинин вносит много любопытного и нового в толкование уже известных им фактов. Так, например, письмо Гоголя к Погодину, в котором Сенковский сравнивается с пьяным гулякой, «очертя голову» разбивающим весь «благородный препарат» кабака, А. С. Долинин трактует как иносказательное изображение Гоголем всей деятельности Сенковского в журнале, где он самоуправно кромсает творения писателей Запада и беззастенчиво «исправляет» русских литераторов, не трогая только таких, как Пушкин, Гоголь, Жуковский. А. С. Долинин высказывает предположение, что Анна Андреевна в комедии Гоголя говорит не о редакторе «Библиотеки для чтения» Сенковском–Брамбеусе, а о герое повести Павла Павленки «Барон Брамбеус» —улане и хвате, который в угоду помещику–провинциалу, желавшему выдать свою дочь за литератора, именует себя бароном Брамбеусом и благодаря этому преуспевает в сватовстве.
Много интересного добавляет А. С. Долинин в картину журнальной борьбы 1830–х годов анализом статьи о «Ревизоре», помещенной в «Библиотеке для чтения». Ею Сенковский мстил Гоголю за выступление против него в комедии. Открыто против Гоголя Сенковский выступил значительно позже, написав статью о «Мертвых душах», в которых ставил Гоголя ниже бульварного романиста Поль де Кока и назвал поэму безнравственным и карикатурным произведением.
В. Г. Березина[429] вводит в научный обиход новый материал: в фондах Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова–Щедрина ею обнаружен необычный экземпляр первого номера «Современника». В этом экземпляре то же число страниц, та же дата цензурного разрешения — 31 марта 1836 г., как и во всех прочих экземплярах этой книги. Но в нем иначе сверстаны страницы с 296 по 319 — весь раздел «Новые книги». В этом экземпляре нет заключительной заметки к разделу «Новые книги». Статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» по–прежнему оставалась без подписи, но в оглавлении стояло имя Гоголя. На стр. 82—83 сфотографированы два оглавления «Современника» 1836, т. I — экземпляра Г. П. Б. (оглавление с именем Гоголя при статье «О движении журнальной литературы») и обычный экземпляр (оглавление без имени Гоголя при статье «О движении журнальной литературы»), В. Г. Березина считает, что вычеркнул из оглавления имя Гоголя и внес другие изменения Пушкин, и сделал он это до 8 апреля, до отъезда на похороны матери: Пушкин стремился оградить Гоголя от «возможных оскорбительных выпадов «Библиотеки для чтения» перед 19 апреля 1836 г. — премьерой его комедии «Ревизор» в Александрийском театре.
Студенты убеждаются в том, что, хотя интересующие их вопросы разрабатываются углубленнее, они решаются еще по–разному и к окончательному ответу литературоведение пока не пришло. Окончательный ответ могли бы дать корректурные листы «Современника», подписанные к печати автором статьи и редактором журнала, из которых стало бы ясно, кто внес изменения в журнальный текст статьи. Но корректура не сохранилась.
После обсуждения работ советских литературоведов руководитель занятий подводит итоги:
1. Вопрос о том, была ли статья Гоголя программной статьей «Современника», представляется в основном решенным.
В. В. Гиппиус, Н. И. Мордовченко, С. И. Машинский, А. Н. Степанов[430], В. Г. Березина убедительно показали, что статья Гоголя близка к позиции Пушкина, но программной статьей журнала она могла бы считаться с большими оговорками. Обусловлено это, с одной стороны, тактическими соображениями редактора журнала, а с другой, — несомненно, большей, чем у Гоголя, широтой взглядов Пушкина на Белинского и Шевырева (о чем писали Н. И. Мордовченко, С. И. Машинский и В. Г. Березина).
2. Вопрос о «Письме к издателю» А. Б. и о «Примечании издателя» выяснен в работах В. В. Гиппиуса, А. Н. Степанова, В. Г. Березиной.
3. Вопрос об отношении Гоголя к критической деятельности Шевырева и Белинского, освещенный в статьях Н. И. Мордовченко, С. И. Машинского, А. Н. Степанова, В. Г. Березиной, окончательно не решен до сих пор. Он тесно связан с оценкой идеологических позиций Гоголя в 1830–е годы, для выяснения которых нужна большая работа. Не решен также вопрос об отношении Пушкина к критической деятельности Шевырева.
Дальнейшее изучение журнальной борьбы 1830–х годов поможет яснее определить позиции Пушкина, Гоголя, Белинского в этой борьбе. Непочатый край работы перед будущими исследователями «Современника», «Телескопа», «Московского наблюдателя» и других журналов того времени.
Заключительные выводы по теме преподаватель поручает сделать небольшой, но хорошо подготовленной группе студентов, которым рекомендуется прочитать и продумать статью Н. Н. Петруниной и Г. М. Фридлендера «Пушкин и Гоголь в 1831 — 1936 годах»[431]. Статья эта подводит итоги и дополняет многие из затронутых на практических занятиях вопросов темы.
Какое значение имеет такой тип практических занятий?
Все глубже и глубже знакомясь с темой, студенты выступают с возражениями тому или другому исследователю по отдельным вопросам или даже по концепции в целом. Не соглашаясь с его доводами, они выдвигают свою аргументацию. Часто материал практических занятий побуждает студентов к выбору темы курсовой или дипломной работы. Именно на практических занятиях надо раскрыть перед студентами тему так, чтобы они ощутили перспективу дальнейшей работы над ней. Студенты должны понять, что изучение многих вопросов далеко не окончательно, ряд проблем еще не решен и что в их разработке и они смогут принять участие. Практические занятия расширяют также представление студентов об историографии вопроса, знакомят их с исследованиями, которые вошли в основной фонд литературоведения, заставляют думать о дальнейших путях развития науки.