VIII

1

Своеобразной модернистской вариацией на тему поименного списка поэтов с числовыми показателями и удостоверением звездного статуса автора, стали стихи в формате «Нас столько-то…», впервые примененном, по-видимому, Пастернаком — в «Нас мало. Нас, может быть, трое.» (1921):

Нас мало. Нас, может быть, трое

Донецких, горючих и адских

<…>

Мы были людьми. Мы эпохи.

Нас сбило и мчит в караване <…>,

Слетимся, ворвемся и тронем,

Закружимся вихрем вороньим,

И — мимо! — Вы поздно поймете.

Так, утром ударивши в ворох

Соломы — с момент на намете, —

След ветра живет в разговорах

Идущего бурно собранья

Деревьев над кровельной дранью.

Заглавная строчка восходит к словам пушкинского Моцарта (Нас мало избранных, счастливцев праздных), освящающим сосредоточение не на покойных классиках, а на живых сподвижниках. Идея магического числительного взята из, так сказать, дантовского репертуара, однако самого списка подразумеваемых поэтов в пастернаковском стихотворении нет, как нет и перифрастических отсылок к ним, — посвященному читателю предлагается интерактивно вычислить самостоятельно, что наряду с автором имеются в виду Маяковский и Асеев.

2

Сорока годами позже Ахматова написала свою вариацию — «Нас четверо. Комаровские наброски» (1961):

                        Ужели и гитане гибкой

                     Все муки Данта суждены.

                                                    О. М.

       Таким я вижу облик Ваш и взгляд.

                                                    Б. П.

                                    О, Муза Плача.

                                                   М. Ц.

<…> Все мы немного у жизни в гостях,

Жить — этот только привычка.

Чудится мне на воздушных путях

Двух голосов перекличка.

Двух? А еще у восточной стены,

В зарослях крепкой малины,

Темная, свежая ветвь бузины…

Это — письмо от Марины.

Налицо изысканная каталогическая техника:

• список собратьев по перу прописан, с многозначительной аббревиатурностью, инициалами в эпиграфах, взятых из стихов трех поэтов о четвертом — самой Ахматовой, а благодаря Мандельштаму находится место и имени Данте — родоначальника топоса;

• одно числительное (четверо) вынесено в заглавие, другое (двух) появляется дважды, в режиме переспроса, как бы реализуя мотив переклички, после чего операция сложения обозначена лаконичным А еще…;

• есть цитатные отсылки к текстам членов списка (воздушные пути — Пастернак, ветвь бузины — Цветаева);

• одно собственное имя, накоротке — без фамилии, замыкает композицию.

3

Эстафету вскоре подхватил Вознесенский — стихотворением «Нас много. Нас может быть четверо…» (1964), посвященным Ахмадулиной:

Нас много. Нас может быть четверо.

Несемся в машине как черти

<…>

Ах, Белка, лихач катастрофный,

нездешняя ангел на вид <…>

В аду в сковородки долдонят

и вышлют к воротам патруль

<…>

Жми, Белка, божественный кореш!

И пусть не собрать нам костей.

Да здравствует певчая скорость,

убийственнейшая из скоростей!

<…>

Нас мало. Нас может быть четверо.

Мы мчимся — а ты божество!

И все-таки нас большинство.

Тема исключительной скорости унаследована из пастернаковского стихотворения, четверо — возможно, у Ахматовой, ангел, божественный и в аду могут отсылать к Данте, сам же перечень не выписан: единственное собственное имя — Белка (= Ахмадулина, адресат посвящения), но подразумеваются еще и Евтушенко и Р. Рождественский.

4

Три последних списка объединяет не только выбор группы «своих» из числа современников, но и характерный отказ от прямого именования — членский состав клуба, то ли тайный, то ли самоочевидный, посвященному читателю предлагается вычислить самостоятельно. Таким образом, каталог не выписывается, а лишь подразумевается, — еще одна вариация на тему виртуальности списков.

Несколько особняком от этой кокетливой эзотерики стоит «Юбилейное» Маяковского (1924):

Александр Сергеевич,

                         разрешите представиться.

                                                           Маяковский <…>

да и разговаривать не хочется

                                             ни с кем.

Только

           жабры рифм

                              топырит учащенно

у таких, как мы,

                        на поэтическом песке. <…>

Мне приятно с вами, —

                                    рад,

                                          что вы у столика.

Муза это

             ловко

                       за язык вас тянет

<…>

Мне

      при жизни

                      с вами

                                сговориться б надо <…>

После смерти

                    нам

                          стоять почти что рядом:

вы на Пе,

              а я

                   на эМ.

Кто меж нами?

                      с кем велите знаться?!

<…>

Чересчур

             Страна моя

                             поэтами нища.

Между нами

                 — вот беда —

                                    позатесался Надсон.

Мы попросим,

                    чтоб его

                                 куда-нибудь

                                                   на Ща!

А Некрасов

                Коля,

                       сын покойного Алеши, —

он и в карты,

                  он и в стих,

                                  и так

                                         неплох на вид.

Знаете его?

                вот он

                        мужик хороший.

Этот

      нам компания —

                              пускай стоит.

Что ж о современниках?!

Не просчитались бы,

                               за вас

                                        полсотни отдав.

От зевоты

               скулы

                        разворачивает аж!

Дорогойченко,

                      Герасимов,

                                       Кириллов,

                                                      Родов —

Какой

        однаробразный пейзаж!

Ну Есенин,

               мужиковствующих свора.

Смех!

        Коровою

                     в перчатках лаечных.

Раз послушаешь…

                           но это ведь из хора!

Балалаечник!

<…>

Ну, а что вот Безыменский?!

                                          Так…

ничего…

             морковный кофе.

Правда,

           есть

                  у нас

                         Асеев

                                  Колька.

Этот может.

                  Хватка у него

                                      Моя <…>

Были б живы —

                       стали бы

                                     по Лефу соредактор

<…>

Вы б смогли —

                      у вас

                              хороший слог <…>

«Юбилейное» сочетает

• ориентацию на авторитетнейший тип каталога в буквальном смысле слова — (литературную) энциклопедию;

• побуквенное обыгрывание ее текстуальной — алфавитной — организации и вообще работы со словником — набором имен;

• не только включение в список нужных имен, но и вызывающее вычеркивание из него ненужных (вспомним читательский формуляр Татьяны в Пятой главе «Онегина»); и

• дантовскую установку на причисление себя к сонму великих теней (в лице Пушкина и Некрасова), но с футуристическим обращением парадигмы, — путем не столько собственного вступления автора в клуб признанных, сколько снисходительного приема Пушкина и Некрасова в число «своих» (вплоть до готовности доверить Пушкину работу в Лефе).